Плохая девочка. 2 в 1 (СИ) - Сокол Елена. Страница 83

Чьи-то шаги гремят по коридору, и я прислоняюсь спиной к холодной стене и прячу кулаки в карманы. Меня затапливает волной стыда, но не перед полицейскими, с которыми я вел себя, как идиот, а перед Марианой: картины того, как она кричит, перепуганная, в машине и мечется потом между мной и сотрудниками органов, так и стоят перед глазами.

Чего я добивался своим поведением? Чего хотел от нее? Заставить вернуться ко мне? Скорее, добился обратного. Пропасть между нами лишь увеличилась, и ощущение неотвратимости окончательного расставания с ней стало сильнее.

– Турунен. – Произносит полицейский, остановившись у камеры.

– Да. – Я соскакиваю с твердой лавки и подхожу к решетке.

Он открывает дверь, лязгает замок.

– Повезло тебе.

– Почему?

– На выход. – Кивает он, отступая назад.

– Меня… отпускают? – Я не верю своим ушам.

– Забери документы у дежурного, не забудь подписать все нужные бумажки.

– Я не понял. – Хмурюсь.

– Вали, пока я не передумал. – Хмыкает полицейский, пропуская меня вперед. – Тебя ждут в холле, счастливый сукин сын.

Я решаю не задавать больше вопросов и послушно двигаю на выход. У меня никогда не было влиятельных знакомых или состоятельных родственников, поэтому я не ждал, что ситуация разрешится так быстро. Морально готовился к тому, что придется поплатиться водительскими правами и свободой, и уже почти свыкся с этим. Тем неожиданнее было услышать, что мне позволено «отвалить, пока они не передумали».

– Подойдите. – Зовет мужчина, стоящий у окошка дежурки.

Его лицо мне кажется знакомым, и тут я понимаю откуда – это тот тип в деловом костюме, что приперся в дом с Марианой и помог ей выдворить к чертовой матери моих родных.

– Что здесь делает юрист моей сводной сестры? – Привычно ухмыляюсь я.

Принимаю расслабленную позу и наваливаюсь плечом на стену рядом с окошком дежурки.

– Подпишите здесь и здесь. – Угрюмо придвигает ко мне бумажки тип в костюме.

– Бонжур. – С усмешкой говорю я дежурному, наклонившись к окошку, затем перевожу взгляд на юриста. – Так что это за бумажки, вы говорите?

– Закрой рот, если не хочешь обратно в камеру, – цедит он вполголоса, протягивая мне ручку, – подписывай, и уходим отсюда.

Его тон возвращает меня в реальность. Я выпрямляю плечи и больше не рисуюсь. Беру ручку и быстро ставлю закорючки на всех бумагах.

– Это вам. – Сует мне часть бумаг юрист. – Это вам. – Он возвращает дежурному ручку и вторую половину бумаг. – Спасибо.

Разворачивается, и дежурная улыбочка слетает с его лица, точно шелуха.

– Идем. – Говорит он, брезгливо взглянув на меня. И подталкивает в спину. – Давай. Дверь справа.

Устало вздохнув, я повинуюсь. Медленно бреду к выходу.

– Неужели, нельзя засунуть в задницу свои понты, когда тебе пытаются помочь? – Бормочет себе под нос юрист. – Хотя бы, ненадолго.

– Эй, полегче. – Бросаю я через плечо. – Я вас помогать не просил. – Усмехаюсь, пожав плечами. – Да я даже вашего имени не знаю!

– Мне тоже, честно говоря, насрать на вас, молодой человек, но госпожа Турунен очень за вас просила. Пришлось подключить все мои свя…

Он врезается мне в спину, потому что я резко останавливаюсь.

– Где она? – Спрашиваю я.

Тип в костюме смотрит на меня снизу вверх, чешет нос:

– Не стойте в дверях. Давайте выйдем, и я все объясню. – Предлагает он.

Мы покидаем отделение и спускаемся с крыльца. Осенний утренний ветер не собирается нас щадить: царапает кожу ледяными иголками так сильно, что мне приходится обхватить себя руками, чтобы не задубеть, а юрист торопливо обматывает вокруг шеи клетчатый шарф.

– Держите. – Он протягивает мне маленькую упаковку влажных салфеток. – У вас засохшая кровь на лице, приведите себя в порядок.

Я беру салфетки и смотрю на бумаги, зажатые в другой руке. Как-то не сподручно мне тут наводить марафет – может, и так сойдет. Вряд ли, я настолько хреново выгляжу, что прохожие станут разбегаться в стороны, завидев меня. Кому не нравится, потерпят.

