Гора сокровищ - Ламур Луис. Страница 28

Без сомнения, ранив Пьера Бонтама и убив Ангуса, а возможно, и отца, Андре и Хиппо отправились назад, прихватив в собой золото. Но у них оставалось еще одно дело — догнать Петигрю и убить его или хотя бы попытаться это сделать. Именно так они и поступили.

Мы уже лежали в постелях, когда Оррин вдруг сказал:

— Они не могли оставить отца в живых. Филип Бастон, судя по всему очень добрый человек, но Андре его тем не менее боится или боится того, что он может сделать, а ведь Андре — его родной брат и знает Филипа лучше нас. Меня занимает одна мысль: как дневник отца попал к Петигрю? Может быть, он украл его у него? Или вернулся позже и нашел дневник?

Завтра нам предстояло отправиться в горы, оставив многие вопросы так и не выясненными. В любую минуту мы могли столкнуться с Андре Бастоном, что означало неминуемую схватку, а ведь это был серьезный противник. Когда отец отправился с ним в горы, Андре был еще мальчишкой и многого не умел, но с тех пор прошло двадцать лет, и Андре набил себе руку на убийствах — судя по списку его жертв, он не терял даром времени. Что же касается Нативити Петигрю, то мне показалось, что его товарищи по поисковой партии, включая и самого Андре, явно его недооценивали. Им и в голову не пришло, что он нашел золото и сумел вывезти его.

Напоследок, перед тем как погрузиться в сон, я вспомнил о Нел Трелони, и меня охватило чувство тревоги за нее. Впрочем, при ней ее собака… если это и вправду собака.

Всякий, кто приблизится к лагерю Нел ночью, рискует потерять ногу или руку, даже не успев осознать, что за чудовище на него напало. Однажды я встретил человека, который рассказал мне о том, какие мастиффы охраняют дома у них в Тибете. По размерам они ничуть не больше наших, только шерсть у них гораздо длиннее. Наверное, собака Нел относится к этой породе.

Утром никому не хотелось разговаривать. Мы поджарили мясо на огне и, позавтракав в угрюмом молчании, выпили по кружке кофе.

Закончив есть, Оррин встал и взял свой винчестер.

— Иуда, — сказал он, — оставайтесь сторожить лагерь, прошу вас. Нам нужно беречь лошадей и свое имущество. А вы, Тинкер, окажете нам большую услугу, если отправитесь проведать мисс Трелони. Телль и я обследуем вершину горы.

Не скажу, чтобы путь туда был легким. Склон порос густым хвойным лесом, в котором кое-где были проложены охотничьи тропы. Наконец мы поднялись на вершину и принялись искать следы отцовского лагеря. И хотя с тех пор прошло немало лет, мы все-таки смогли кое-что отыскать — на одном из пней остались следы топора, которым рубили дрова для костра; те дрова уже давно сгорели, а следы остались. Мы увидели обрубленные ветви: одни пошли на строительство навеса, на другие вешали чайник, чтобы вскипятить воду на костре. У нас не осталось никакого сомнения в том, что здесь много лет назад жили люди.

Мы разделились и обследовали вершину вдоль и поперек, каждый — свой участок, время от времени сходясь, чтобы поделиться тем, что нам удалось найти. Мы искали могилу отца надеясь в душе, что ее здесь нет: если не видел, как гроб с телом дорогого человека опускают в могилу, то до конца не веришь, что он умер, — тебе кажется, что он просто куда-то уехал и живет где-то далеко.

Время работало против нас, поэтому нужно было действовать быстро, в любую минуту мог появиться Андре со своими дружками. Я вдруг вспомнил Петигрю — это хитрый человек и, вполне возможно, хромал он только для виду.

Оррин присел рядом со мной под деревом.

— Говорят, было три мешка золота, — сказал он. — И даже если золота всего на пять миллионов, это все равно очень много. И никто из них, ни Петигрю, ни Андре с Суоном, не взяли больше, чем могли унести их лошади.

Я уверен, как, наверное, и ты, что некоторые солдаты оставили часть золота у себя. Может быть, они получили на это разрешение от начальства, а может быть, просто утаили его, но я думаю, что Петигрю, да и Андре нашли то золото, которое припрятали солдаты.

