Дочь палача и театр смерти - Пётч Оливер. Страница 61

– Нам все равно надо дождаться Иуду, – сказал Матис, молодой плотник, исполнявший роль Иоанна. – Ему бы давно следовало прийти. Сейчас должна быть сцена с поцелуем Иуды.

– Себастьян еще вчера на собрании был какой-то странный, – заметил старый Шпренгер. – Помните? Бледный весь, по́том обливался… Да-да, лишь бы не лихорадка эта. – Он нахмурился и перекрестился. – Или что похуже, – добавил он многозначительно.

Симон пожал плечами:

– У меня в цирюльне он тоже не появлялся.

Некоторое время все хранили молчание. Потом неожиданно для всех Файстенмантель пнул по надгробию.

– Вечно так с этим Себастьяном! – рявкнул он. – Ни в чем на него нельзя положиться! Мы тут, черт всех дери, время теряем, а он, поди, отсыпается где-нибудь в амбаре…

Матис задумчиво почесал нос.

– Я, пожалуй, схожу к складу, – предложил он. – Может, он просто забыл про репетицию.

Как есть в одеянии апостола, он прошел к воротам кладбища и двинулся вниз по улице.

– Шпренгер все-таки прав, – немного спустя промолвил священник. – Себастьян странно ведет себя в последнее время. И между прочим, с тех самых пор, как Габлера нашли мертвым. Его смерть, конечно, всех нас потрясла. Но Себастьян принял все как-то уж очень близко к сердцу. При том, что друзьями они были не то чтобы близкими.

Ганс Гёбль между тем продолжал декламировать вполголоса.

– Отец мой, печаль обуяла меня, – бормотал он, – ибо принужден я пойти на…

– Да замолчи ты, наконец! – крикнул на него Файстенмантель. – Помешаться тут можно.

Он то и дело поглядывал в сторону ворот. Вид у него был весьма обеспокоенный.

– Стало быть, сударю неугодны слова Спасителя нашего? – насмешливо спросил Ганс. – Раз уж мне досталась роль Иисуса, я и текст должен знать наизусть. – И продолжил громко, не спуская при этом глаз с Файстенмантеля: – Отец мой, помоги мне нести бремя мое, ибо отчаяние овладевает мною. Тоска печалит меня…

Голос его замер в тот момент, когда со стороны улицы донеслись громкие крики. Затем показался Матис, за ним следовали, причитая, несколько пожилых женщин.

– Что случилось? – прокричал им навстречу Кайзер. – Склад загорелся? Снова землетрясение? Что же на этот раз произошло?

Матис подбежал к остальным. Он с трудом переводил дыхание и оперся о надгробие. Наконец с трудом выдавил:

– Себастьян… он…

– Ну, говори же, – потребовал нетерпеливо Файстенмантель. – Что стряслось?

– Себастьян повесился! – выпалил вдруг Матис. – Там, в часовне, в Унтераммергау. Весть… пришла только что…

– Боже правый! – Священник Тобиас зажал рот ладонью. – Какой ужас! Но… но почему же?

В следующий миг заголосили все разом – призывали святых, возносили молитвы небесам. Наконец скрипучий голос Шпренгера вознесся над остальными.

– Не об этом ли я говорил? – воскликнул он. – Господь карает нас согласно Библии! Сначала Иисус умирает на кресте, потом Фома гибнет от меча, а теперь Иуда вешается! Все в точности как описано в Библии. Конец близок!

Женщины, прибежавшие вслед за Матисом на кладбище, упали на колени и принялись молиться. Через некоторое время они поднялись и поспешили обратно в деревню, чтобы сообщить всем об ужасной смерти Себастьяна Зайлера.

– Мы навлекли на себя гнев Господень! – запричитал священник. – Что мы такого сотворили, что Господь карает нас?

«Хотелось бы и мне это знать», – подумал Симон, присматриваясь к остальным. Все были в ужасе, вплоть до Конрада Файстенмантеля. Взгляд его был устремлен в пустоту, с лица схлынула кровь.

– Это конец, – бормотал он. – Не бывать мистерии. Дело всей моей жизни…

– Хорошо бы тебе взглянуть на Себастьяна, – шепнул Кайзер Фронвизеру. – Может, удастся выяснить, что кроется за этим самоубийством.

Тот решительно кивнул:

– Да, я взгляну. Но в этот раз приведу еще кое-кого, кто всю жизнь имел дело с повешенными.

