Фауст. Сети сатаны - Пётч Оливер. Страница 98
– Любому другому я бы за подобную дерзость плеснул вином в лицо. Но ты, как мой ассистент, имеешь право знать. – Он подался вперед. – Знаешь, на что я надеюсь? Я надеюсь, что однажды меня все-таки бросят в тюрьму. Я с тоской жду этого дня, хоть и знаю, что он никогда не наступит.
– В тюрьму? – изумился Вагнер. – Но почему…
Иоганн вскинул руку и заставил его замолчать.
– Я не хочу, чтобы меня объявляли некромантом или черным магом, болван. Меня должны арестовать за жульничество. Ты лучше других знаешь, что мы лишь морочим людям головы. И они сами это понимают, да только не желают этого видеть! – Он тихо рассмеялся. – Им хочется, чтобы их околдовали, хочется верить, что дьявол действительно существует. Потому что без дьявола не может быть и Бога. И потому они подыгрывают нам, покупают наши зелья и пугаются наших рисунков. И до тех пор, пока они позволяют себя обманывать, у таких, как мы с тобой, развязаны руки. В этом наше предназначение. Мы олицетворяем дьявола, оправдывая существование Бога.
– Так вы действительно не верите в Бога? – спросил Вагнер, нахмурив брови.
Иоганн ответил не сразу.
– Представим на миг, что Его нет, – произнес он затем. – Тогда не было бы никого, кто удержал бы нас от злых деяний. В конце концов, все наши законы восходят к Богу. Не существовало бы запретов, и все стало бы дозволено. Любые книги, любые думы… Соблазнительная мысль. Я сам довольно долго ей предавался, слишком долго… – Несколько мгновений Иоганн смотрел в пустоту, а потом продолжил: – И в то же время воцарился бы хаос, ибо ничто не имело бы смысла. Мы остались бы одни во Вселенной, без надежды, без утешения. Таким мне представляется ад. В безрадостные минуты мне кажется, что мы давно уже в аду, просто еще не заметили этого.
– Если существует ад, значит, существует и дьявол, – заметил Вагнер.
– О да, не сомневайся. – Иоганн допил вино и уставился прямо перед собой. – Дьявол существует. Только не в том обличии, в каком представляется нам.
Он неожиданно отставил стакан.
– Ну, довольно предаваться унынию! Самое время сыграть в шахматы да преподать тебе пару уроков. Больно смотреть, как ты возишь по доске фигуры.
Иоганн вынул из кармана плаща маленькую доску и мешочек с фигурами – он сам вырезал их долгими бессонными ночами из рога и алебастра, – положил доску на стол и принялся расставлять фигуры, как проделывал это уже тысячи раз.
Но Вагнер даже не посмотрел на доску, а уставился куда-то в окно. Снаружи хлопьями падал снег.
– Что такое? – спросил Иоганн.
– А, ничего, просто… – Юноша помедлил. – Когда вы говорили про дьявола, мне показалось, будто за окном кто-то стоит. Какой-то человек в черном. Он смотрел на нас, словно… словно наблюдал. И его глаза… они сверкали огнем.
– Человек в черном? И ты, конечно, решил, что это дьявол? – Иоганн рассмеялся. – Ох, Вагнер!.. Я и не думал, что у тебя такое воображение. Наверное, какой-нибудь студент хотел поближе взглянуть на великого доктора Фаустуса. А может, это была черная кошка… – Он с легкой усмешкой протянул Вагнеру фигуры королей. – Какую сторону выберешь? Белую или черную? Эти фигуры вполне реальны, в отличие от каких-то призраков за окном.
Внешне Иоганн был невозмутим, но слова Вагнера смутили его куда сильнее, чем он хотел выказать. Ему тоже в какой-то миг показалось, что за окном кто-то стоял в снежных вихрях.
Человек в черном.
И ты, конечно, решил, что это дьявол…
Краем глаза Иоганн еще раз посмотрел в окно. Снаружи бушевала вьюга, и ветер завывал, как брошенное дитя.
Но там никого не было – лишь темная, непроглядная ночь.
Иоганна все не покидало ощущение, что за ним наблюдают. За последнее время оно даже усилилось. Теперь, когда Фауст шел в университет читать лекцию, он постоянно оглядывался и не расставался с кинжалом. Порой чувствовал на себе чей-то пристальный взгляд – и тогда начинал вдруг запинаться, оглядывал студентов, но видел лишь незнакомые и растерянные лица. В конце концов Иоганн сам себя одергивал. Должно быть, это зимнее уныние так его растревожило и издергало. Его и раньше преследовало это гадливое чувство, оно тянулось за ним, как скверный запах, и Иоганн объяснял его своими страхами. Однажды это чувство пропало на несколько месяцев, а затем появилось вновь. Но никогда оно не бывало таким острым, как теперь.
