Совершенство (СИ) - Миненкова Татьяна. Страница 83

По натруженным мышцам растекается слабость. За день размышлений так и не пришла к какому-нибудь выводу, кроме того, что ответственность и эмпатия должны стать для меня новым лозунгом. Но как вернуть прежнюю уверенность в себе и решительность? Как сделать так, чтобы в мою жизнь вернулась стабильность?

«Сможешь забрать меня из аэропорта, цыпленок?» — интересуется Антон в коротком сообщении.

Когда-нибудь мне придется рассказать ему, что я продала свой красивый БМВ, или он сам узнает из соцсетей, но не сегодня. Сейчас я слишком устала и слишком растеряна. Печатаю:

«Извини, Тош, занята. Не успею».

И, глядя на экран телефона не замечаю очередную кошку, взявшуюся не пойми откуда. Мак срывается с места настолько стремительно, что меня буквально сметает со скамейки и дергает вперед. Даже в глазах темнеет.

Увлеченный охотничьим азартом, пес мчится, не видя ничего, кроме мелькающего перед ним кошачьего хвоста, воинственно задранного вверх. А через мгновение я вдруг осознаю, что осталась оторопело стоять на остановке, держа в руках поводок с разорвавшимся от резкого рывка собачьим ошейником.

«Ответственность» — первое, о чем вспоминаю в этот момент. Ведь именно я отвечаю сейчас за дурного пса, который уносится прочь в оживленном районе. В сознании тут же возникают яркие картинки того, как Мака собьет машина. А если он покусает кого-нибудь? А если… некогда думать и представлять.

Стартую следом за удаляющимся псом, пока он совсем не исчез из вида, в надежде его поймать. Но стафф летит настолько быстро, что всё, на что я могу рассчитывать, это на то, что он вдруг утомится и решит остановиться отдохнуть. А в отличие от меня, Мак, кажется, совсем не устал, или у него вдруг открылось второе дыхание.

Он бежит к виадуку, но кошка неожиданно уходит вправо и убегает прямо под мост. Туда, где ни на секунду не прекращается скоростной поток автомобилей. За ней, не отставая ни на шаг несется Мак, а следом — я. Со всех сторон сигналят и матерятся водители машин, визжат тормоза, но гораздо громче я слышу собственное сбившееся от бега дыхание и бешеный стук сердца, каждый удар которого, словно барабанный бой гулко бьет в висках.

Мыслей в голове нет. Только та, что мне необходимо догнать пса во что бы то ни стало. Словно он — единственное, что у меня осталось. Словно это снова соревнование, в котором «не догоню», значит «проиграю». Я так много уже проиграла, что почти сдалась. Но сейчас не намерена. И бегу за Маком, стараясь не угодить под автомобильные колеса.

— Стой, Мак! — запыхавшись, кричу я, но он очень убедительно притворяется глухим.

Из-за пасмурной погоды туманные сумерки опускаются на площадь слишком рано, а под мостом и без того полумрак. Водители резко тормозят, заметив нас в последний момент в тусклом желто-белом свете фар.

Стафф, кажется, всё же упустил кошку, потому что, остановившись на секунду, вертит мордой в ее поисках. Ослепленный фарами, разворачивается. Мчится на меня, широко расставившую в стороны руки в надежде его поймать. Проносится мимо и эстафета продолжается, несмотря на то что кошка уже где-то финишировала, и мы с псом остались единственными участниками гонки.

Снова друг за другом перебегаем в обратную сторону несколько автомобильных полос под мостом, чудом не угодив под колеса. Ближе к жилым домам оба замедляемся, выбившись из сил.

Какая-то женщина, что только что вывела на прогулку двух пушистых померанских шпицев, заметив несущегося на нее стаффа с раскрытой клыкастой пастью и сверкающими в сумерках глазами, торопливо подхватывает своих питомцев на руки и убегает обратно в подъезд.

Мак удивленно останавливается и озирается по сторонам, не находя больше для себя ничего интересного, чтобы продолжать бежать. Смотрит на мое приближение, удивленно наморщив лоб, словно только что заметил.

— Дурак дурной! — выдыхаю я охрипшим голосом и обхватываю его за шею, не позволяя снова сбежать.

