Эльфийский бык 2 (СИ) - Демина Карина. Страница 68
— И он просит посоветовать ему юриста.
— Девушка замужем и нужно оформить развод?
Всё же при всей скоротечности своего бытия люди порой проявляли себя как редкостные формалисты.
— Нет. Там всё несколько сложнее. Не уверена, что всё поняла правильно…
Изложение проблемы много времени не заняло.
А вот сама проблема…
— А когда состоялся суд? И не прошли ли сроки апелляции по нему? — уточнил Калегорм.
— Боюсь, этого я сказать не могу. Но есть ещё кое-что. Посмотри.
Телефон дернулся, принимая снимок.
И впервые за долгое время Калегорм ощутил, как дернулось сердце от болезненного тычка. Тот был настолько явным, что боль эта ненадолго пробила привычную уже завесу безразличия.
— Это…
Он узнал.
И как было не узнать? Пусть прошли века, не пощадив и Первородных, но память… и описание… и Калегорм сам видел такое же платье. Почти такое же.
— Возможно, я ошибаюсь.
— Нет.
— Мне показалось, тебе будет интересно.
Девушка. Обычная. Человеческая. На ней наряд смотрится, пожалуй, забавно… или нет? Выражение лица у неё такое, далёкое от счастья. Впрочем, это исправить несложно.
Незабудки ведь расцвели.
— Я не могу приказать тебе, но мне бы хотелось, чтобы ты лично туда отправился. В качестве юриста, который им там нужен. Или в свите, если полагаешь, что недостаточно постиг законы. Главное, теперь, когда у нас фактически есть приглашение, мы можем себе позволить появиться там.
— Я чего-то не знаю?
— Многого, друг мой.
От таблеток, растворённых в коньяке, оставался горький привкус. И Калегорм с раздражением подумал, что он — идиот, если надеялся, будто эта отрава ему поможет.
— Когда-то давно мы заключили союз с людьми. Это был хороший союз. Он приносил пользу не только им, и не только нам. Мир нуждался в помощи. И мы помогли. И помогали, пока один из сыновей Владыки не решил взять в жёны дочь человека.
— Балеагар-Изгнанник…
Это имя стёрло горечь.
И заставило тряхнуть головой, сбрасывая тонкие путы сна.
— Эта женщина была не совсем человеком. В её крови горела светлая сила, но мой прапрадед… сам понимаешь, право Чистой крови отменили лишь двести лет тому…
— Сто восемьдесят семь.
— Именно. В те же времена закон был весьма строг, — она делала паузы, подбирая правильные слова. — Да и теперь находятся те, кто не принял перемены.
С переменами у Первородных тяжело. Особенно у тех, кто подобрался к рубежу первой сотни лет, словно бы тело, достигнув пика развития, замирало. А следом замирали и разум с душой.
Мысль была… неожиданной.
Новой ли?
В этом Калегорм сомневался.
— Балеагар был призван к отцу. И там, стоя пред Советом, говорил. Его речи были полны силы. И во многих душах пробудили они понимание, которое, впрочем, иные сочли опасным. Угрожающим… нас ведь мало. А людей наоборот. Так говорили они.
А ещё, что смешанные браки размоют, растворят благословенную кровь.
И Первородные исчезнут.
И все-то иные тоже исчезнут, оставив мир лишь людям.
— Балеагар был изгнан, — произнёс Калегорм вслух.
Он помнил тот свиток нетленного шёлка, перевязанный алой нитью. И выцветшие письмена, которые оказались куда более подвержены времени.
— Скорее уж он сам покинул отчий дом, отказавшись от престола и власти. А с ним ушла дюжина юношей и дев, которые пожелали открыть себе новый мир.
И в числе их — Мальбрик Медвежье ухо.
Странное прозвище для Перворожденного.
— Мой прадед и его сын сказали друг другу много обидных слов. И отвернулись. И отреклись, сказав, что никогда-то больше не желают видеть друг друга….
Балеагар сочетался браком с человеческой женщиной, имя которой было забыто… впрочем, теперь Калегорм полагал, что случилось это не само собой. Имя вполне можно и вычеркнуть из хроник.
Убрать лишнее.
— И было сказано, что отныне Белеагар не считается более сыном Предвечного леса, как и все-то, кто пошёл за ним, поправ закон и слово Старших.
