Твоя кровь, мои кости (СИ) - Эндрю Келли. Страница 67

Уайатт вспомнила, как он ходил по курятнику, давая имена всем цыплятам. Как коза ходила за ним по пятам, кусая его за рукава. Как он изощрялся в жестокости, чтобы скрыть тот факт, что все, чего он хотел, — это найти укромное место для жизни. Он никогда не хотел этого для себя — быть убийцей. Он не хотел этого, но она все равно сделала из него убийцу.

Это было несправедливо.

Он стоял необычайно неподвижно, как солдат, ожидающий приказа, раскрашенный всеми цветами восходящего солнца. Где-то за пределами часовни дневной свет разливался по полям, лесу, фермерскому дому. Весь мир просыпался.

— Я люблю тебя, — сказала она ему. Поздно. Слишком поздно. Поднялся ветер, мир наконец-то вздохнул полной грудью. Ее шепот донесся до меня в облаке белоснежных лепестков, оторвавшихся от своих соцветий. — Но больше нет. Пусть все закончится. Отпусти его.

Хватка Питера ослабла, и Джозеф отшатнулся назад, упав на алтарь. Он схватился за грудь и в безумной панике похлопал себя по спине, пытаясь отдышаться.

В нескольких футах от него, расслабившись, стоял Питер и смотрел, его глаза были полны солнечного света. Наблюдал, ничего не видя. С оглушительным криком Джозеф вытащил из-за пазухи карманный нож и бросился на Питера.

Уайатт едва успела среагировать, как из тени выступила фигура и встала между неподвижным Питером и пошатнувшимся Джозефом. Клинок Джозефа с хлюпаньем вонзился Джеймсу Кэмпбеллу под ребра. Его отец упал на спину, белый как полотно.

— Невозможно, — выдохнул он. — Это невозможно.

— Ой, — сказал Джеймс, тыча пальцем в рукоять.

Разинув рот, Джозеф рухнул на колени.

— Это уловка. Это… это уловка. Что ты за демон такой?

— Твой сын, — проворчал Джеймс, вытаскивая нож. — Боже, он глубоко вошел. — На его рубашке проступила алая кровь. Он повертел оружие в руках, искоса взглянув на Уайатт. — Готова?

— К чему?

— Ты сбила миры с толку. — На его щеках появились ямочки от улыбки. — Я пришел, чтобы вернуть все на круги своя.

Она напряглась, готовясь к возмездию… к неизбежному удару ножом в сердце Джозефа. Вместо этого Джеймс повернулся лицом к Питеру. На мгновение все стихло. Улыбка Джеймса дрогнула и погасла.

— Ты настоящий засранец, — выдохнул он и вонзил лезвие Питеру в грудь.

Сквозь ребра. Прямо в сердце. В ее сердце, хотя оно больше не билось. Ужасная дрожь прошла по земле, ее отголосок прокатился по воздуху. Уайатт отбросило назад, и она ударилась головой о деревянную скамью. В глазах у нее двоилось, перед глазами все плыло, и она моргнула как раз вовремя, чтобы увидеть, как земля разверзлась черной злобной пастью. Прогнувшийся пол с треском превратился в пропасть.

Раздался крик, Джозеф Кэмпбелл рухнул в нее головой вперед, и земля поглотила его одним бездонным глотком. Потолок над головой начал обваливаться, будто сама земля готовилась поглотить часовню целиком. Уайатт с трудом поднялась на ноги и увидела, что Джеймс изо всех сил пытается удержать вес безжизненного Питера, наполовину волоча, наполовину неся его тело по осыпающемуся проходу.

Уайатт бросилась к нему, уворачиваясь от падающей черепицы. Вместе они вытащили Питера на освещенный участок рощи. Их встретил настоящий переполох. Деревья десятками валились с корнем, одно на другое, как карточный домик.

— Уходи, — рявкнул Джеймс. — Уходи, уходи, уходи.

Они вырвались из-за деревьев как раз в тот момент, когда мир позади них рухнул. Он обрушился с сильным содроганием, тяжелым, как тектонический скрежет плит.

А потом, так же быстро, как началось, все стихло.

Они лежали на краю впадины, глубокой и широкой. Она простиралась на всю длину рощи, на месте которой раньше была огромная воронка. Казалось, что сама пасть ада поглотила ее вместе с часовней и всем остальным.

