Чистилище. Побег - Пронин Игорь Евгеньевич. Страница 4
«Была не была! – пронеслась в голове шальная мысль. – Мне почти восемнадцать, а ведь ни одного мута еще не убил! Пока получалось неплохо. Если бы подойти незамеченным, пока они жрут… Но ведь услышат!»
И тут чавканье и хруст, доносившиеся из-за кустов, сменились рычанием и визгом. Муты сцепились из-за какого-то особенно сладкого кусочка? Дядя Толя, когда в Старой крепости рассказывал страшные истории мелким, говорил, что больше всего они любят мозг. Другие взрослые смеялись: «Слушайте больше Толика, он вам расскажет! Муты жрут все!» Низко присев, готовый рвануться со всех ног назад к клену, Максим все быстрее двигался к недорытой могиле. Кусты покачивались, рычание становилось громче. Осторожно отклонив ветку кистенем, Максим увидел катающийся по траве мохнатый, грязный клубок.
Бородач вцепился зубами в разбитую руку «блондина»! Своими, здоровыми, он ожесточенно драл сородичу пузо, и имей он дело с человеком – давно бы выпустил ему кишки. Но у мутов шкуры прочные. Его более крепкий товарищ лупил бородатого кулаком по ребрам и хребту. В исходе боя у Максима сомнений не было: «блондин» одолеет, хоть и не без потерь. Поэтому, не раздумывая, он подскочил к нему сзади и с размаха ударил кистенем в незащищенный затылок. Брызнула кровь, мут дернулся всем телом, и Максим тут же повторил удар, вкладывая в него всю силу. Тварь снова вздрогнула и затихла.
– А теперь ты! – Максим выставил вперед рог и сделал шаг в направлении отскочившего бородатого. – Ну! Иди!
Присев так, что руки достали до земли, мут смотрел на него жадными, но испуганными глазами. Из перекошенного рта капала слюна вперемешку с кровью. Он прыгнул было вперед, взмахнув когтистыми конечностями, но тут же остановился. Левая рука, по лопатке которой пришлось несколько ударов товарища, двигалась как-то странно.
– Тем лучше! – Максим сократил расстояние и замахнулся кистенем. – Вот я, иди!
И вечный голод мутов оказался сильнее осторожности, в глазах твари блеснула ярость. Он сунулся вперед, и Максим выставил вперед левую ногу, как учили. Миг спустя рог вонзился муту прямо в горло. Теперь удержать его голову и ударить в висок, там кость потоньше! Камень, описав выверенную, отточенную на тренировках кривую, шел к цели, Максим еще подался вперед, не давая хрипящему муту дернуть головой, и в этот момент когтистая лапа стиснула его плечо.
Боль была такой резкой, что Максим едва не испортил удар. Но сморгнув мгновенно выступившие слезы, увидел, как оседает на траву тело. Не думая о руке, он ногой перевернул его, оглушенного, и раз пять ударил изо всех сил: в затылок и в шею. Потом, не теряя времени, вернулся к «блондину» и бил его, пока хватало сил. Но и тогда не остановился до тех пор, пока не загнал в голову каждому лезвие рога целиком и не провернул его там, превращая мозг в кашу.
Совершенно опустошенный, он сделал два шага в сторону – туда, где трава оставалась зеленой, и упал. Сердце колотилось в груди, но Максим чувствовал радость победы. Он смог! Впервые сошелся с мутами один на один, и одолел сразу двоих без чьей-либо помощи! Хотя ему, конечно же, безумно повезло. И все же – это была победа! Ему хотелось немедленно бежать в Цитадель и рассказать об этом всем. А заодно выставить слепым идиотом Косого, который только славится как дозорный, а сегодня прозевал мутов совсем рядом с Цитаделью.
