Галлоуэй, мой брат - Ламур Луис. Страница 30

Мы перенесли лагерь еще глубже в кусты, старательно избегая открытых мест.

— Кому-то надо идти на гору, выследить его, — сказал Логан.

— Я пойду. Я всем индейцам индеец. У каждого человека, кто бы он ни был, есть свои привычки. Стрельба из винтовки в этом смысле самое поганое дело — она вырабатывает схему. Наверняка у него сложилась определенная манера. Если я найду место, откуда он стрелял, то пойму, какого рода места он для этого выбирает.

В этом был смысл, и на следующий день я ушел в горы.

Выслеживать убийцу — занятие не для слабонервных. Рано или поздно убийца узнает, что на него охотятся, и тогда сам превращается в охотника.

Если я найду его быстро, так тут уж мне либо повезет, либо нет — в зависимости от того, кто кого раньше увидит. Но, скорее, на это уйдет много времени и потребуются долгие и тщательные поиски. Так что я решил кинуть взгляд на горы, когда начало темнеть. Я воткнул в землю рогульку и подпорку для своей винтовки, прикинул рост убитого индейца и место, куда попала пуля, приблизительно выставил винтовку, а потом посмотрел вдоль нее и заметил участок, с которого эта пуля могла быть выпущена.

Ну, я был убежден, что Верна Хадди на этом месте уже нет. Он оттуда сбежал и нашел себе новую позицию. Может быть, он не знает, что убил не меня, а может, и знает. Днем я одолжил у Логана подзорную трубу и изучил участок горного склона, откуда прилетела пуля.

Я только одно дело сделал, прежде чем уйти в лес, — поехал в Шалако купить кое-какие мелочи. И, конечно, нос к носу столкнулся с Мег Росситер.

Она приехала в город вместе с отцом за припасами и всяким таким. Город есть город, даже самый махонький, и такая девушка, как Мег, просто обязана там бывать.

Она как раз собиралась подняться на крыльцо лавки, когда я подъехал, и мы оба остановились там на минутку — ей надо было чуть приподнять юбку, чтобы не волочить подол по земле, а мне — слезть с лошади. В конце концов я сказал:

— Как поживаете, мэм?

— Здравствуйте, — ответила она крайне холодно. А когда я уже был на земле и ступил на ступеньку крыльца, она сказала: — Полагаю, ваш брат весьма собой гордится.

— Галлоуэй? Чем же ему гордиться?

— Тем, что чуть не убил бедного Кудряша Данна. Это было просто ужасно! Как ему не стыдно?!

Я просто изумился и говорю:

— Мэм, вы же просто не знаете, как дело было. Кудряш исподтишка заарканил Галлоуэя и потащил в лес. Кудряш ему угрожал пытками и все такое. Галлоуэй сумел от него освободиться, а Кудряша скинула лошадь и поволокла по земле — вот и все.

— Галлоуэй сумел от него освободиться! По-вашему, это похоже на правду? Кто ему помогал?

— Он был один, мэм. Мы, все — остальные, были за много миль отсюда, со стадом.

В глазах у нее вспыхнуло презрение.

— Это ваш брат так говорит! Я ни единому слову не верю. Кудряш — хороший парень, он не мог этого сделать!

— Извините, мэм, но именно так все и было. — Я, видать, вроде как разозлился, потому что добавил: — Кудряш этот гроша ломаного не стоит. У него нет такого мужества, как у Элфа или любого другого из них, а своему старику он вообще в подметки не годится. Просто красавчик — и все, а по-настоящему у него натура подлая.

Она смерила меня взглядом, отвернулась и нетерпеливо кинулась в лавку. А я остался стоять там, мысленно кляня себя самого и все свое счастье. Настраивался, все пытался представить, как встречусь с ней, то так, то этак

— но такого я себе представить не мог. Никак я не мог догадаться, что ее настолько взволнует стычка Галлоуэя с Кудряшом, а уж тем более мое отношение к этой истории.

Я думаю, она просто заклинилась на этом Кудряше. Втюрилась в него по уши и ни про кого, кроме него, и подумать не хочет.

Ладно, пусть забирает его себе. Я говорил себе это все, а сам стоял на крыльце — мне хотелось войти в лавку, но не хотел, чтобы она подумала, будто я за ней следом пошел… и в то же время я и вправду хотел идти за ней следом. Но ведь мне надо было войти! Я ведь за этим и приехал в город.