Стоит ли винить их, искавших иной жизни?
Калегорм и сам помнил, пусть и смутно, себя, молодого, желавшего… чего-то. И не отпускает ощущение, что если бы ему удалось услышать зов своей души и понять, чего именно он желает, он не маялся бы ныне.
— Возможно, время и залечило бы раны, — продолжила Владычица с печалью. — И мой прадед простил бы своего непослушного сына, а тот — простил бы упрямого отца, как оно часто случается. Однако произошло то, что произошло. Низвергнутая тьма нашла новое воплощение, едва не прорвав завесу мира. Барьер был ещё слаб, а тьмы… тьмы оставалось много… тогда на пути её и встала дюжина храбрых.
А ещё юных и отчаянных.
Тех, о ком стыдливо умалчивают семейные легенды. И разве что в сухих строках списков, посвященных судебным тяжбам, эти имена и сохранились.
— Тогда мой прадед, оскорбленный неуважением, которое, как ему казалось, проявили люди, не откликнулся на зов.
И двенадцать родов осиротели.
Впрочем…
…Неонис Светлоликая была изгнана из рода за деяния…
…Танлил Папоротник был изгнан…
…Мальбрик…
Был изгнан.
Один год.
И не дюжина их вовсе. Тринадцать. Но дюжина звучит интересней. Всё ж и Первородные порой склонны к упрощению.
А свитки сохранились. Надо же, когда-то его удивило, что их так много за один-то период. Но удивления оказалось недостаточно, чтобы Калегорм начал поиски. Или хотя бы обратился с вопросами.
Город суетился, там, внизу.
Огни витрин.
И фонари.
Дороги, словно нити, на которые кто-то нанизал бусины машин. Привычная картина. И всё же что-то изменилось…
— Они остались там, верно? — Калегорм положил руки на стекло, а затем, повинуясь престранному порыву, прижался к нему и лицом, дохнул, глядя, как по прозрачной стене расползается пятно его дыхания. Свидетельство того, что он ещё жив.
Почему-то.
— Остались. Все, кто ушёл. Они отдали свою силу, жизнь и кровь, чтобы не просто закрыть врата… Балеагр был известен, как величайший Создатель…
Артефактор.
Люди называют таких артефакторами.
— Он как-то сумел связать тьму и свет воедино, ибо и то, и другое — часть мира… знаю, что он обратился к Подгорным духам, и к иным… и многие откликнулись.
— Не Предвечный лес?
— Нет… мой прапрадед счёл, что Предвечный лес заплатил высокую цену. И напомнил слова отречения. Тогда и сын его сказал, что отныне в тех землях детям Предвечного леса не рады. И что раз уж они полагают себя выше земных дел, то и не стоит в эти дела вмешиваться. Пока их не позовут.
Владычица замолчала.
Ненадолго.
— И его слово было услышано. Миром ли. Теми, кто стоит над миром. Главное, что мой дед, и мой отец пытались попасть к… тому месту, но не смогли. Не знаю, как вышло, что мой внук сумел пересечь границу.
Вдох.
И выдох.
Между ними — удар сердца. Медленный и тягучий, будто кровь становится тяжёлой. И это тоже признак… верный признак.
Впрочем, завещание давно написано.
А родные…
С семьёй не сложилось. Возможно, правы те, кто говорит, что Калегорм уродился с искривлённой душой. Возможно, просто не судьба.
Или характер виноват.
Характер у него тоже своеобразный.
Главное, что дела его давно приведены в порядок. Да и так… он мог бы уйти и год тому, и пять, и десять. А он всё медлит. Почему?
Калегорм и сам не знал.
— Теперь он выразил намерение связать жизнь с девушкой из рода, что поставлен был хранить творение Изгнанника. И ему нужна помощь.
— Это шанс?
Не для Калегорма. Он давно свои потратил.
— Да. Для Предвечного леса. То, что случилось, случилось давно и по нашим меркам, но… иные раны долго не зарастают. Мой прадед ушёл к предкам вскоре после известия о смерти Балеагра… и его сын, младший брат, чьё сердце разрывалось от боли, приказал забыть… вычеркнуть имена и саму память о тех, кто был виновен в расколе. Как ему казалось…
И воля была исполнена.