Глава вторая
Решать самому
Дядя Толя говорил, что, когда их группа прорвалась к Старой крепости из далекой Москвы, в лесах еще оставалась дичь. Патронов они на нее не тратили, но тогда у них были арбалеты и два спортивных лука. По его словам, раньше, до того, как случилась Катастрофа и люди стали превращаться в мутов, лесных зверей защищали и не разрешали на них охотиться. Но потом стало все равно: все понимали, что муты придут и сожрут всех, до кого смогут дотянуться. Теперь в лесах разве что белку иногда можно встретить. Ну, и мелочь, что живет в норках: мышек, и тому подобное. Это не считая лягух и насекомых. Даже птичьи гнезда разоряли до тех пор, пока крупных птиц совсем не осталось. У мутов чутье на съестное. А когда жрать нечего, они могут кору с молодых деревьев есть. На другом берегу Осотни рядом с водой и деревьев-то почти не осталось, потому что там проходит тропа миграции тварей. Весной идут на север, будто ищут что-то. А осенью, как сейчас, – возвращаются. Иногда вдоль Осотни, иногда как-то еще. Зимой им нечего жрать, потому что даже травы нет, и тины, и даже землю мерзлую не очень-то полопаешь. Соседи березовские как-то раз рассказывали, что нашли весной замерзшего мута. Якобы он от голода обессилел и замерз. Они решили его зажарить – он ведь промерз и не испортился. Загнали в него крепкий прокаленный кол, да и пристроили над костром. А он оттаял и ожил. Максим даже не знал, верить в такие байки или нет. Спорить не приходилось: муты живучи, как никто, но ведь не лягухи же они!
– Арбалеты! – щурясь на солнце, понемногу начинавшее клониться к западу, Максим перекатился на бок. – Вот бы арбалеты. Тогда набили бы белок и пичуг мелких!
Ему казалось, что арбалет – необычайно точное оружие. Но при бегстве из Старой крепости арбалеты захватить не успели, да и лук в Цитадель попал только один. Максим стрелял из него лучше всех и гордился этим. Ему доверяли это сложное устройство, потому что знали: он будет осторожен и ничего не сломает. Кое-как делали луки и сами, да ничего толкового пока не получалось. Да и как получится без всех этих штук? Кажется, дядя Толя называл их блоками, но и сам не слишком в них разбирался. Он-то и старался делать луки обычные, приговаривая: «Скоро не останется ничего, кроме того, что вы сможете сделать сами». Так-то оно так, но много ли они могут сделать? Пока даже шкуры мутов обрабатывать не очень выходит. У березовцев вроде бы лучше получалось, но они ведь не расскажут, в чем секрет. Еще дядя Толя попробовал из жил мутов делать тетивы, так с тех пор и поступали, ничего нового не придумали. А потом, после бегства и устройства Цитадели, совсем забросили эти выдумки. Хотя Максим мог вспомнить еще, например, как его отец и дядя Толя швырялись камнями из пращи. Ее сделать несложно, вот только точность плохая, в белку не попадешь, да и мута издалека камнем не остановишь. Тут только кистень поможет, и то если тварь сперва остановить факелами или рогатинами. От всех этих мыслей, а еще от осознания того, что дело с похоронами мелких надо все же закончить, настроение у Максима испортилось. Радость победы омрачилась мыслями, которые тревожили его уже очень давно.
– Почему так вышло, что и отец, и мама, и дядя Толя с Новосибом успели пожить в том, хорошем мире? – проворчал он, снова принимаясь рыхлить землю рогом. – Лучше бы не рассказывали! Выходит, что у них там и автомобили были, и самолеты даже, и огнестрел, и одежда теплая – да все, что хочешь! А у нас нет ничего. Живите, детки, не забывайте размножаться. И тогда, может быть, протянете подольше. А может быть, уже завтра любой из вас в мута превратится, ну, кроме мелких и беременных. Так что, скорее всего, вы все равно быстро сдохнете. Но боритесь, выживайте! А зачем?
Он остановился передохнуть и покосился на лежавшие рядом тела. Муты успели разорвать на части оба трупика, внутренности и раздробленные зубами косточки валялись как попало. Трава была покрыта кровью. Если муты будут мигрировать не по дальнему, а по ближнему берегу реки – такое случалось иногда, – то могут и учуять. Все, конечно же, зависело от ветра. Цитадель отсюда не очень далеко, так что разрывшие могилку и возбудившиеся муты вполне могут на нее набрести. Стены пока крепки, но любая осада не сулит ничего хорошего, а кто-то наверняка погибнет.
– Да и наплевать! – вскипел Максим. – У нас Голова управляет, пусть он обо всем думает! Как его раньше-то звали… Я и забыл, тихий он был и незаметный. И теперь такой же. Простил Андрею нарушение табу, а теперь я тут один оказался. Так что же, я виноват буду, если что-то случится? Нет уж, я и так постарался, двоих один прикончил!