Дочь палача и дьявол из Бамберга - Пётч Оливер. Страница 44

Но как…

Однако Бартоломей уже подошел к группе и по-товарищески положил руку на плечо Якобу.

– Мой брат искал меня по лесу, – пояснил он. – Какие-то проблемы?

На лицах извозчика и остальных читалось разочарование. С Якобом они могли не церемониться, он был чужаком, и никто его не хватился бы. А вот Бартоломея в городе знали. Если он пропадет или окажется покалеченным, последуют нежелательные расспросы.

– Мы вправе проверять любого, кто вызовет подозрение, – проворчал извозчик. – Твой брат скверный малый, и мы не хотим видеть его здесь. Так что пусть исчезнет из города!

– Если кто и исчезнет, так это вы, – ответил Бартоломей.

Извозчик занес дубинку, готовый отринуть всякую осторожность.

– Проклятый ублюдок! – крикнул он. – Я не позволю, чтобы какая-то нечисть…

– Довольно, Иоганн! – неожиданно вмешался кто-то из мужчин. Это был старый крестьянин с беспокойно бегающими крысиными глазками. – Я не стану связываться с двумя палачами. Это не к добру. Скверно уже, что мы этого типа в лесу повстречали.

Он отвернулся и пробормотал молитву. Остальные тоже пребывали в нерешительности. Некоторые скрещивали за спиной пальцы против дурного глаза и колдовства.

Куизль ухмыльнулся. В том, что касалось профессии палача, суеверий в Пфаффенвинкеле хватало. Похоже, и в том, чтобы слыть неприкасаемым, сговорившимся с дьяволом, была своя выгода.

– Ваш приятель прав, – проворчал он. – Кто меня тронет, того несчастья будут семь лет преследовать. Дети заболеют, а жены станут худосочными и бесплодными. Клянусь, или не быть мне проклятым палачом!

Якоб грозно шагнул вперед, и мужчины испуганно зашептались. Их предводитель, крепкий извозчик, тоже выглядел смущенным.

– Ну… ладно, – проговорил он. – На сегодня ограничимся предупреждением. Но если мы снова встретим тебя одного в лесу…

– Полно тебе бахвалиться, дай пройти.

Якоб с Бартоломеем протиснулись мимо извозчика и оставили сборище позади. Вскоре они остались одни на дороге.

Младший брат покачал головой:

– Ваши дети заболеют, а жены станут худосочными и бесплодными… И как только тебе в голову такое пришло?

Якоб осклабился:

– Может, надо было раскрасить лицо черным и громко крикнуть «бу»? Порой выгодно, когда люди тебя боятся. Ты это не хуже меня должен знать, братец.

Бартоломей сухо рассмеялся, потом недоверчиво взглянул на брата:

– Алоизий говорит, ты глупые вопросы задаешь. Что это значит?

– Лучше скажи, что ты забыл в лесу, хотя должен был чистить ров?

– Тебя это не касается. – Бартоломей вдруг развернулся и зашагал, прихрамывая, прочь, будто пытался отделаться от докучливых расспросов. – Георг уже лопатой вовсю орудует. Я сейчас к нему иду, работы хватит.

– Забудь про лопаты, есть дела поважнее.

Что-то в голосе Якоба заставило Бартоломея остановиться. Он развернулся, и старший брат в двух словах рассказал ему о предполагаемом оборотне Матео и его связи с Барбарой. Бартоломей слушал, нахмурив лоб, и от Якоба не укрылся беспокойный блеск в его глазах.

– Девчонка просто сбежала от тебя, и ты не знаешь куда? – наконец насмешливо спросил Бартоломей.

Якоб кивнул.

– Она вернется, только когда я помогу этому Матео. Сам знаю, что это не дело, но я должен хотя бы показать ей, что попытался… – Он вздохнул: – Вам с Георгом скоро придется пытать его. Ты же знаешь, есть средства и способы отсрочить пытку или хотя бы сделать ее терпимой. Зелья, другие способы…

Палач замолчал и вопросительно взглянул на брата.

Бартоломей мрачно усмехнулся:

– Ты в самом деле хочешь, чтобы я тебе помог – после всего, что между нами было?

– Ты помогаешь не мне, а Барбаре! Она все-таки твоя племянница. – Якоб подумал немного и добавил: – К тому же я не думаю, что Катарине понравится, если кто-то из домочадцев от горя останется безучастным к вашей хваленой свадьбе. Тебе так не кажется? – Он невинно взглянул на брата: – Сказать твоей суженой, что ты отказался помочь Барбаре?

