Чистилище. Побег - Пронин Игорь Евгеньевич. Страница 47

– Ну вот… – Валька нерешительно ткнул пальцем в маленькую коробку, и кусок пластика с негромким хрустом отвалился. – Ой! Тут еще какие-то обертки…

– Да рви смелее! Если что-то пропало, то уже не вернуть!

Максим буквально разорвал на части большую коробку и в ней обнаружил сильно поврежденную ткань, в которую было завернуто что-то твердое, похоже – металлическое. В ноздри ударил незнакомый запах. В нетерпении продравшись сквозь последнюю преграду, Максим обнаружил два скользких, покрытых какой-то вязкой массой предмета и обомлел. Это были автоматы! Он видел их только в детстве, и тогда они уже не могли стрелять, потому их и бросили в Старой крепости, но он не мог их не узнать. Целых два! Бережно, словно боясь, что оружие рассыплется в прах, он перенес их на траву и обнюхал руки.

– Гадость какая! – поморщилась Алла. – Мыть надо, а то коростой пойдешь.

– Закрой рот!

Рядом с автоматами, в такой же густой слизи, оказались три рожка и целая россыпь патронов. У Максима от счастья закружилась голова, он просто не знал, что делать, и рассеянно попробовал один патрон на зуб. Металл не был ржавым! Грязным, с отвратительным вкусом, липким и склизким одновременно он был, но не ржавым! Максим постарался взять себя в руки.

– Наверняка все сгнило и не стреляет… – забормотал он, рассеянно пытаясь руками отчистить патроны. – Надо помыть… Но все равно…

На него никто не обращал внимания, и Максим поднял голову. Перед Валькой рассыпались кучей ломкие, желтые листки, покрытые едва видимыми буквами, складывавшимися в слова. Валька беззвучно шевелил губами, а Алла смотрела на него так, будто он пел какие-то невыразимо прекрасные песни.

– Что там? – спросил Максим и схватил один листок, который тут же сломался пополам в его пальцах. – Сухие какие!

– Тут песок везде и, кажется, с солью, – растерянно сказал Валька. – Новосиб старался, чтобы влага не проникла. – Эх, тут много всего написано, но я не все буквы помню… И, кажется, тут про то, как они из Москвы сюда ехали. Что-то… «Мрази, закрывшиеся в бункерах, однажды оттуда выйдут, если…» Тут я не понимаю, у него почерк такой, сложный.

– «Мрази» – это кто? – спросила Алка.

– Ну, те, кто в бункере. Только не спрашивай, что такое бункер. Эх, ну какая нам от этого польза?

– А про меня что-нибудь есть? – Девушка стала осторожно подгребать листки к Вальке. – Ты почитай. Про маму есть? Про бабушку есть?

– Ну, конечно! Стал бы Новосиб про какую-то бабушку писать! – вскипел Валька. – Как ты думаешь, когда я читал последний раз? Сама попробуй почитай!

– Уходим, – скомандовал Максим. – Солнце опускается, а ночевать здесь нельзя. Возвращаемся за холм, там не спеша со всем разберемся. Главное – ничего тут не забыть!

Помимо автоматов, рожков и патронов, а также писанины Новосиба, в «Алкином наследстве» оказался отличный нож, который следовало только отчистить, и еще несколько предметов, с которыми решили разобраться позднее. Уже у костра Максим понял, например, что Новосиб оставил внучке свои часы, вот только тикать – Валька сказал, что часы обязательно должны тикать! – они отказывались. Еще были странные стеклышки, сквозь которые было неудобно до боли в глазах смотреть. Лишь недели две спустя, играя с ними, Валька выяснил, что в солнечную погоду с их помощью можно легко развести огонь. Некоторые вещи, кажется, предназначались просто для украшения. По крайней мере, других свойств желтого колечка и желтого же кругляша с красным камушком внутри на хрупкой черной цепочке парни не обнаружили и отдали эти «сокровища» плаксивой Алке. Цепочку она отчистила и носила кругляш на шее, а колечко куда-то спрятала: оно было ей велико.

– Это компас! – уверенно сказал Валька, когда они уже сидели у костра и разбирались с добычей. – Тут стрелка, она показывает на север. Ну, одна из них. А вторая, может, время показывает…

– Я и так знаю, где север… – проворчал Максим, запихивая кое-как отчищенные патроны в рожок. Он не мог понять: пружина должна быть такой тугой или испортилась? В памяти всплывали одно за другим забытые слова: «пружина», «ствол», «затвор»… Когда-то и отец, и дядя Толя ходили с таким оружием в дозоры. – Алка, принеси еще хвороста. Вдруг муты?

