Твоя кровь, мои кости (СИ) - Эндрю Келли. Страница 51

— Это была ложь, — напомнил ей Питер, думая о своей матери, — как мы выяснили в роще.

— Но Джозеф Кэмпбелл мог этого не знать.

Правда легла на них тяжелым камнем. Отец Питера предпочел вырезать себе сердце, чтобы не дать сыну умереть ранней смертью. Он заключил сделку с самим дьяволом, причем ценой своей жизни. Казалось невероятным, что обратное может быть правдой… что отец скормит своего единственного сына волкам в пустой погоне за властью.

Уайатт, сидевшей напротив, открылось совсем другое.

— Вот почему зверь хотел, чтобы я убила тебя, — сказала она. — Именно об этом он и говорил в тот день в роще. Джеймс не мог пойти на это, и если это был не он, то это должна была быть…

Она замолчала, и в наступившей тишине он услышал то, что она боялась сказать. Это должна была быть я. Уайатт Уэстлок, которая любила его всю свою жизнь, даже когда он не просил ее об этом. Уайатт, которая предала бы его земле до того, как это было сделано.

Голосом, в котором не было ни капли решимости, он сказал:

— Может, я и не убивал Джейми, но его кровь на моих руках.

Уайатт моргнула.

— Нет, это не так.

Она выпрямилась и скользнула к нему. Складское помещение было тесным и вызывало клаустрофобию, и ей пришлось протиснуться между его коленями, чтобы оказаться поближе. Проведя кончиками пальцев по его напряженным челюстям, она заставила его посмотреть ей в глаза.

— Это не твоя вина, Питер.

— Разве нет? Я мог бы спасти его. Я знал, чего это стоило. Вместо этого я держал его на руках, когда он умирал. Я похоронил его в роще, а потом отомстил. Они нашли меня у его могилы — семеро пришли в часовню помолиться — а я сбежал, как трус. Я завел их в самую темную часть леса, где спит вдова. Они хотели вечности, и я дал им ее.

У нее перехватило дыхание.

— Хорошо.

— Не надо. — Он схватил ее за запястья и усадил на корточки. В его груди закружился вихрь сожаления. Он подумал о годах молчания в подвале, о звере, шепчущем в его голове: «Ты остался ради нее, ты сохранил ей жизнь, и как она отблагодарила тебя? Она оставляет тебя гнить здесь».

— Не пытайся оправдать меня, Уайатт. Я не мученик. Следующие пять лет я провел в цепях, думая обо всех тех ужасных вещах, которые я сделаю с тобой, когда снова увижу. Ты бросила нас обоих и ни разу не оглянулась. Я желал тебе смерти.

— И что теперь?

Зажатая между коленями, Уайатт казалась очень маленькой. Ураган начал замедляться, проникая все глубже в его солнечное сплетение. Прежде чем Питер успел одуматься, он протянул руку и убрал выбившуюся медную прядь с ее глаз. У нее перехватило дыхание. Осмелев, он провел окровавленным пальцем по ее пульсу. Что-то первобытное сжалось в нем, когда она приподняла подбородок, давая ему доступ.

— В доме Мики был аквариум, — выпалила она, когда его прикосновение переместилось ниже. Его палец замер на ее шее. — Это я вижу в первую очередь, когда смотрю сон. Они держали его в комнате для подарков, на большом черном стеллаже. Там были разные виды рыб. Рыба-клоун, маленькие пескари и один крошечный краб, которого они назвали Лу. Все это было украшено массивными водными растениями.

— Ты не обязана мне рассказывать, — сказал он.

— Нет, я хочу. — Ее настойчивость была тихой, но твердой. Он подцепил пальцем шнурок от ботинка и замолчал, ожидая продолжения. — В моих кошмарах все происходит точно так же, как в ту ночь. На мою голову сыплется стекло, и я оказываюсь на полу. Я вижу, как Лу перебирается через мою руку. На меня смотрит рыба, ее жабры раскрываются, как маленькие рты, пока она умирает. У меня под ногтями кровь. Какой-то корень ползет вверх по моему запястью. Мика кричит, и с его голосом что-то не так. Он говорит ужасные, злые вещи.

— Я убью его, — сказал Питер, не теряя ни секунды.

— А что, если все, что он сказал обо мне, правда?

— Что, если это так?

