Два доллара (СИ) - Романов Герман Иванович. Страница 4
— Да, так и есть — временная капсула, я в ней был как в коконе. А сейчас даже «остаточных явлений» не осталось…
— Простите, сеньор, я не понимаю речь, на которой вы сейчас говорите. Что-то знакомое, но смысл непонятен.
— А? Не обращайте внимания, я просто задумался. Накройте снаряжение чем-нибудь, нужна защита от солнечных лучей, иначе гидрокостюм в негодность прийти может и начнет воду пропускать. Хотя… Я и так весь мокрый, хоть отжимай. Ничего, все скоро просохнет.
— Да, сегодня жарко, сеньор. Да и янки по нам уже второй день стреляют — и снарядов они не жалеют.
Сергей Иванович сохранил полнейшую невозмутимость, хотя внутри душа прямо-таки возликовала — он не ошибся в определении времени. Чуть искоса посмотрел на лейтенанта — тот из себя сплошное почтение к «сеньору полковнику», два его солдата уже бережно накрыли снятыми с себя куртками свернутый гидрокостюм и акваланг.
— У вас есть сигара, теньенте? Я долго не курил.
— Конечно, сеньор коронель, прошу вас. И лучше отойти в тень, там у склона ее вполне достаточно.
Лейтенант извлек из кармана куртки короткую и тонкую сигару, протянул с поклоном, когда они перешли под склон — тут было прохладней, к тому же обдувал солоноватый морской ветерок. Сергей Иванович, уже присевший в тени на теплый камень, как на табуретку, раскурил сигариллу от заботливо зажженной толстой спички. Затягиваться пока не стал — не сигареты, тут «продерет» до самого копчика.
А сам крепко задумался, физически ощущая, как может бежать время, для него лично, и в этой войне. Хорошо, что здесь еще патриархальные нравы, джентльменам и сеньорам верят на слово, так что его задумку адмирал Сервера может и «проглотить». Мир еще не оглушен оголтелой пропагандой, что начнется в веке двадцатом, когда человечество пройдет через две чудовищные мировые войны. Хотя уже сейчас американские газетные магнаты уже начали широкомасштабную пропаганду войны. И не Кубу с Филиппинами они освобождают, нет, они отбирают чужие колонии, чтобы сделать их своими. А дальше будет хуже — это только первый шаг янки к будущему мировому господству. И вот тут нужно сделать все, чтобы их «легкая прогулка» не стала таковой, а была оплачена кровью полной мерой…
Подобные плакаты были везде, чтобы никто не усомнился в подлинном «благородстве настоящего защитника» всех угнетенных народов — «дядюшки Сэма»…
Глава 5
— Я знаю чуть ли не всех офицеров королевского флота, с адмиралами и капитанами де навио знаком лично. Потому не могу скрыть своего удивления — вашего имени, славного, без всякого сомнения, дон Серхио, я не знаю. А вы, тем не менее, представились…
— Разве я говорил об испанском королевском флоте, сеньор альмиранте? Нет, я сказал, что служил короне на испанском языке, и не более того. Просто привел свой заслуженный чин в соответствие вашего флота, на том, котором имел честь служить раньше, он звучал по-иному. А имя у меня то, под каким мой дед с юным отцом бежали из Испании, чтобы не стать жертвами внутренней сумятицы — ведь их родина переживала нелегкие времена. Но я родился на чужбине, и хотя свободно говорю на испанском языке, и происхожу из рода славных кабальеро, тем не менее, формально иностранец, и до недавнего времени был подданным другой короны.
Сервера смутился — он как-то не подумал, что такое более чем вероятно, а он ошибся, приняв этого спокойного на удивление сеньора, горделивого и невозмутимого, за банального самозванца. Или может быть джентльмена, так как Ройял Нэви никогда не требовал уточнения, какой короне служит, ибо всем в мире известно, что Королевский Флот один такой. Но тогда многое можно объяснить — невозмутимость, и манеры именно британского офицера, и своеобразный лоск. И моряк он от крови — это сразу чувствуется, он, словно пропах морем, солоноватый, как говорят. А в том, что английский язык собеседника много лучше, чем знает он сам, адмирал понял по одной фразе, которую тот произнес в своей действительно испанской речи, пусть и не изысканной. Но разве в этом можно упекать потомка кабальеро, если он родился и вырос на чужбине, где провел долгие годы.
— Прошу простить меня, кэптен, мне будет легче общаться с вами, зная ваше настоящее имя. И позвольте поинтересоваться, что вас привело на эту окраину Карибского моря, где идет наша война с американцами?
