Гора сокровищ - Ламур Луис. Страница 38
Тропа повернула, и я потерял преследователей из виду. Рядом с тропой я увидел пятнышко нежно-голубого цвета — мне показалось, что на камнях, потрескавшихся от мороза, и на гравии, окружавшем их, присел отдохнуть кусочек неба — на самом деле это были альпийские незабудки. А внизу, на крутом склоне, по которому, если, не дай Бог, упадешь, будешь катиться вместе с лошадью футов семьсот или восемьсот, росли лилии, отливавшие на солнце золотом.
Последние несколько футов до вершины оказались самыми трудными — аппалузе пришлось карабкаться по камням, но он привычен к этому, а лошадь оленьей масти, похоже, готова была идти за ним куда угодно.
Когда мы наконец взобрались на вершину, нашим глазам предстало зрелище, которое трудно описать. Прямо перед нами расстилалась огромная впадина, открывавшаяся в одном месте в каньон реки Ла-Платы, которая и вытекала из этой впадины. Слева располагалась еще одна ледниковая ложбина, а впереди тонкой ниточкой петляла древняя индейская тропа. Она вилась среди высокой зеленой травы, расцвеченной цветами всевозможных видов и окраски.
А вокруг, насколько хватало глаз, громоздились горы. Я находился на высоте двенадцать тысяч футов над уровнем моря. Далеко на севере возвышался огромный шпиль горы Голова Ящерицы, а рядом виднелась вершина Инженерной горы. К востоку располагались Игольная гора, горы Белый Купол и Король Бури, а также Пирамида Рио-Гранде, рядом с которой находится гора Рио-Гранде. Этот вид породил во мне чувство преклонения перед величием природы, описать которое у меня не хватает слов.
На старину аппалузу, похоже, тоже произвела впечатление открывшаяся нашим глазам картина, но когда я направил его на тропу, бежавшую между потрескавшимися от мороза камнями и участками гравия прямо к центру огромного цирка, он недовольно фыркнул.
Этот ледниковый цирк напоминал кратер гигантского вулкана, с той лишь только разницей, что дно его занимала долина, а не озеро раскаленной лавы.
Человек, лежавший под елью, занял эту позицию еще на рассвете. Винтовку «шарп», одну из самых лучших дальнобойных винтовок, он положил на ствол поваленного дерева. Он держал под наблюдением всю впадину, и ничего не могло укрыться от его глаз. Увидев, что Телль Сэкетт появился на краю цирка, человек обрадовался. Никогда еще сто долларов не давались ему так легко, ведь убить Сэкетта отсюда — пара пустяков.
Он всегда убивал свои жертвы с первого выстрела — безжалостный человек, питавший пристрастие к оружию, и в особенности к винтовкам. Он ждал, пока Сэкетт подъедет поближе, чтобы выстрелить наверняка.
Человек мысленно выбрал место, где тропинка, до сих пор спускавшаяся довольно круто, немного выравнивалась. Когда Сэкетт доедет до этого места, он выстрелит. До Сэкетта было приблизительно четыре сотни ярдов, может быть, чуть больше. С такого расстояния он убивал лося, а бывали случаи, когда ему приходилось стрелять и на тысячу ярдов.
Человек прицелился, подождал немного и снова прицелился. Сэкетту оставалось проехать еще двадцать ярдов… Человек устроился поудобнее и приготовился стрелять. Говорят, что этот Сэкетт — опасный противник. Ну ничего, скоро он будет мертвецом.
Человек взял под прицел грудь Телля чуть пониже плеча, глубоко вздохнул, выдохнул и спустил курок.
Но человек и его намерения часто становятся игрушками судьбы. Убийца предусмотрел все, что можно было предусмотреть, — расстояние, время и тот факт, что Сэкетт находится по меньшей мере на полторы сотни футов выше, чем он. Меткий стрелок, он все продумал.
Он уже видел Сэкетта мертвым; через секунду после того, как прогремит выстрел, Телль Сэкетт будет лежать на тропе в луже собственной крови.
Но убийцу подвело то, чего он никак не ожидал — неглубокая выбоина на тропе.
Совсем недавно со склона цирка сошла небольшая лавина, она пересекла тропу и оставила в ней углубление — всего-то с фут глубиной.
И в ту самую минуту, когда убийца нажал на спуск, конь Телля ступил в эту выбоину. Этого оказалось достаточно — пуля, вместо того чтобы попасть в грудь Теллю, оцарапала ему ухо.