Однако не только это разбередило Фаусту душу. Своим вопросом Вагнер уязвил его в самое больное место.
Почему вы это делаете?
Иоганн удостоил Вагнера ответом, но, в сущности, он и сам не знал, почему вел такую жизнь. Потому, что не знал другой? Или потому, что бежал от чего-то, или чего-то ждал? Иоганн не знал, что бы это могло быть. Но черный силуэт за окном что-то пробудил в нем. Что-то зашевелилось внутри, пришло в движение, только Иоганн пока не мог до конца этого уловить.
Чтобы как-то отвлечься, он стал чаще выходить с Сатаной из города, гуляя по речным долинам Геры. Иногда его сопровождал Вагнер и вовлекал его в беседы по медицине. Как выяснилось, он все-таки чему-то научился в Лейпциге. Юноша был умнее, чем Иоганн предполагал изначально, и своим остроумием в чем-то напоминал ему Валентина.
– На лекциях нам постоянно талдычили про Галена, – жаловался Вагнер. – Как будто с античных времен в медицине ничего не изменилось!
– А разве что-то изменилось? – спросил с улыбкой Иоганн.
Ему вспомнились их разговоры с Конрадом Цельтисом в Гейдельберге. Фаусту тогда тоже хотелось перевернуть весь мир, как вот теперь хотелось юному Вагнеру.
– Я видел анатомические зарисовки Мондино де Луцци, – мечтательно произнес Вагнер. – Вот бы и мне научиться так рисовать! Не обязательно человеческие внутренности, но его манера…
– Мне достаточно твоих рисунков для латерны магики, – резко оборвал его Иоганн. – По крайней мере сейчас. – Он окинул ассистента суровым взглядом. – И держись подальше от здешних студентов! Я только вчера заметил, как ты алчно глазел на одного из них. За содомию, как тебе известно, полагается смерть на костре. И Эрфурт – не исключение.
Вагнер потупил взор.
– Я знаю, что это грех, и молюсь каждую ночь.
– На костре молитвы тебе не помогут. Разве что мешочек пороха, привязанный к шее, чтобы не мучиться…
Иоганн свистнул, подзывая Сатану. Когда собака примчалась, свесив язык, Вагнер хотел ее погладить. Но едва он протянул к ней руку, она грозно зарычала.
– Боюсь, я ему не по нраву. – Студент вздохнул. – Наверное, он ревнует.
– Она, – поправил Иоганн и погладил Сатану по спине. – Это она.
Юноша уставился сначала на Иоганна, затем на собаку.
– Она? Вы шутите!
Иоганн кивнул.
– Можешь сам поглядеть. Хотя сомневаюсь, что она позволит, – он пожал плечами. – Увы, Сатана так и не смогла ощениться. Я надеялся, что она оставит мне щенят, но теперь она уже стара.
– Она! – Вагнер рассмеялся и покачал головой. – Ну, а почему бы и нет… Я всегда подозревал, что дьявол носит женское обличие.
Так проходили недели, и в марте, когда началась капель, они снова двинулись путь, на север.
За последние годы имперские тракты постоянно обновляли: делали насыпи, наводили мосты, вырубали леса. Кайзер поучил братьям Жането и Франческо де Тассо из старинного ломбардского рода усовершенствовать почтовую службу в Германии. Теперь только между Шонгау и Венецией располагались два десятка почтовых станций, а чтобы добраться из Нидерландов до Инсбрука, конному курьеру требовалось всего шесть дней.
И в дождь, и в град повозку обгоняли посыльные. Глядя на них, Иоганн вспоминал, как еще мальчишкой болтался в трактире «У льва», что в Книтлингене. Тогда-то все и началось. Неразговорчивые курьеры, незнакомые говоры и наречия и разодетые торговцы со всех концов света неизменно напоминали ему, что мир не оканчивался за ближайшими холмами. С тех пор Иоганн так ни разу и не побывал в родном городе. Что сталось с отчимом и сводными братьями, он не знал. А своего кровного отца никогда не видел. Да и не хотел видеть. Все это осталось в прошлом, и ему не хотелось ничего ворошить. Прежняя жизнь представлялась ему ящиком Пандоры: стоило его открыть, и воспоминания налетали, как полчища мошкары. Тогда в памяти оживали и Маргарита, и Валентин, и Арчибальд, и Мартин…