Аспект белее смерти (СИ) - Корнев Павел Николаевич. Страница 14

— Просто Серый, отче.

— Живёшь где?

И вновь захотелось соврать, и вновь ложь застряла в глотке, ещё и задыхаться начал. Чужая воля надавила неподъёмной тяжестью, зазвенело в ушах, снова повеяло ладаном, и я сдался, выложил всё как есть:

— В Гнилом доме на Заречной стороне. Там его все знают, не сомневайтесь!

Монах покачал головой и оторвал взгляд от своих записей. Жестом велел мне задрать штанину, присмотрелся к синяку, хмыкнул и велел:

— Отведи отрока в часовню Карающей десницы. Пусть помолится там до полудня, а лучше даже до трёх часов. Только в подвал его помести. А ты, — указал он на меня пером, — месяц будешь являться к заутрене. Брат Тихий определит хотя бы даже в церковь за свечами приглядывать. Станешь отлынивать или вовсе не придёшь, он тебе ногу сломает. — И уже снова адепту: — Только не перепутай! Правую!

Угрозы в словах монаха не прозвучало, но пробрало меня до самой печёнки.

— А как же нога, отче? — всё же спросил я, хоть брат Тихий и потянул уже из кельи. — Что с ней вообще⁈

— Ерунда! — отмахнулся монах. — К вечеру пройдёт.

Пройдёт? Сама собой? Без лечения?

Что за ерунда⁈

От растерянности даже упираться бросил, позволил монашку вывести себя на улицу. Дальше мы двинулись не к церкви Серых святых, а к входу на закрытую для мирян территорию обители.

— В часовню Карающей десницы по распоряжению брата Светлого! — с важным видом объявил мой сопровождающий дежурившим на входе монахам.

Старший из них смерил нас таким цепким взглядом, каким может похвастаться не каждый квартальный надзиратель, и заявил:

— Там сейчас с неофитами занятие начнётся! Нечего ему под ногами путаться.

— И что с того? Его в подвал запереть велено!

— Так, да? Хорошо. Лютый, проводи.

Брат Тихий напыжился было, но промолчал. Если первый монах был не из тех, с кем стоит пререкаться, то второй и вовсе больше походил на кулачного бойца. Сбитые костяшки, приплюснутый нос, ломаные-переломаные уши, обманчиво неторопливые движения. Вот уж точно — Лютый.

За аркой обнаружился ещё один огороженный зданиями двор, меня повели к выстроенной посреди него небольшой церквушке. Рядом с той обнаружилась засыпанная плотным речным песком площадка со вкопанными в землю столбами и перекладинами, там же валялись под навесом гири и гантели. В саму часовню не запустили, велели спускаться по каменной лестнице, узкой и крутой. Я бы непременно все ступени пересчитал, когда подвернулась отбитая нога, если б чего-то подобного не ожидал, а так успел опереться рукой о стену.

Черти драные! Да когда это закончится уже⁈

Подвал оказался весьма просторным, под потолком там имелось несколько зарешёченных окошек, поэтому совсем уж темно не было. Разглядел голые стены, каменный свод и брошенную на пол циновку.

Когда за спиной лязгнула дверь и послышался скрежет провернувшегося в замке ключа, меня аж передёрнуло.

Брат Тихий, брат Светлый, брат Лютый… А ну как и меня в монахи постричь решили? Брат Серый — звучит ведь, так?

Но нет, чушь собачья! Точно не за этим сюда привели! Знать бы ещё — зачем и как это поможет с ногой.

Каждый шаг отдавался в колене острой болью, поэтому слоняться от стены к стене я не стал, улёгся на циновку. От каменного пола тянуло холодом, пришлось сесть.

Тишина, полумрак, время — будто остывший гудрон.

Ну и зачем меня сюда законопатили? Вот на кой чёрт, а?

С полчаса, наверное, я терялся в догадках, а потом вдруг ощутил зуд и жжение в отбитой ударом трости голени. Поначалу списал это на самовнушение, затем решил, что просто отсидел ногу, но только попытался встать и тут же со стоном рухнул обратно.

Чёрт, больно!

И это были ещё цветочки. Дальше откуда-то потянуло запахом ладана, начали доноситься отголоски песнопений, в подвале сделалось душно и жарко, а место ушиба загорелось огнём, будто туда ткнули раскалённым тавром.