– Ты стервятник! – прошипел Бартоломей, затем глубоко вздохнул и ответил: – Ладно, посмотрим, что там можно сделать. Ради семьи и Катарины.

Он развернулся и заковылял по дороге, подволакивая ногу, как строптивое животное. Потом все же оглянулся и злобно посмотрел на брата:

– А ты прекрати вмешиваться в чужие дела. Чем я занимаюсь в лесу, это мое личное дело. Понятно? Иначе я за этого Матео так возьмусь, что он завоет, как настоящий оборотень.

– Надеюсь, ты не преувеличивал, когда рассказывал про ваши с епископом добрые отношения, – проговорил Симон.

Они с Самуилом шагали по восточной части соборного комплекса. По правую руку простиралась обширная площадка, по краю которой возвышалось несколько возведенных наполовину строений – будущий дворец епископа. Ремесленники таскали мешки с известью или поднимали каменные блоки на шаткие подмостки. Взмокшие лошади тянули вверх по крутому склону телегу, нагруженную гипсом для штукатурных работ.

Идея навестить с Самуилом епископа принадлежала Симону. Вероятно, лишь властное слово курфюрста могло отсрочить суд над Матео. Каких-то особых надежд Симон, конечно, не питал, но если они хотели помочь парню – а вместе с ним и Барбаре, – то должны были использовать любую возможность. Самуил тоже поначалу отнесся к этому скептически, но все же поддался уговорам друга. Уже перевалило за полдень, мягкое осеннее солнце клонилось за городскую стену, а леса и болота за нею были подернуты туманной дымкой.

– Ну, с тех пор как я начал возиться с его любовницами, и в особенности с его вечным несварением, я действительно стал для епископа своего рода приятелем, – ответил Самуил, когда шумная стройка осталась позади, и глубоко вздохнул: – Хотя слово «друг» для князя-епископа Филиппа Ринека не то чтобы много значит. Вообще, для него нет друзей лучше, чем звери в его зверинце. Правитель из него, признаться честно, никудышный. И духовные дела уже давно перенял викарий.

Симон хмуро взглянул на друга:

– В таком случае Бамберг ждут тяжелые времена. По мне, так этот Себастьян Харзее – настоящий фанатик.

Самуил кивнул.

– Отец Харзее был одной из движущих сил во время преследования ведьм, и сын уже тогда принимал в этом активное участие. Для Себастьяна Харзее Бамберг представляет собой очаг разврата, требующий очищения. Будь его воля, он, наверное, создал бы здесь эдакое Царствие Господне, населенное набожными ханжами, которые чинно ходят в церковь и днями напролет славят Бога. Но его нельзя недооценивать. Он очень умен и жаждет власти.

Между тем они обошли собор. Сзади к нему примыкала похожая на парк долина, обнесенная высокой стеной. Как и в замке Гейерсвёрт, здесь тянулись живые изгороди и росли аккуратно подстриженные кусты. Искусственный водопад журчал над небольшим водоемом, вода, стекая каскадами, разбегалась мелкими каналами и ручьями. Между ними стояли клетки и вольеры всевозможных размеров, и отовсюду доносился свист, щебет, визг, шипение и изредка – рев.

– Зверинец епископа, – пояснил Самуил изумленному другу и показал на клетки. – Здесь он любит бывать больше всего. Если тебе что-то нужно от него, то хорошо бы просить об этом здесь. Тогда он, скорее всего, будет в хорошем настроении.

Спускаясь по узкой гравийной тропе, что серпантином сбегала на дно долины, Симон разглядывал многочисленные клетки и вольеры по краю дорожки. Он смотрел сначала на пестрых райских птиц с длинными хвостами, потом на бегающего кругами бурого медведя, гордых павлинов, ручных косуль и странных морщинистых ящериц, закованных в круглые панцири. Один загон с поваленным деревом, похоже, пустовал. Но в соседней клетке с визгом лазали по жердочкам мохнатые зверьки и злобно сверкали глазками на любопытных двуногих. Они походили на крошечных людей, и лица их напоминали Симону нарисованные мелом черепа.

– Господи, это еще что такое? – спросил он с ужасом и удивлением. – Я еще ни разу не видел таких зверей.