Я думаю, Андре и Суон боятся не только того, что мы можем дознаться, как погиб Пьер, и рассказать об этом Филипу, но и того, что мы найдем здесь золото, которое они не смогли тогда отыскать.

Сквозь густые кроны деревьев проник солнечный луч; прямо над нашими головами с ветки на ветку перепрыгивала сойка. Я глядел на деревья, думая о том, что пришлось пережить отцу, когда он понял, что игра проиграна — какую карту ни брось, конец один — смерть. Какие мысли бродили в его голове, когда он, раненый, лежал в кустах рядом с искалеченным Пьером, зная, что помощи ждать неоткуда, что их бросили умирать?

Найти бы то место, где они умерли, но возможно ли это? Ведь прошло столько лет. А может быть, Пьер Бонтам умер и не здесь?

Мои глаза скользнули по склону горы. Глаз человека быстро привыкает к ландшафту и перестает замечать детали. Впрочем, это особенность нашего восприятия, а не зрения. Глаз видит линии — прямые и кривые и различные сочетания их, а картина окружающего мира формируется в мозгу, который ищет привычные черты в любом, даже самом необычном ландшафте. Вот почему, когда мы попадаем в новое место, у нас часто возникает ощущение, что мы здесь уже когда-то бывали.

Тут мне в голову пришла мысль, что двадцать лет назад в этом месте еще оставались следы французских лагерей, и я сказал:

— Оррин, давай-ка поищем остатки французских лагерей. Ведь отец писал, что они были окружены каменными стенами.

— Да, возможно, от них что-нибудь осталось.

Оррин встал, и мы, пригнувшись, двинулись на поиски, осторожно ступая по ковру из сосновых иголок, которые скрадывали звук шагов, и глядя в оба, хотя здесь, в горах, можно не опасаться гремучих змей — в высокогорье они практически не встречаются, здесь слишком холодно.

Мы шли, прячась за деревьями, а сойка летела за нами, держась на расстоянии нескольких футов. Сойки — верные спутники человека в горах. Но натура у них воровская. Стоит оставить без присмотра пищу или какую-нибудь вещь, они тут же съедят или украдут. Если им захочется заполучить что-нибудь, они пойдут на такие ухищрения, что просто диву даешься.

— Смотри, Телль! — воскликнул Оррин и показал винтовкой на яму под деревом. Подойдя поближе, мы увидели, что края ее обвалились и поросли травой, это была старая довольно глубокая яма — не меньше четырех футов глубиной. На дне ее лежал снег — солнечные лучи не проникали туда.

Трудно сказать, кто вырыл эту яму — Андре, Петигрю или какие-то другие искатели сокровищ, но то, что она была вырыта человеком, сомнений не вызывало — животные не стали бы рыть себе нору в таком месте.

Мы обыскали все вокруг, но, не найдя больше ничего, двинулись вдоль по склону в западном направлении. Выше росли деревья, чья крона напоминала флаг — от сильных ветров ветви сохранились только на одной стороне ствола и вытянулись в линию по направлению господствующих ветров. Кое-где живые зеленые деревья имели мертвые побуревшие верхушки — зимой они торчали из-под снега и погибли под действием жестоких морозов.

Я проголодался, и в желудке у меня урчало; наконец мы заметили остатки первого лагеря. Это была выложенная из камня стена; камни кое-где обвалились, но все равно было видно, что эта стена сложена человеком. Западнее, в нескольких десятках метров от этой стены, мы нашли остатки другого лагеря. Увидев его, я сразу понял, что имел в виду отец, когда писал, что во втором лагере, должно быть, был человек хорошо знающий горы.

Надо признать, что тот, кто строил этот лагерь, знал свое дело. Он придал ему такую форму, которая надежно защищала лагерь от ветра и позволяла держать под прицелом всю округу. Валуны и чахлые деревца образовывали естественную преграду господствующим ветрам. О том, в какую сторону они дуют, можно было судить по вытянутым, словно флаги, кронам деревьев: на вершинах гор ветви растут только на одной стороне дерева, по направлению ветра.

Стена того лагеря была сделана довольно тщательно — камни подогнаны друг к другу — и поэтому лучше сохранилась. Однако было очевидно, что, хотя в отряде французов и произошел раскол, оба лагеря строились с таким расчетом, чтобы оказать друг другу помощь в случае нападения индейцев.