Плохая девочка. 2 в 1 (СИ) - Сокол Елена. Страница 65

– Поэтому ты прячешься от него? – С теплотой в голосе спрашивает Виктор.

– Мне нужно накопить сил. – Честно отвечаю я.

Оттолкнуть Кая, глядя ему в глаза, очень сложно. Практически невозможно. И я знаю, что еще не готова, что могу дать слабину, растаять от его прикосновений, от его сладких слов.

– Вам все равно придется встретиться.

– Не хочу думать об этом сейчас. – Вздыхаю я, до боли закусывая губу.

Виктор встает, открывает шторы. За окном догорает закат.

Ничего себе. Закат. Я проспала весь день.

– Ты, наверное, голодна? – Спрашивает он, оборачиваясь ко мне.

– Я ничего не хочу. Вообще ничего.

– Ладно. Мать уйдет, и мы поедим.

– Что ты ей сказал? – Интересуюсь я, приподнимаясь на подушке. Голову начинает понемногу отпускать, и мысли проясняются. – Насчет меня.

– Что ты – моя девушка. – Улыбается Виктор, пожимая плечами. Надо признать, улыбка ему очень идет: его лицо сразу становится красивым, сияющим. – А что мне было говорить?

– Пьяная девица в кожаной юбке, сетчатых колготках и сапогах на шпильке, заявившаяся к тебе в шесть утра и больше похожая на шлюху после смены – твоя девушка? – Беззвучно смеюсь я.

– Как уж есть. – Усмехается он, разводя руками. – Обычно я не вожу к себе девушек, и они не остаются на ночь! Один раз после выпускного здесь была Алинка, но мать тогда уезжала на дачу, а второй раз – это когда приходила Дашка, моя напарница по научному проекту, но у нас ничего такого не было, и вечером она уехала с Ка…

По тому, как кровь отливает от его лица, я понимаю, что Витька нечаянно проговорился и теперь не знает, как выкрутиться.

– С Каем? – Хрипло говорю я.

– Я не знаю, встречались вы уже тогда или еще нет. – Пряча взгляд, отвечает парень.

– Когда это было? – Мне становится трудно дышать.

– Когда его отстраняли на пару недель от тренировок и игр после драки с Лернером…

Кай тогда частенько не ночевал дома, так что очень на него похоже.

– Он своего не упустит. – Тихо произношу я, пытаясь улыбнуться.

– Слушай, прости. – Виктор снова опускается на край постели, вынуждая меня посмотреть на него. – Я не хотел. Вырвалось. Тебе неприятно было это слышать, и я жалею, что ляпнул, не подумав.

– Ничего. – Безжизненно говорю я. – Он целует меня при всех, затем бьет Макса, затем спит с другой девчонкой – вроде все логично. Вполне в стиле Кая.

– Не бери ты в голову. – Чешет затылок Виктор. – Парни они… ну… по-другому устроены. Для него этот… э-э-э… случайный контакт с Дашкой, он ничего не значил. Я уверен.

Я вижу, как парень краснеет от неловкости за друга, и меня это забавляет. У меня не получается удержаться от улыбки.

– Конечно, я понимаю.

В тот момент, когда все мои мысли – каждую чертову минуту – были заняты Каем, он веселился с другой девчонкой, чье имя, уверена, даже не запомнил. Пока я пыталась готовиться к тесту, он обменивался с ней слюной, купался в ее поту, исследовал ее тело руками, глазами, языком, насаживал ее на себя – глубоко и яростно, пока не кончил…

Представив, как Кай тяжело дышит, прижав к себе незнакомку и уткнувшись носом в ее волосы, я содрогаюсь от подступающей тошноты. Мне хочется отмыться от одних только картин, предстающих перед моим внутренним взором. Как его только не выворачивает от брезгливости, когда он прикасается к кому попало? Что он за человек такой?!

– Мариана? – Виктор касается моей руки.

И я вздрагиваю.

– Мне жаль, ему следовало лучше относиться к тебе.

– Я в порядке.

Но, судя по его взгляду, мои слова не произвели должного эффекта.

– Все это не стоит того, чтобы ты вставала на путь саморазрушения. – Мягко произносит он.

– Даже и не думала.

– В какой момент? Когда надиралась ночью до бессознанки непонятно где, или когда делала это уродливое тату на щиколотке? – Его правая бровь приподнимается. – Прости, я не специально: увидел его, когда твоя нога выставилась из-под одеяла.

Я зажмуриваюсь, вспомнив про татуировку. Вздыхаю с досады, затем открываю глаза и медленно достаю ногу из-под одеяла. На щиколотке, под заживляющей пленкой, темнеет маленькая надпись: «NO MORE».