— Меня зовут Серхио Хуан Мария Галларда Рамос-и-Ортега, дон Паскуаль, я дал слово своему деду и рано умершему отцу, что больше никогда в жизни не буду называться своим родовым именем, — на какую-то секунду на лицо моряка легла тень, которую Сервера заметил. Адмирал прекрасно умел распознавать ложь, все же был морским министром, а политическая карьера всегда полна интриг, и без этого умения находится в правительстве невозможно — там настоящий клубок злокозненных интриганов.
— К сожалению, я не могу привести своего имени, под которым служил в королевском флоте — меня давно там исключили из списков живых, я считаюсь погибшим. Бывает, на море полно случайностей, не стоит удивляться. Особенно в тот момент, когда следует нанести ущерб неприятелю, который воюет сейчас с вами. Притязания янки многим сильно не нравятся, но открыто выступать ни одна из европейских держав не станет, только тайно, и таким образом, чтобы можно было спокойно отклонить претензии.
Сервера напрягся — сказанные слова сильно походили на правду, если таковой и не являлись на самом деле. Он посмотрел на начальника штаба эскадры капитана де навио Хоакина Бустаменте — тот чуть кивнул, соглашаясь, но продолжал сохранять молчание, не задавая никаких вопросов.
— Я бы мог многое вам поведать, сеньор альмиранте, но, к моему сожалению, у вас мало времени — война никогда не ждет, и это многие прекрасно знают. А потому скажу так — тот уголь, что идет в топки ваших крейсеров совершенная дрянь, в бою ваши корабли едва будут держать на нем двенадцать узлов. Но я могу предложить вам, дон Паскуаль, захватить уже нынче ночью две тысячи тонн великолепного кардифа. Причем не нужно выходить в море, транспорт сам пойдет прямиком в бухту. Нет-нет, он не направлен к вам, янки этой ночью, примерно в три часа, попытаются ввести угольщик «Мерримак» на фарватер и там затопить его, чтобы ваша эскадра оказалась запертой в ловушке, и уже не смогла бы выйти в море.
От слов гостя испанский адмирал чуть ли не окаменел, а его начальник штаба превратился в изваяние. Нет, посылка брандера его не удивила, чего-то подобного он и ожидал — потому крейсер «Рейна Мерседес» встала за мысом Пунтилья, и свои две оставшиеся 164 мм пушки навела на проход. Снятые четыре таких орудия сейчас спешно устанавливали на береговых батареях, для обстрела на максимальной дистанции в тридцать пять кабельтовых. Сам корабль был из-за износа паровых котлов почти лишен хода, семь из десяти не действовали, и крейсер еле ползал. Потому его поставили на четыре якоря и превратили в плавучую батарею.
— Загружать брандер двумя тысячами тонн кардифа удивительное недомыслие, так не бывает, — неожиданно произнес доселе молчавший начальник штаба, на что ответом ему был смех гостя.
— Бывает, дон Хоакин, еще как бывает, когда имеешь дело с янки. Они и не на такую глупость способны, главное понять это, а также суметь вовремя воспользоваться. В бухте Гуантанамо они выгрузили свыше двадцати тысяч тонн первоклассного угля, в котором у них нет нужды — Америка очень богатая страна. Сам «Мерримак» ободрали — сняли все, что смогли, даже уголь выгрузили. Зато в трюме установили «адскую машину», чтобы проломить взрывом днище — провода вывели к штурвалу на мостик, и лейтенант Хобсон сам введет ее в действие, как развернет корабль, — кэптен Ройял Нэви усмехнулся, пожав плечами, и заговорил дальше, так же насмешливо:
— Однако янки осознали, что топить транспорт в балласте глупо, ведь в отлив гораздо проще заделать дыру в пустом трюме и откачать воду. Потому вчера спешно загружали «Мерримак» тем, чего у них много — и под рукой оказался уголь. Если хотите, я могу нарисовать схему и расписать порядок действий, чтобы вытолкать трамп на отмель, где содержимое трюмов станет вполне законным трофеем. И вообще там две тысячи триста тонн угля, сеньоры, но часть, если мину они успеют взорвать, может стать непригодной. Я не шучу, какие могут быть тут шутки, я всецело в вашей власти, и вы меня можете расстрелять, если выяснится, что это обман. Но для вас, сеньор адмирал, это великолепный шанс как получить кардиф, так и войти в историю — вы будете единственным флагманом, которого противник обеспечил углем, и сам направил транспорт с «подарком» в бухту…