Резкая боль в ухе, вспышка выстрела и звук его — все, казалось, произошло одновременно. Но отец учил нас — если в тебя стреляют, не стой на месте, не будь живой мишенью.
До центра цирка оставалось добрых сто пятьдесят ярдов, я ехал по голому склону и был виден как на ладони. Но у меня не было времени на раздумья, и я не стал его терять: резко наклонившись вбок, я выпал из седла, держа в руке винчестер. Я упал, как и намеревался, на плечо и, переворачиваясь с боку на бок, покатился вниз по склону к центру цирка, прижимая к себе винтовку. В душе моей закипала ярость.
Никто не убедит меня, что стрелявший специально сидел в засаде, чтобы меня убить. Это просто самонадеянный охотник за скальпами, а я терпеть не могу, когда в меня стреляют даже не представившись. Это, по-моему, самая подлая вещь на свете.
Докатившись до дна цирка, я услыхал еще один выстрел — судя по звуку, стреляли из крупнокалиберной винтовки, с которой обычно охотятся на бизонов. Убийца быстро перезарядил ее, но на этот раз пуля даже не оцарапала меня. Тем не менее я понял, что лучше куда-нибудь спрятаться, и покатился дальше по траве, пока наконец не очутился в яме. Там я встал на колени и, опираясь о локти, вскинул винтовку на плечо, а сам посмотрел на то место, откуда я скатился, стараясь оценить расстояние.
Убийца наверняка считает — девять шансов из десяти, — что убил меня первым же выстрелом, поскольку я сразу же упал. Вполне возможно, что он подождет немного, и, если я не встану, пойдет посмотреть, умер ли я, и тут-то я его убью. Он найдет мертвое тело — но не мое, а свое.
Аппалуза остановился только на мгновение. Это был умный конь, он понимал, что ему нечего делать на голом склоне, и начал спешно спускаться в центр цирка. Вьючная лошадь шла за ним — она была веревкой привязана к седлу жеребца. Мне еще понадобятся лошади, поэтому я не должен упускать их из виду. Они спустились на дно цирка и стали щипать траву.
Прокатившись пятьдесят ярдов или более, я очутился в котловане, рядом с высоким холмом земли, которую, по-видимому, принес сюда небольшой ледник, спустившийся с края цирка.
Ухо мое кровоточило и сильно болело, что только усиливало мою ярость. Этот человек мне за все ответит.
Стараясь держать винтовку так, чтобы от нее не отражались солнечные зайчики, я прополз позади холмика и, оказавшись с другой его стороны, осторожно оглядел те ели, откуда прозвучал выстрел.
Никого.
Прошло несколько минут, и тут мне в голову пришла мысль, от которой меня бросило в жар.
Люди, которых я видел, поднимаясь в гору, скоро окажутся на склоне цирка, и перед ними откроется его панорама. Этот придурок с винтовкой меня не видит, вернее, я надеялся, что не видит, зато для тех преследователей, что вот-вот появятся на склоне цирка, я буду как на ладони.
Меня обложили со всех сторон — пришел мой конец.
В меня стреляли не один раз в жизни и частенько ранили, но я не придавал этому особого значения — с кем не бывает. Однако получить пулю в сердце или в желудок — все мое существо восставало против этого.
Беда в том, что мне негде спрятаться. Я виден со всех сторон. Разве что зарыться в землю. Все укрытия не превышают двух-трех дюймов высоты — для меня явно маловато.
Но одно я знал точно — те люди на склоне цирка и тот, кто в меня стрелял, узнают, где раки зимуют. Я тоже буду стрелять, и их лошади понесутся вниз не разбирая дороги или встанут на дыбы.
Неожиданно до моих ушей донесся слабый звук, я осторожно повернулся.
На опушке елового леса неподвижно стоял мужчина, держа винтовку наготове.
Я продвинул винтовку вперед и стал ждать. Человек постоял, потом сделал два шага и снова застыл на месте. С того места, где я упал с лошади, когда он выстрелил, я бы его не увидел — он сливался с деревьями, но отсюда он был виден как на ладони. Человек сделал еще один шаг вперед, и в эту самую минуту один из преследователей, очевидно, заметил меня. Он поднял винтовку и спустил курок. В тот же самый момент я выстрелил в человека на опушке, вскочил на ноги и, пригнувшись, бросился бежать.