Я даже вонь горелой плоти и волос уловил, но задрал штанину и — ничего.

Лёгкая припухлость, длинный чёрный синяк, никакого намёка на ожог.

Чего ж меня так корёжит тогда⁈

И тут я сообразил: магия! Меня прожаривала какая-то церковная магия! Точнее — не какая-то, а лечебная.

Несколько дней кряду я в навеянном лихорадкой бреду пытался вдохнуть в себя небесную силу, но из той зряшной затеи ничего не вышло, а сейчас и стараться даже не пришлось: противоестественное тепло накатывало со всех сторон, жгло и терзало ногу, заставляя скрипеть зубами от боли.

Не будь дверь заперта, точно бы уполз на улицу, а так бессильно распластался на циновке и завис на самой границе беспамятства. Беспрестанно проваливался в забытьё и тут же выныривал обратно под очередным натиском терзавшей ногу боли. Та пульсировала всё сильнее и яростней, незримые огненные пальцы впивались в отбитую голень всё глубже и глубже, под их нажимом начали плавиться кости.

И я понял — не выдержу, рехнусь.

Но только если раньше не задохнусь — каждый очередной вдох давался со всё большим трудом.

Я постарался разжать судорожно стиснутые челюсти, перебороть крутившие тело судороги и наполнить лёгкие воздухом. Выдохнуть и наполнить вновь. И втянуть в себя не только воздух, но ещё и небесную энергию. Раз за разом: вдох! вдох! вдох!

Ни черта из этого не вышло, но мало-помалу меня перестало корёжить и вернулась ясность мысли. И одновременно возникло жжение в районе солнечного сплетения. С каждым ударом сердца, с каждым вдохом — всё сильнее и сильнее. И когда моргал, то будто песок в воспалённые глаза сыпал.

И вот точно ли ничего не вышло⁈ Или всё же выгорело? Не поэтому ли начал потихоньку выгорать изнутри уже я сам⁈

Я припомнил всё, о чём говорилось на листке с описанием третьей ступени возвышения, и в следующий раз попытался энергию не только втянуть, но и вытолкнуть прочь, не задерживая в себе.

Вдох-выдох. Вдох-выдох. Вдох-выдох.

Полегчало. Пусть я и продолжал обливаться потом, зато больше не запекался от лютого жара незримого небесного пламени. Правда, теперь на выдохе обжигало глотку. Того и гляди — пламя изрыгать стану, куда там заморским факирам! И вновь на помощь пришли наставления о возвышении. Я бросил выдыхать энергию, вместо этого взялся прогонять её по телу тёплой волной и представлять, как та вырывается вовне прежде, чем успеваю сделать очередной вдох.

Это оказалось неожиданно легко. Точнее — оказалось бы, если б всякий раз в отбитой голени не загорались жгучие уголья боли. Это сбивало, и приходилось всё начинать заново.

Плевать! Заняться в любом случае больше было нечем, и уж точно я не желал корчиться в судорогах, поэтому упражнялся, упражнялся и упражнялся, стараясь ничего не переврать и следовать записям до самой последней буквы.

Зачем — и сам не знаю. Просто посчитал важным.

Глава 6

3−1

Завершил мои потуги на возвышение приступ рвоты.

Вот ещё только втягивал в себя переполнявшее подвал тепло — и уже бегу в угол, зажимая ладонью рот. Полоскало долго и жёстко, почти как в тот раз, когда отравился испорченной рыбной похлёбкой, а вот нога — нет, нога больше не болела. Сохранился некий намёк на неприятную ломоту, но не более того. Ещё и синяк выцвел, от длинной полосы осталось лишь тусклое пятно в месте удара.

Немного очухавшись, я вновь потянул в себя энергию, но мигом пошла кругом голова. Тогда начал вышагивать от стены к стене и обдумывать недавние события.

В самом ли деле удалось открыть в себе талант тайнознатца или просто разыгралось воображение? А ну как всё лишь примерещилось?

Духота, густой аромат ладана, ещё и от лихорадки толком не отошёл, а меня церковной магией — бац! Вот и поплыл.

Уж не знаю, к какому выводу на сей счёт я бы пришёл, но тут в замке скрежетнул ключ и распахнулась дверь.

— Живой? — с усмешкой спросил возникший на пороге брат Тихий.

— Угу, — промычал я и поспешил на выход, дабы монашек не успел унюхать запах рвоты.