Весна, которой нам не хватит (СИ) - Летова Ефимия. Страница 61

- Почему вы не идёте домой? – зря я к ней прицепилась, но наша всегда такая безукоризненная директриса, будучи всклокоченной, с тёмными следами туши под глазами и размазанной около рта помадой, невольно вызывала жалость. Кротовы взрослые! Вместо того, чтобы заручиться их советом, их же приходится и утешать.

- Там никого нет, – глухо ответила малье Лестор.

- Здесь тоже.

- Здесь не так. Одиночество дома и одиночество на работе – это совершенно разные одиночества! Ты ещё молода и ничего не понимаешь. И, даст Огненная лилия, не поймёшь. Здесь и не должно никого находиться в это время. А дома… должна быть семья. Если её нет, пустота болит, как ампутированная рука. Фантомная боль.

- Разве пустота может болеть?

- Ещё как.

Я подумала, что именно это и чувствовала сейчас, в отсутствие Эймери, и села в кресло напротив.

- У вас же есть муж?

- Муж… Что муж. Берт Лестор старше меня почти на пятнадцать лет. Он дал мне многое, вытянул из пропасти отчаяния после предыдущего брака. Дал это место – у него большие связи в Сенате. Но я у него шестая жена, - она горько рассмеялась. – Надолго его страсти не хватило. Он сразу предупреждал… Так что официально мы ещё не разведены, у нас прекрасные… дружеские отношения, но дома он меня не ждёт. Никто не ждёт. Сегодня день рождения моего сына. Мог бы быть.

- Но у вас есть ещё родственники, – тихо сказала я. – Родители… братья или сёстры.

- Им на меня наплевать.

- Сделайте первый шаг!

- Уже делала. Правда, бывший муж недавно приходил, просил денег, – она пьяно захихикала.

- Вы же ещё не старая. Почему вы зачеркиваете своё будущее?

- Нельзя строить дом на яме. Ладно, забудь. Ты-то что хотела?

- Отпроситься на завтра, – почему-то я не рискнула спрашивать об Эймери.

- Хоть до экзаменов гуляй, – вяло кивнула директриса. – Невеста…

***

- Вы к кому? – строго спросил меня молоденький охранник на входе в Сенатский цилиндр. – Представьтесь, пожалуйста.

Потом он долго шуршал какими-то бумагами и листами и, наконец, поднял на меня слегка виноватый взгляд.

- Малье, ваше имя есть в списках, вот только мальёка Карэйна нет на месте.

- А когда он вернётся?

- Не могу знать, малье. Его нет уже как минимум две недели.

- Так узнайте! – в отчаянии воскликнула я, а потом добавила, чувствуя, как в уголках глаз скапливаются слёзы от усталости, недосыпа и разочарования. – Пожалуйста. Это очень важно…

Охранник заколебался, наверное, ему хотелось выглядеть перед молоденькой девчонкой этаким всемогущим спасителем-помогателем, но отлучаться с рабочего места и приставать с вопросами к занятым работникам Сената тоже не хотелось.

- Малье Флорис? – я медленно повернулась, успев мысленно отметить только то, что говорящий был мне знаком. Ещё не хватало нарваться на сенатора Крайтона, а потом опять отчитываться перед Армалем, что я тут делала и почему без него! Впрочем, этот хриплый каркающий голос принадлежать дяде Армаля никак не мог.

- Какая приятная встреча!

В паре метров от меня, в сопровождении пары, как всегда, невыразительных и хмурых охранников стоял Мирук Трошич. В пыльном поношенном плаще, сам по себе поношенный и пыльный, но безмятежно, даже невинно улыбающийся.

- Какие-то проблемы? Чем-то могу помочь?

Я едва удержалась от того, чтобы броситься ему на шею.

- Мальёк Карэйн… Встреча… Договаривались… А он!

- Ах, вы, маленькая любительница большой науки… Мальёк Карэйн, боюсь, пока что недоступен для общения. Вы же сами могли видеть, что состояние его здоровья, гхм, далеко от идеального, так что…

- Он умер? – безжизненно спросила я, потому что выслушивать долгие предисловия не было никаких сил.

- Умер? О, нет, во всяком случае, я о таком не слышал. Но от работы его отстранили, ох, уж эти трудоголики! Казалось бы – сиди ты в своей лаборатории или библиотеке, но нет – ему и бумажная работа была по душе! Простите, дорогая, я вас разочаровал? Может быть, вам может помочь кто-то другой? Может быть, я?