– Оно не уродливое. – Неуверенно говорю я, вытягивая ногу.

– Значит, глупое, пошлое и пафосное. – Цокнув языком, с умным видом заключает Виктор.

– Разве что слегка. – Соглашаюсь я, улыбнувшись, и продолжаю разглядывать татуировку.

– Зато, когда завяжешь с выпивкой и ночными гулянками, сможешь набить рядом «wine». – Хмыкает он. – Получится «no more wine» – «никакого больше вина».

– Или «pain». – Задумываюсь я. – No more pain – больше никакой боли. Никогда. – Качаю головой. – Вот черт! Я же хотела набить напоминашку: типа больше никогда не верь никому. Никогда не чувствуй, не позволяй себе влюбляться, и тогда тебе не будет больно. Но по факту… Черт, черт! – Сокрушаюсь я, пряча ногу под одеяло. – По факту, я буду вспоминать о нем всякий раз, когда вижу эти долбанные слова! – Я смеюсь, закрыв глаза и мотая головой. – Вот дерьмо. Лучше сдохнуть, чем вот это вот все…

– Что мне в тебе нравится, так это оптимизм. – Сжав мою ладонь, говорит Виктор.

И в следующее мгновение из-за двери раздается женский голос:

– Вить?

– Мать пошла к подруге, провожу ее. – Отпустив мою руку, поднимается он. – Лежи, я сейчас вернусь.

– Спасибо тебе. За все. – Шепчу я.

Кай

Дверь открывается прежде, чем я успеваю в нее постучать. Застываю с поднятой вверх рукой:

– Здравствуйте.

Женщина хмуро оглядывает меня сверху донизу и кривит ртом. Похоже, это его мать.

– Вить, это, наверное, к тебе. – Бросает она через плечо.

И выходит из квартиры, едва я успеваю отойти в сторону, чтобы уступить ей дорогу. Я возвращаю взгляд на порог, и вижу в прихожей Сереброва. Он в домашних спортивных брюках, футболке и босиком.

Парень замирает, увидев меня. Его глаза округляются – Витек теряет самообладание. Но только на мгновение, уже через секунду он сжимает губы в тонкую бесцветную линию:

– Чего тебе?

Звуки шагов его матери удаляются вниз по лестнице.

– Привет. – Говорю я, переминаясь с ноги на ногу. – Можно мне войти?

– Не стоит.

Но я уже вхожу и закрываю за собой дверь, оставив снаружи затхлость подъезда и запах духов его мамаши.

– Что тебе здесь понадобилось? – Серебров, прихрамывая, отходит на пару шагов назад и складывает руки на груди.

Он жутко нервничает, хоть и старается не подавать вида.

– Это… я тебя так? – Решаю уточнить, разглядывая отеки и ссадины на его лице.

– Не будь у меня реакции, выглядел бы страшнее. Так какого лешего тебе здесь понадобилось?

– Обычно я не извиняюсь. – С трудом выдавливаю я. – Да и сама ситуация…

Я потираю ладонью щеку с выступившей на ней щетиной: с момента ухода Марианы у меня не получалось ни поесть, ни поспать, но усталость не чувствуется. Сердце все еще бьется, как оголтелое, разгоняет кровь по телу и не дает панике осесть на поверхности подсознания и остыть. У меня просто не получается успокоиться. Для того, чтобы это произошло, я должен найти Мариану.

– Короче, извини. – Выпаливаю я. Мне адски трудно это сделать потому, что перед глазами все еще пляшут искры воспоминаний, в которых моя девушка ерзает на коленях Сереброва, а его лапы перемещаются по ее спине: от талии и ниже. – Я знаю, зачем она это сделала. И я это заслужил.

Мне приходится стиснуть челюсти, ведь, глядя на Витька, я все еще вижу ее в его объятиях. Вижу, как она его целует, и мне снова хочется врезать другу за то, что он позволил этому случиться, за то, что не остановил ее и не остановился вовремя сам.

Легкие горят, я почти задыхаюсь, но настолько измотан и отчаялся, что уже не чувствую ничего, кроме боли в груди – там, где перепуганное и смятенное сердце с силой барабанит в рваном темпе.

– Я понимаю. – Цедит сквозь зубы Серебров и плечом наваливается на стену.

Он хмурится, и через эти морщинки на лбу рвется наружу его растущее раздражение. Виктор с трудом сдерживается, чтобы не послать меня подальше. Пару месяцев назад я не стал бы даже извиняться перед ним, но теперь все по-другому. Я – другой, у меня в голове все перемешалось, и приходится приспосабливаться к новой жизни, где во что бы то ни стало нужно вернуть Мариану, ведь без нее мне не выжить.