– Что в них? – Трясу бумажками.

Юрист Марианы все еще смотрит на меня, как на кусок дерьма. Очевидно, я ему противен, и он вряд ли взялся бы вызволять меня из отделения добровольно.

– Ваше медицинское освидетельствование. Следов алкоголя в крови не обнаружено.

– Магия… – Говорю я, вглядываясь в листок.

– Такие фокусы обходятся не дешево.

– Сколько я вам должен? – Поднимаю на него взгляд.

– Вы ничего мне не должны. – Серьезно отвечает он и бросает взгляд на наручные часы. – Разве что обещание.

– Какое? – Сощуриваюсь.

Юрист впивается в меня острым, проницательным взглядом:

– Сделайте выводы, юноша, и подумайте, как жить дальше. Совершенно очевидно, что вы – мастер влипать в подобного рода неприятности, и если продолжите в том же духе, то в следующий раз профилактической отсидкой в камере предварительного заключения не обойдется.

– Я рос без отца, так что не привык к тому, что кто-то читает мне нотации. – С ухмылкой затыкаю его. – Но я вас понял.

– В следующий раз залетишь по уголовке. – Сменив тон с отеческого на непримиримо жесткий, говорит мужчина. – И это не нотации, это дружеский совет. От того, кто тоже рос без отца и понимает, какой отпечаток это накладывает на психику подростка.

Я сглатываю.

– Понял я. Понял.

– Жизнь – не хоккей, тут нельзя распускать руки всякий раз, когда хочется. Ясно? – Он умудряется смотреть на меня сверху вниз, хоть ниже почти на голову. – Сначала думай, потом делай.

– Угу. – Киваю я. – Так это… она вас попросила? Ну, решить вопрос. Мариана?

– Ты даже мизинца ее не достоин. – Качнув головой, произносит юрист. – И если хочешь знать мое мнение…

– Нет, спасибо. – Отказываюсь я. – Уже догадываюсь. И в чем-то даже разделяю ваше мнение, которое вы можете не озвучивать потому, что мне вряд ли приятно будет его услышать. Так…

– Спроси у нее сам. – Кивает он в сторону.

И я оборачиваюсь.

Мариана стоит на другой стороне дороги. В своем тонком пальтишке, с развевающимися на ветру волосами, она притопывает от холода. Сильно замерзла – понимаю я по ее покрасневшим щекам и ушам. Наши взгляды встречаются, и внутри меня вспыхивает. Огонь. Пламя любви к ней и ненависти к себе – за все, что я наделал. За то, каким был с ней.

– Спасибо. – Бросаю я через плечо юристу и перебегаю дорогу.

Улыбаюсь, как дурак. Сердце бьется бешено.

Она смотрит на меня во все глаза. Говорит что-то. А я смотрю, как ее алые мягкие губы двигаются, производя какие-то слова. Вся боль – физическая и душевная – отступает на задний план вместе с усталостью от бессонной ночи в темной, холодной камере. Зверь, что завел логово в моем сердце, и с яростью всякий раз вырывался наружу, поджимает хвост и опускает голову, чтобы выказать ей свою преданность.

– Господи, на кого ты похож… – Доносится до меня как через пелену.

Мариана забирает у меня пачку салфеток, достает одну и прикладывает к пространству над моей верхней губой. Аккуратно протирает. Потом берет вторую, водит по носу, по щеке. А я вдыхаю аромат сладостей, исходящий от ее кожи, и чувствую, как подступают слезы. Так глупо.

– Нос вроде не сломан. – Щебечет она. – Хотя, тебя бы не испортило. Твое лицо и так полностью состоит из несовершенств.

– Звучит как плохой комплимент. – Пытаюсь шутить я.

– А еще тебе нужно принять душ. – Подытоживает Мариана. – Воняешь.

И я ловлю ее на опасении смотреть мне в глаза. Она избегает зрительного контакта.

– До меня на этой лавке спали бомжи, так что не удивительно.

– А еще ты замерз. – Мариана выбрасывает салфетки в урну и все-таки встречается со мной взглядом. – Идем домой.

– Да. – Киваю я.

Мое сердце сжимается. Мне хочется обнять ее, хочется взять ее за руку, хочется, чтобы это «домой» имело совсем другой смысл, но я рад уже тому, что после всего, что было между нами, она вообще не отвернулась от меня. Что мы можем хоть как-то общаться друг с другом и идти рядом, словно старые друзья.