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

- На самом деле я просто хотела… – я споткнулась на собственной фразе. Что я хотела? Поговорить? Да, пожалуй. Поговорить с кем-то, кто знает о скверных, знает об Эймери и не шугается этих тем?

Но верховный сенатор тоже должен всё это знать. Тем более, оппозиционный сенатор. И хотя Эймери относился к нему с каким-то пренебрежительным скепсисом, нельзя было отрицать, что Трошич многое мог. В том числе и узнать.

А ко мне он, кажется, испытывал симпатию.

- Могли бы вы уделить мне немного времени?

Сенатор Трошич смотрел на меня со своей обычной нарочито милой, немного снисходительной улыбкой, но рядом с ним меня никак не отпускало ощущение сосуда с двойным дном. Возможно, вовсе не общение с юной малье, а маленькая месть оппоненту – дружба с невестой племянника – доставляла ему искреннее удовольствие.

- Такой прелестнице отказать невозможно. Где бы нам поговорить… В моём кабинете? Но там так пыльно и неуютно… К тому же здесь везде лишние глаза и уши. А впрочем, есть одно неплохое местечко, и сейчас там никого не должно быть. Небольшое кафе, минут десять пешком отсюда. У него нет даже названия, но вы легко его узнаете – над входом флюгер в виде большого чайника. Оно, ха-ха, так и называется среди своих: «Чайник». Хозяин – мой старый друг, нас не побеспокоят. Подождите меня там, я отдам соответствующие распоряжения и скоро приду.

***

Кафе я отыскала без труда. Пришла туда первая, и такой же пожилой, как и опальный сенатор, лысоватый хозяин после соответствующих разъяснений без лишних вопросов проводил меня в отдельную комнатку, принёс восхитительно ароматный молочный чай – Ноэль бы это понравилось – в щербатой кружке. К чаю прилагались сероватые, совершенно не презентабельные печененки, тающие во рту и оставлявшие умопомрачительное послевкусие ванили с лёгкой горчинкой. Я подумала, что пренебрежение к внешнему в угоду богатому внутреннему содержанию было отличительной чертой сенатора Трошича.

Ждать пришлось недолго, сенатор появился, причем один – верные стражи остались за стеной. Трошич долго снимал своё пальто, грел, покряхтывая, пальцы, обхватив кружку, вдыхал тёплый пар и жаловался на неизлечимый артрит и сырую погоду.

- Ну-с, милая моя, а не подскажите ли вы мне сперва, почему вы не обратились к Корбу? Я Верховный сенатор, да только на словах, а подлинная власть, деньги, связи – всё у него. Я не жалуюсь и даже не ворчу, предположим, Корб бы никогда не пришёл вот так в «Чайник», не по статусу ему, а я – запросто, так что у всего есть свои плюсы. Но мне интересно.

- Я не хотела бы беспокоить мальёка Крайтона вопросами, которые ему… неинтересны.

- Зато интересны вам, – хмыкнул Трошич. – Что ж. Спрашивайте. И не беспокойтесь о конфиденциальности, я уже не в том возрасте, чтобы находить удовольствие в этих играх.

Я засунула в рот печенье, чтобы взять ещё несколько секунд на «подумать». Может ли Трошич вопреки своим словам заложить меня Крайтону? Конечно, может.

Но не наплевать ли мне на это в высшей степени?

- В нашем Колледже в последний день зимы убили преподавателя, – наконец, сказала я. – Было подозрение, что в деле замешаны неустановленные скверные. В помощь расследованию был приглашён один скверный, с даром чтения памяти вещей… Вы слышали эту историю?

Трошич кивнул, всё ещё любезно улыбаясь, но глаза у него стали… холодные, настороженные. Впрочем, возможно, мне это только показалось.

- И выяснилась странная вещь. Оказалось, что преподаватель – сам скверный. Однако ему не стёрли дар в двадцать один год, если не ошибаюсь, ему было около сорока. Тридцать восемь. При этом его мать утверждала, что семья не скрывала дар сына, к нему приходили сотрудники из отдела научной магицины. Однако скверному, которого привлекли к расследованию, об этом почему-то не сообщили. Я думала об этом, и у меня в целом создалось впечатление… Ну, неважно, я просто хочу понять. Сведения о легальных скверных засекречены?