Весна, которой нам не хватит (СИ) - Летова Ефимия. Страница 74

- Вот именно. Я теряю тебя, и я не могу и не хочу это принимать. Я уже десять лет только тебя и жду. Ненормального, скверного, тощего глиста, только тебя. Я хочу быть твоей. Не лишай меня этого.

- Хортенс! – выкрикнул он наконец, и этот голос был как пощёчина. – Ты. Выходишь. Замуж! Ты знаешь, что делают жена и муж в первую брачную ночь? Ты знаешь, что даже в нашей чудесной, гуманной и прогрессивной Айване в высшем обществе непорочность невесты имеет большое значение?

- Ты идиот, – процедила я. – Конечно, я знаю, сколько раз ты мне это твердил! Какое мне дело до скандалов и пересудов? Пошло оно в задницу, это твоё высшее общество. Хочешь, я весь Колледж сейчас соберу и скажу им, что люблю тебя? Ты думаешь, что через день после того, как... ты думаешь, я буду лежать в одной постели с Армалем? Буду заниматься с ним любовью? Какой же ты придурок, Эймери Дьюссон!

- Не порти свою жизнь!

- Посмотри на меня.

Эймери мотнул головой, а потом действительно посмотрел на меня, всё ещё полностью одетую, но с расстрёпанными волосами и раскрасневшуюся.

- Что ж, я хотя бы попыталась. Впрочем… Ты просто меня не хочешь. Я всегда была под рукой – и только. Ты меня не любишь. И, может быть, боишься. Трус. И дурак.

Он открыл было рот, но я толкнула его – попыталась, снова приподнялась на локтях, встретившись с ним лицом к лицу. Теперь он поцеловал меня сам, а пальцы заскользили по голени, бедру, задирая юбку.

- Я хочу тебя. Здесь. Сейчас. Всегда, – его пальцы мягко, но настойчиво сдвигали разделяющую нас ткань. Впрочем, её было не так уж много, и пару секунд спустя я резко выдохнула, пытаясь расслабиться и не бояться. Открыться ему полностью, так, как я и хотела. – Но ты заслуживаешь большего. Шёлковых простыней. Мягких перин и подушек. Кружевного пеньюара. Чтобы тебя раздевали медленно, благоговейно, а вокруг пахло розами. Принцесса...

- Н-ник-какая не п-принцесса.

Как же это было приятно. Волнующе. Совершенно ни на что не похоже, пугающе – и в то же время уютно. Потому что с ним. Наверное, всё должно было произойти как-то иначе. Романтичнее, пафоснее, драматичнее. Как в романах: чтобы потолок шатался, и ангелы пели свои ангельские песни. Но нет. Всё произошло гораздо проще и... веселее, как ни абсурдно это звучит.

Я не пожалела ни о чём. Эймери целовал моё лицо и плечи, пока я помогала ему стянуть с себя платье и всё, что было под ним. Всё без остатка. Соприкосновение обнаженной кожи – моей, горячей, и его, холодной – было сравнимо с погружением в ледяную воду, когда обжигаешься холодом. Все наши невинные ласки до этого ничего не стоили с этой беспощадной близостью.

А мне хотелось быть ещё ближе.

Он целовал каждую мою родинку, каждый изгиб, так, что волоски на коже вставали дыбом, а я касалась его тела, давних царапин и крошечных шрамиков. Уродливый шрам на бедре имел место быть, действительно внушавший невольную оторопь: мертвая полоса сантиметров пятнадцати в длину, глубокая, мерзко-розовая. Отчетливо виднелись белёсые следы стежков.

Я не могла представить, что кожу можно зашивать, как ткань, иглой и ниткой.

- Ты заслуживаешь большего, – повторял он, исследуя, лаская, трогая моё тело, такое податливое, послушное, полностью для него открытое.

- Ты заслуживаешь прожить эту жизнь целиком, – отвечала я.

- Иногда бывает, что один миг стоит целой жизни.

- Надеюсь, отец не зря водил к тебе всяких ночных тальп и ты знаешь, что делать дальше, после того, как мы разделись? Потому что я – без понятия, если честно, – я прикусила его за ухо.

- Главное, помни: шутки про глистов уже неуместны.

Мы засмеялись, и смех ничего не ломал, не нарушал. С ним было можно и хохотать, и плакать – но смеяться всё-таки было лучше.

- Ну же, малявка Хортенс, перестань хмуриться. Я не жалею ни о чём, ну, почти, кроме всяких мелочей вроде жизни и смерти. Я люблю тебя.