— Тогда это я убийца, — прошептала она. — А не ты.

Дверь со скрипом отворилась, и в темноте появилась полоска света. В проеме стояла Теодора, показывая свой веснушчатый нос. Питер почти ожидал, что Уайатт отпрыгнет от него, но вместо этого она осталась на месте, вцепившись руками в его рубашку. Они крепко держались друг за друга.

Если у Теодоры и было свое мнение на этот счет, она оставила его при себе.

— Кто-нибудь из вас не хочет рассказать мне, почему на витрине магазина целая полка разбитых снежных шаров?

Уайатт пристально посмотрела на него.

— Не очень.

— Я так и думала. — Ее мать сжала переносицу пальцами. — Сеанс у тети окончен. Почему бы тебе не подняться наверх? Думаю, вам обоим стоит на кое-что взглянуть.

26. Уайатт

Уайатт сидела на желтом шезлонге в захламленной гостиной тети и смотрела на ожерелье, лежавшее у нее на коленях. Цепочка была из белого золота, кулон — холодный полумесяц.

Питер назвал его «выжженной землей». В этом не было ничего особенного.

— Где ты это взяла? — спросила она, стараясь перекричать доносившийся с кухни грохот кастрюль и сковородок. — Я подарила его Маккензи.

— Она вернула его. — В нише появилась тетя Вайолет, ее фартук был забрызган соусом, а в руке она держала половник, с которого капала вода. — Я учила Маккензи никогда не смотреть дареному коню в зубы, но смягчающие обстоятельства потребовали небольшой переоценки.

Уайатт стало не по себе.

— Какие обстоятельства?

— Твое ожерелье отравляло ее. — Серебристые кудри тети Вайолет заколыхались, когда она говорила. — И не в том смысле, в каком дешевая бижутерия окрашивает кожу в зеленый цвет. В смысле, в виде носовых кровотечений и черной смолы. В нем есть темная энергия. — Сигнализация издала серию предупреждающих звуков. Тетя Вайолет фыркнула. — Что там?

— Пожарная тревога, — сказала мать Уайатт со своего места на бархатном пуфе.

Тетя Вайолет ахнула.

— Моя чечевица!

Уайатт смотрела, как она исчезает. На кофейном столике лежало письмо ее отца с неразорванной печатью. Рядом сидел Питер, слишком крупный для крошечного старого кресла, которое он занимал. Он сидел, широко расставив колени и упершись локтями в подлокотники сливового цвета, и Уайатт знала его достаточно давно, чтобы понимать: Питер был в нескольких секундах от того, чтобы содрать с себя кожу.

В окружении разномастного хлама в захламленном доме ее тети он выглядел совершенно неуместно. Будто она провела ножницами по картине эпохи Возрождения, а затем приклеила клочки суперклеем к абстрактной акварели. Или, может быть, дело было просто в том, что она никогда не представляла его здесь, вдали от уединенного местечка Уиллоу-Хит.

— Полагаю, ты искал этот кулон повсюду, — сказала ее мать, и Уайатт не сразу поняла, что она обращается к Питеру, а не к ней.

Вжавшийся в кресло, он выглядел необычно мрачным.

— Да.

Мать прищурилась.

— И думаю, ты не нуждаешься в моем совете.

Когда Питер промолчал, она вздохнула.

— Я не твоя мать и никогда не пыталась быть ею. И я не извиняюсь… ни за что из этого. Уайатт всегда была моим приоритетом. Я сделала то, что должна была, чтобы уберечь свою дочь от беды, и знаю, что не очень нравлюсь тебе из-за этого, но надеюсь, ты поймешь.

Питер снова промолчал, его голубые глаза напряженно блестели.

— Отец Уайатт скончался, не назвав преемника, — сказала Теодора. — Насколько тебе известно, Уайатт не унаследовала ни одной из его способностей. Как первая дочь Уэстлоков в длинной череде сыновей, они считают, что она знаменует собой конец наследия.

— Женоненавистническая чушь, — вмешалась тетя Вайолет из кухни.

Теодора провела рукой по глазам, позвякивая браслетами.

— Гильдия уже некоторое время пытается перестроиться. Без алхимика на месте не осталось никого, кто мог бы охранять лес.

— Мы заметили, — сухо сказала Уайатт.

Мать взглядом встретилась с ней, прежде чем снова повернуться к Питеру.