Розга просвистела в воздухе, и маленький Басти застонал от боли. На лбу у него выступили бисеринки пота, но он не вскрикнул. Мальчик семи лет стоял со спущенными штанами, перегнувшись через скамейку, в то время как Ханнес стегал его, точно лошадь.

– Двенадцать, тринадцать, четырнадцать… – считал он вслух.

Другие дети смирно сидели на своих местах, и в их глазах угадывалось облегчение, поскольку наказание постигло кого-то другого. Петер сидел в первом ряду и вздрагивал при каждом ударе. Он знал о розгах еще по школе в Шонгау, но Ханнес хлестал так, словно завтра не наступит. Вообще-то Петер давно хотел предложить ребятам последить за Францем Вюрмзеером. Но Георгу Кайзеру пришлось отлучиться на репетицию, и занятие вел его помощник. Ни о каких разговорах не могло идти и речи. Поэтому Петер попросил остальных прийти после занятий в пещеру за Меченой скалой.

– Пятнадцать, шестнадцать… – проговаривал Ханнес между ударами. Голый зад Басти между тем был изборожден красными полосами, но мальчик так и не всхлипнул.

– Он забьет беднягу до смерти, – шепнул Петер Йосси, сидящему рядом. Но тот лишь отмахнулся:

– Не забьет, это уж точно. Басти еще нужен ему. Кто ж иначе будет выполнять всю грязную работу?

– Что за работа? – спросил Петер.

Йосси не ответил. Вместо этого он оглянулся на толстого Непомука, который с явным наслаждением наблюдал за поркой слабого мальчика. По губам его скользила тонкая улыбка, казалось, он тоже считает удары.

– Девятнадцать и двадцать, – просипел Ханнес, запыхавшись от усердия.

Он отложил в сторону прут, вновь спустил рукава и надел грязный жилет, как после хорошей трактирной потасовки.

– Пусть это послужит уроком тем, кто вздумает спать на занятии, – произнес он. – А теперь вернемся к катехизису.

Ханнес крепко толкнул маленького Басти, и тот заковылял на свое место. Вскоре дети продолжили хором повторять за помощником катехизис на латыни.

– Свинья, – выдавил сквозь зубы Йосси. – Заставляет нас работать, пока мы без сил не падаем, а когда у нас глаза сами закрываются, нам же еще и достается.

– То есть Басти по вечерам еще должен работать на Ханнеса? – спросил шепотом Петер.

Йосси кивнул, беззвучно раскрывая рот, словно бы повторяя слова катехизиса. Только теперь Петер заметил, что среди батрацких детей кое-кого не было – милой веснушчатой Йозеффы, которая делила с ними тайну убежища. Не было ничего необычного в том, что дети бедняков иногда пропускали школу, потому как вынуждены были помогать по дому. Но сегодня была очередь Йозеффы таскать дрова, а тут уж отговорок не принимали ни Ханнес, ни Кайзер.

– А где же Йозеффа? – спросил Петер как можно тише.

Йосси помедлил. Поначалу казалось, ему не хочется отвечать, но потом он все же решился.

– Вчера вечером произошло несчастье, – хмуро произнес мальчик. – Скверное дело. Честно говоря, я даже не знаю, придет ли Йозеффа снова.

– То есть… она умирает? – выдохнул Петер. Он заметил теперь, до чего бледен Йосси. Под глазами у него темнели круги, словно он не спал всю ночь. У Максля, сидевшего рядом, тоже был довольно усталый вид.

– Кому есть дело до батрацкого ребенка? – прошипел Йосси. – Если мы работать не можем, то и нужды в нас нет. Да и не твое это дело. Лучше…

– Вижу, тут еще кое-кому следует напомнить о дисциплине, – раздался неожиданно голос Ханнеса.

Словно призрак, он возник рядом с Йосси и Петером. Грозно стукнул прутом по столу, показал на Йосси:

– Спустить штаны и перегнуться! Тебе, наверное, потребуется тридцать ударов. Нахальная бестолочь!

– Это… это я, – произнес Петер. – Я кое о чем спросил Йосси.

Слова сами собой сорвались с языка. Теперь, когда Ханнес перевел на него удивленный взор, Петер задрожал. Розга коснулась его волос. Ханнес злобно ухмыльнулся, отчего красные, воспаленные оспины на его лице стали особенно заметны. Петеру пришел на ум кусок сырого мяса.

– Ого, да у нас тут маленький герой объявился! Хочет избавить от наказания своего нового друга… Ничего не выйдет. – Розга звонко щелкнула по столу. – Спустить штаны, сейчас же, оба! По тридцать ударов каждому, чтобы не забывали, кто здесь хозяин!