Им было даровано мгновение тишины. Мгновение полной неподвижности. Уайатт лежала, не двигаясь, боясь оглянуться, пальцы Питера были холодными в ее руках. Слезы лились и лились без конца, и она позволила им это делать. Где-то вдалеке запела певчая птица.

И тут молчание прервалось. Джеймс, стоявший рядом с ней, издал мучительный вопль. Уайатт быстро вскочила, ее сердце бешено заколотилось, как раз вовремя, чтобы увидеть, как он отпрянул назад, хватаясь за живот. Он выгнулся дугой от боли, когда оторвался от земли

— Джейми! — она поползла за ним, но он не слышал ее. — Джейми!

Он продолжал извиваться, царапая свою кожу, пока ей не показалось, что он вот-вот разорвет себя пополам. Ей, наконец, удалось схватить его как раз в тот момент, когда он, пошатываясь, перевалился через край провала. Тьма разверзлась под ними, все ниже и ниже без видимого конца.

Джеймс схватился руками за выступ, судорожно глотая воздух. Уайатт крепко обхватила его за талию, когда его тело забилось в конвульсиях, охваченное какой-то невидимой дрожью. На лбу у него вздулись вены, и он издал еще один крик, более высокий и пронзительный, чем первый. Что-то чернильно-темное соскользнуло с его языка, скользкое, как угорь. Оно уплыло в тень, его удлиненное тело нырнуло в глубину. Задыхаясь, Джеймс замер, наконец поддавшись тому, чтобы его оттащили от края. Он рухнул лицом в грязь, и Уайатт упала вместе с ним, чувствуя, как тяжелое биение его сердца отдается в ее спине.

В конце концов, они перевернулись на спину. Уайатт охватило тяжелое чувство завершенности, ощущение было тяжелым, как одеяло. Все было сделано. Все кончено. Она лежала на клочке клевера, наблюдая, как набегают облака. Не грозовые, а пушистые белые кучевые облака. Небо было бледно-лазурного цвета. Цвета лета.

Того самого оттенка голубого, который всегда влек ее домой.

35. Уайатт

Они похоронили Питера в саду, под шаткой пирамидой из неплотно уложенных камней. Могила бедняка, без опознавательных знаков. Когда все было готово, Уайатт и Джеймс встали бок о бок и уставились в землю, наблюдая, как медленно распускаются голубые незабудки в свежевскопанной почве.

— Может, нам стоит где-нибудь написать его имя?

Джеймс нахмурился, глядя на груду камней.

— Я не знаю, как оно правильно пишется.

— Ты… — Она сердито посмотрела на него, прикрывая глаза от солнца. — Его несложно произнести по буквам, Джейми.

— Зверь называл его по-другому, — сказал он, наклоняясь, чтобы поднять с земли цветок. — Я слышал, когда зверь был в моем теле.

— Петтиер, — сказала она, вспоминая.

Джеймс кивнул.

— Питер Криафол.

Целый ряд эмоций захлестнул ее. Удивление. Печаль. И потом, вслед за этим, принятие. В конце концов, стало понятно, что она вообще никогда по-настоящему не знала Питера. Что для них обоих он был чем-то вроде мечты, на которую ни один из них не знал, как претендовать.

Но он любил ее. Он любил их обоих. И она тоже любила его… те частички себя, которые он считал нужным ей дать. Это что-то значило. Сняв кожаный шнурок со своей шеи, Уайатт прикрепил пуговицу Кабби к самому верхнему камню. Джеймс наблюдал за ней, засунув руки в карманы.

— Он бы хотел, чтобы ты сохранила ее.

Она всхлипнула.

— Во-первых, она никогда не была моей.

Они постояли там еще немного, наблюдая, как пчелы жужжат между кустами дикого индиго.

— Я продолжаю прокручивать в голове события прошлой ночи, — сказала она, когда молчание стало слишком тяжелым. — И не перестаю гадать, что я могла бы сделать по-другому.

— Это пустая трата времени, — сказал Джеймс. — Все кончено. Мы не можем ничего изменить.

Вспышка гнева пронзила ее.

— Мы предотвратили твою смерть, не так ли?

На это у него не было ответа. Взглянув на Джеймса, она увидела, что его глаза прищурены от солнца, а выражение лица мрачное. Ей было интересно, что он видит в потемках своей головы. Какие воспоминания он унес с собой из глубин ада.

Колеблясь, она спросила:

— Как твоя рана?

— Лучше, — он улыбнулся, но это мало помогло развеять атмосферу беспокойства между ними. — Видишь?