Поводок выпал из рук где-то по пути. Остался лишь намордник, от которого почти нет толку. Какое-то время иду, склонясь над псом, чтобы продолжить его держать. Мак и сам еле волочит ноги, и я почти тащу его за собой. Это настолько неудобно, что вскоре опускаюсь на бордюр возле виадука, а стафф ложится рядом. Оказывается, он в кровь стер подушечки пальцев на лапах и идти ему больно. И вместо того, чтобы обматерить безмозглого пса, теперь хочется жалеть.

Нужно хотя бы отдышаться. Прийти в себя. Мне бы радоваться, что мы оба живы и никто не пострадал, но вместо этого внутри все сковывает от непрошенного отчаяния. Сердце всё еще бешено колотится в груди, в горле неприятно царапает, а мышцы такие слабые, что, кажется, еле держатся, чтобы я не растеклась по бордюру, словно бесформенное желе.

— Почему у меня ничего не получается? — задаю я псу риторический вопрос, чувствуя, как слезы катятся по щекам. Всхлипываю, а слова больше похожи на рыдания: — Я правда стараюсь, но только всё порчу. Я ведь готова на любые жертвы, чтобы все исправить. Но чем больше пытаюсь найти себя, тем больше нахожу проблем. Что я делаю неправильно? Где ошиблась? Не могу так больше! Сдаюсь.

Утыкаюсь лицом в покрытую колючей шерстью собачью шею и плачу, не переживая о том, что подумают обо мне случайные прохожие. Усталость и эта глупая гонка выжали из меня все силы. Даже как добраться домой не представляю. Может попробовать позвонить брату и все рассказать? Или вызвать такси?

Но вместо этого, продолжаю реветь, используя собачью шкуру в качестве импровизированного носового платка. И делаю это до тех пор, пока меня не отвлекает знакомое чихание чертенка на собственном плече.

— Будь здоров, — не переставая всхлипывать, произношу я, в расстроенных чувствах не сразу соображаю, что плечо правое.

А когда тот, кто сидит на нем, снова чихает, вокруг кружатся маленькие белые перышки, из-за которых я с трудом могу его рассмотреть.

_______________________________________

Дорогие читатели, пока мы уверенно движемся к ХЭ (думаю, осталось меньше десяти глав, но это не точно) мне очень интересно узнать ваше мнение, каким вы видите счастье для наших героев? Жду ваши комменты❤

Глава 33. Три слова

«I loved you with a fire red,

Now it's turning blue

And you say

Sorry like an angel

Heaven let me think was you

But I'm afraid

It's too late to apologize, it's too late»

Apologize — OneRepublic

(Перевод: Моя любовь была алым пламенем, но теперь оно постепенно угасает. Ты говоришь «извини», как ангел и когда-то я считал, что ты послана небесами. Но боюсь, что поздно просить прощения).

Последние солнечные лучи еще просачиваются сквозь облака, освещая желто-розовый кусочек закатного неба и навевая мысли о сладком ванильном пудинге.

«Говорил же, что тебя ни на секунду нельзя оставить одну, чтобы ты ничего не наворотила, Милашечка», — вздыхают с правого плеча с притворным сочувствием.

Или сочувствие настоящее? Потому что, когда вокруг перестают кружить белые перышки, вижу, что тот, кто сидит на плече, больше не похож на чертенка. Он, скорее, напоминает маленького курносого мальчика, одетого в белую футболку и удлиненные шорты со смешными подтяжками. На голове — копна золотистых кудряшек, на ногах — привычные черно-белые кеды-конверсы, а за спиной — самые настоящие крылья. Это с них, судя по всему, сыплются перья, от которых он то и дело чихает.

— Это…ты? — охрипшим от плача голосом задаю я самый глупый вопрос, который, наверное, можно задать в подобной ситуации.

Он отвечает с довольным видом:

«Я, конечно».

Не понимая происходящего, снова спрашиваю:

— Неужели ты всё это время оставался со мной?

«Нет. Ты менялась, и я тоже менялся. Раз ты теперь хорошая, то тебе и шиза нужна под стать. В идеале, конечно, вообще без шизы, но без шизы у тебя не получается. Ты отчаялась и собралась сдаваться, вот я и примчался к тебе на помощь. Привязался же уже, да и не бросать же тебя такую несчастную», — удовлетворенно усмехается ангелочек, знакомо пожимая острыми плечиками. Только теперь крылышки за спиной поднимаются и опускаются вместе с ними.