- Правда? – тупо переспросила я, чувствуя, как он мягко привлекает меня к себе. – Нет, серьезно?

- Серьёзнее некуда.

- Мне страшно, – сказала я ему. – Я ещё никогда никого не теряла.

- Мне тоже страшно, – легко ответил Эймери. – Я тоже ещё никогда раньше не умирал.

Странное дело, тогда, два года назад, я поступила, несомненно, правильно, но чувствовала себя так паршиво, хоть в петлю лезь. А сейчас я поступала опрометчиво, глупо, неразумно – и сердце заходилось от счастья и осознания того, что всё на своих местах.

- Хортенс? – Эймери заглянул мне в глаза, а я кивнула и закусила губу, обхватывая его ногами.

- Да, – сказала, отвечая разом на все вопросы. – Да, да, да!

Я не чувствовала ни стыда, ни страха, когда он меня трогал. Везде, сперва совсем невесомо, мягко и бережно, а потом сильнее, настойчивее. И как я ни старалась сохранять здравый смысл, то закусывая губу, то впиваясь ногтями в мякоть ладони, меня уносило.

- Ну же, давай, –шепнула я, глядя в его глаза, серые, как металл. – Давай же...

- Боги, Хортенс! – Эймери закатил глаза. – Ты бы мне ещё инструкцию нарисовала! Со стрелочками...

Мы снова засмеялись, и от этого всё стало... ещё волшебнее. И почти не больно.

______________________________________

Я проснулась, завернулась в одеяло, чуть поморщилась недовольно нывшим мышцам. Сегодня почти не чувствуется, а вот завтра явно...

И в то же время было непривычно хорошо. Расслабленно, сладко, словно после жаркой термы с массажем и купанием в талой мягкой воде. Память о яви приходила постепенно.

Дом Эймери. Кровать Эймери. И я в ней.

Голая, помятая и – голосом отца и матери одновременно – обесчещенная.

...нет, не в том дело. Уже, наверное, миновала полночь. Тридцатое мая. Послезавтра Эймери двадцать один год.

Послезавтра...

Нет, не выйду никуда и его – не отпущу. На сегодня и завтра он мой, и никакая вечность его у меня не украдёт. С этой мыслью я поискала Эймери на кровати – и не нашла.

Подскочила, торопливо наматала на себя сбившуюся в тугой узел простынь и побежала к двери, думая о том, что придётся выскакивать полуголой на улицу. Но – нет. Эймери, полностью одетый, стоял у дверей. Поймал перекошенную от страха меня двумя руками, прижал к себе.

- Привет.

- Куда ты собрался на ночь глядя? - для верности я бросила взгляд в полуоткрытую дверь: темно. В конце мая светлеть начинает кротово рано, так что я не ошиблась, сейчас действительно глубокая ночь.

- Что случилось? Они... они уже за тобой пришли? – ужас охватил меня куда плотнее, чем сползающая простынь. Эймери подхватил и меня, и простынь. Целовал-целовал-целовал, но это не сбавляло мою тревогу. Ничуть.

- Мне нужно кое-куда прогуляться. Я вернусь.

- Посреди ночи? А ну говори немедленно, что произошло!

- Откуда этот приказной тон?! Всегда так с вами, девушками...

- Я же теперь твоя головная боль почти на законных основаниях, о коварный совратитель. Буду требовать верности и заодно отчёта о каждом шаге.

Он улыбнулся, но глаза были серьёзные:

- Помнишь нашу поездку в Джаксвилль?

- Естественно, – нахмурилась я.

- Я тогда оставил на стене записку мелом. Всё знаю, приходи на место смерти Реджеса тридцатого мая. Помнишь?

Кажется, сердце то ли галопом вот-вот поскочет то ли вовсе остановится. Тридцатое мая наступило.

- Ты хочешь сходить в купальню, – я не спрашивала. Утверждала. И тут же закрыла ему рот ладонью:

- Я пойду с тобой!

Эймери явно собирался что-то мне возразить, но я затрясла головой:

- И слушать ничего не хочу!

- Одевайся, – выдохнул Эймери. – Вообще-то я уверен, что там никого не будет, но...

- Но?

- Просто не хочу с тобой расставаться.

Глава 38. Ночная встреча

"Я выжил. Приходи поговорить об Р.С. туда, где он умер. 30 мая"

Какая глупость! Можно подумать, неведомый убийца регулярно посещает развалины Джаксвилля. Какое вообще мальёк Реджес имеет отношение к Джаксвиллю? Он же там не преподавал и не учился. Впрочем, его сестра, Рина, была там директрисой... и умерла. Умерла ли?