– Сам и принеси, – неожиданно грубо отозвалась рыжая, которая все пыталась разобрать дедовы каракули. – Оказывается, это дедушка убил Иеремию. Пишет, что «я этому пророку сколько раз говорил: не баламуть народ! Он не слушал, ну вот я и отправил его на небеса, пусть там с его пророчествами разбираются». На небеса – это ведь как сжечь труп, да? Разве раньше не так говорили?

– Примерно так, – кивнул Валька. – Еще что прочла?

– Про старую жизнь я совсем ничего не понимаю, – вздохнула Алла. – А про Старую крепость пишет, что «эти дуры собрали его пепел, зарыли под камень и ходят тайком молиться. Вот тут я тогда и спрячу посылочку для внучки, которая пока только орет и писается. Сюда наши богомолки не полезут искать, это же их святое место! Надеюсь, Алла, ты это прочтешь, когда вырастешь, и не будешь такой глупой, как твоя мамаша. Ну надо же было удумать: в тринадцать лет рожать! Да еще раньше срока, потому что бабушка твоя, Ниночка, мути… мутировала и ее напугала». Что это за слово?

– Мутом стала, неужели трудно понять? – Максим вщелкнул рожок в вычищенный по мере сил автомат и с дрожью в руках смотрел на него. Стреляет он теперь или просто бесполезный кусок металла? Все ли он правильно сделал? Было страшно. – Зачем он тебе автоматы оставил, не пишет?

– Мне только бабушкино колечко и какой-то «медальон». Остальное для общины. Он писал, что надеется, это поможет нам пережить трудные времена, что скажет маме – молчи, пока все хорошо, а будет плохо, скажи им. Вот так. – Алла пожала худыми плечиками. – Может, мама не так поняла. А может быть, она как лучше сделала.

– Твоя мама – молодец! – уверенно сказал Максим, который от матушки Аллы такого подарка совсем не ждал. – Все правильно сделала.

Он еще раз передернул затвор, и патрон, сверкнув отчищенным от слизи боком в свете костра, отлетел сторону. И тогда там, в темноте, кто-то пошевелился. Максим даже не услышал его, а как-то почуял страх. «Идиоты! На чужой земле, рядом с чужими людьми развели костер, а часовых не выставили! – разозлился Максим сам на себя, вскакивая. – И это я отвечаю за нас всех!»

– Кто здесь?! – крикнул он в темноту.

Валька привычно схватился за кистень, Алла потянулась за горящей головней. Но все трое уже понимали: это не муты.

– Положи оружие! – приказал хриплый голос. – Положи на землю, кому говорю!

– А ты отбери! – рявкнул Максим, неожиданно для самого себя. Он направил ствол в сторону голоса и нажал на крючок.

Автомат затрясся у него в руках, и парень как можно скорее убрал палец. В лесу кричали от боли сразу двое. Максим попятился от костра и, сам не зная зачем, дал еще одну короткую очередь.

– Попробуй отбери! – крикнул он. – Я вас всех перестреляю!

Максим любил вспоминать чувство, охватившее его в тот вечер. Он был готов идти один против всего мира, и старого, и нового. Никто больше не мог заставить его жить не так, как хочет он сам, потому что Максим был вооружен. Они не задержались в землях той общины и не встречались больше с соседями Старой крепости.

«Год идет за годом, а ничего не меняется, – писал Новосиб. – Я со дня на день жду, что мутирую, но со мной ничего не происходит. Зачем я живу? Годы идут, все меньше остается от цивилизации. В радиоэфире тишина. Где люди могут выжить и сохранить культуру, чтобы однажды снова стать хозяевами планеты? Не здесь, в суровом климате. Мутов меньше, но и нам приходится постоянно думать о пропитании. В больших городах? Не верится. Там слишком много мутантов, зато мало земли для пахоты. Ведь без удобрений и техники урожаи стали совсем маленькими. В горах? Может быть, но, боюсь, там, как у нас: все свободное время тратится на выживание. Про джунгли и думать смешно: прожорливые муты их, наверное, уже доели, учитывая, как они размножаются. Может быть, большие острова в теплых морях? Я так и не узнал наверняка, могут ли мутанты жить в соленой воде. Но даже если могут – вряд ли они заплывают далеко от берега. Полагаю, морские жители даже им не по зубам, ведь нет же у тварей плавников, в конце концов! Тогда, может быть, где-то и сохранился очаг цивилизации или даже несколько. Я их уже не увижу, слишком стар и устал ото всего. Но ты, внучка, если вырастешь в этом страшном мире, может быть, при помощи друзей попытаешься найти тех, кто сохранил надежду? Я хотел бы, чтобы ты была среди них. Вот и все. Прости, что мы не смогли остановить Катастрофу, а теперь почти все ушли, оставив вас, молодых, наедине с этим ужасом. Целую в пухлые, слюнявые щечки. Твой дедушка».