В конце концов я поглубже натянул шляпу, набычил голову и зашел внутрь. Джонни Кайз, лавочник, тут же подошел ко мне и спросил:

— Чем могу помочь вам, Сакетт?

— Дайте мне футов тридцать сыромятного ремня, — сказал я, — и пару вот этих охотничьих ножей с тонким лезвием.

Еще я купил запасной топорик, немного гвоздей и всякой мелочи. Еще я купил пару штанов из домотканой материи (кусты не шуршат, когда трутся об нее, а об джинсы и даже оленью кожу шуршат). Еще я купил шерстяную шапочку с наушниками, хотя не собирался ими пользоваться. Там, куда я собирался, шляпа с меня будет сваливаться, а потом мне нужен был козырек этой шапочки, чтобы прикрывать глаза от света и лучше видеть.

Мег прошла вплотную мимо меня, хотя могла бы пройти и другой стороной. Подбородок у нее торчал кверху, и она прямо-таки пролетела мимо меня, а я вдруг набрался духу и повернулся вслед за ней.

— Мэм, я бы с удовольствием угостил вас чашечкой кофе в салу… я хотел сказать, в ресторане, если вы будете настолько любезны.

В первое мгновение она, казалось, готова была отвергнуть мое приглашение, но тут в мою пользу сработало кое-что, вовсе от меня не зависящее. Фокус был в том, что она находилась в городе, Городе с большой буквы, а девушке, когда приезжает в Город, положено встретиться с молодым человеком. Посидеть и выпить кофе — это вполне прилично, и она смогла бы почувствовать себя как истинная дама в ресторане у Дельмонико или как там они называются такие места…

Она глянула на меня — холодно, дальше некуда.

— Благодарю вас, мистер Сакетт. Если вы предложите мне руку…

— Я за всем этим вернусь, — сказал я Кайзу через плечо и вышел из лавки, гордый донельзя, с этой девчонкой под руку, как будто мы шли на бал или еще куда.

Ну, чтоб вы лучше поняли насчет этого салуна… Салун как салун, но с одного боку в нем было устроено такое местечко, чтоб поесть, и туда могли зайти дамы, если пожелают, и в их присутствии мужчины даже орали не так громко — и не так грубо. Собственно говоря, большинству мужчин нравилось видеть их там, как-то оно напоминало о доме и всяком таком, ведь большей частью мы жили вдали от женщин.

Поднялись мы по ступенькам с той стороны, и я был красный по самые жабры, потому что дело для меня было непривычное, и я изо всех сил старался не показать, что занимаюсь таким первый раз в жизни.

Ну, Берглунд к нам подходит с салфеткой через руку, как вроде он заправский первоклассный официант, и спрашивает:

— Чем могу услужить?

Мы, значит, оба заказали кофе, и он его нам принес, а потом — чтоб мне провалиться! — притащил еще пирожных-корзиночек, залитых самым что ни на есть настоящим шоколадом до самого верху, с горкой даже! Я и не знал, что он такие штуковины у себя держит.

А когда я ему про это сказал, он и отвечает:

— Ну, вы, конечно, понимаете, что мы подаем их лишь приличной публике, это только для элитной клиентуры.

Я не знал, элитная я клиентура или нет или, может, это что-то такое, за что его надо пристрелить, ну, я постарался напустить на себя суровый, но в то же время и равнодушный вид, чтоб мог он подумать, что я либо знаю, про что это он толкует, либо рассердился, что он так сказал.

Сидели мы там, попивали кофе, ели эти самые пирожные и беседовали. Она сперва начала про погоду, как вроде других слов мы вообще не знали. Я спросил, как себя чувствует ее папаша, а она спросила у меня, как себя чувствуют Пармали и Логан, а потом ни с того ни с сего она мне начала рассказывать про поэму, которую она читала когда-то, под названием «Королевские идиллии», какого-то парня по фамилии Теннисон [20]. Знавал я одного ковбоя с такой фамилией в Чероки-Нэйшен, но вряд ли это был он. Когда я в последний раз с ним встречался, он не то что написать книгу, он ее и прочитать бы не сумел.

Судя по тому, что она рассказывала, это была всем книгам книга, сама она с ума сходила от этого самого Ланселота, который ездил по белу свету и всех подряд протыкал копьем.