Измена. Серебряная Принцесса (СИ) - Ли Стеффи. Страница 8

Я физически ощущаю на своем теле любопытные взгляды. Замечаю, как сгущается вокруг кружок заинтересованных лиц. Теснит и жаждет продолжения. Наслаждается каждой пойманной фразой.

Услышавшие слова Дарьяны — а не услышать их при такой громкой подаче было бы сложно — теперь с горячностью перешептываются, обсуждая новую порцию полученных сплетен.

Лева пристально смотрит на меня. И пока он не начал сыпать вопросами, я хватаю обоих друзей за локти и почти умоляю:

— Пожалуйста, пойдемте внутрь. Посидим в кафе. Поболтаем о том о сём. — внутренне меня трясет, но губы приветливо улыбаются и транслируют миру, какая я беззаботная дочь Серебряного отца. Пребываю в самом прекрасном настроении. Тогда как в тайне души мечтаю оказаться дома и спрятаться под тремя слоями одеяла.

В кафетерии, к счастью, не так многолюдно. Но мы своим приходом привносим новых посетителей. Еще с улицы за нами неотступно следуют несколько групп девушек. Наверняка Левины преданные поклонницы.

Мой друг умудряется вскользь кинуть в каждый кружок приветливо-чарующий взгляд, и каждое такое действие немедленно сопровождается радостно-взволнованными восклицаниями воздыхательниц.

— Прямо как чувствовала с утра, что надо надеть джинсовую куртку с подходящей этому моменту надписью. — с унынием шепчет Дарьяна.

— Лев Золотой — самый лучший на свете? — предлагает свою версию Лева.

— Золото — не мой металл. — сухо отвечает студентка.

— Самокритично.

— Правдиво.

— И, кстати, я Лев, а не Левон.

— Жаль, — пожимает плечами девушка, — Левон звучит как-то мужественнее и более величаво.

По лицу друга скользит тень удивления. Снисхождение касается его губ. Чувствую начало чрезвычайно долгого спора и спешно вмешиваюсь.

— А давайте сядем вон туда. — показываю на самый дальний свободный столик. — В тот уголок. Там мы сможем более или менее спокойно посидеть и поболтать.

Когда мы подходим к выбранному месту, Лева перестает себя сдерживать. Припечатывает хмурым взглядом и тихо спрашивает:

— Сева, почему ты мне ничего не говорила?

Покаянно опускаю голову, чувствуя, как снова придется пройти сквозь царапающие стальными иглами воспоминания, но Дарьяна и тут приходит на помощь. Она любезно откладывает мою казнь на некоторое время.

— А может, ты побудешь джентльменом и вначале закажешь нам кофе и вкуснях. И только потом будешь вникать в суть чужих историй.

— Это не чужие истории. — первый раз предельно серьезно отвечает он ей. В голосе друга возникает небольшая резкость.

В этот самый момент к нам подходит улыбчивый официант и спрашивает, чего мы желаем.

Я ограничиваюсь капучино с лавандой, Лева заказывает американо, а Дарьяна просит раф с ванильным сиропом и два кусочка шоколадного тортика.

— Так… ты его бросила? — спрашивает Лева, когда юноша в черных брюках и светлой рубашке ставит перед нами три кружки с дымящимся кофе и две тарелочки с щедрыми кусочками торта, а затем бесшумно удаляется.

Опускаю глаза к белоснежной салфетке, которую зачем-то тереблю в руке. Лихорадочно обдумываю, с чего начать историю. И стоит ли рассказывать ему всю правду.

Я решила ничего не говорить папе. Ограничилась короткой фразой: «Мы расстались». Так может и Леве не стоит сообщать обо всех имеющихся и далеко не самых приятных подробностях...

Но почему?

Неловкость скребется по спине.

Потому что мне стыдно?

Потому что мне невыносимо... Больно от каждого малейшего воспоминания того дня. Вот и сейчас, опустив голову, чувствую, как к глазам пробирается влага.

— Бросила и бросила. Чего ты к ней привязался. — заступается за меня Дарьяна.

— Хочу точно услышать это от самой Севы.

— А с первого раза тебе непонятно? Возникли проблемы со слухом? У тебя в ушах золотые затычки?

— Медяк, ты нарываешься.

— А ты плохо различаешь знак «притормози» за собственным блеском?

— Он сам меня бросил. — одними губами говорю я.

Так тихо, что боюсь, как бы слова, так и не остались на моих губах, не сумев вылететь наружу. Правда о том, что помимо этого он изменил мне с лучшей подругой остается невысказанной. И эта затаившаяся на деснах фраза нещадно горчит вкусом предательства.

За нашим столом воцаряется тишина. Ладонь Левы опускается на мою руку. Дарьяна тяжело выдыхает — она не одобряет мое признание.

— Он тебя обидел? — придвинув свой стул ближе к моему, ласково спрашивает друг. — Сев, если да, ты только скажи, и я сотру его в порошок…

— Нет. — стремительно отвечаю, бессознательно сжимая его пальцы в ответ. — Правда в том, что мы с Андреем расстались. На этом все. Честно говоря, я не очень хочу об этом говорить. Обсуждать эту тему не доставляет никакой радости. Надеюсь, ты не обидишься, если мы сейчас не станем ее продолжать.

— Конечно, нет. — тепло отвечает Лева. — Севушка, посмотри на меня.

Робко поднимаю на него взгляд.

— Твой лучший друг здесь и сделает ради твоего счастья все на свете. Ты же знаешь об этом, правда? И не сомневаешься?

С благодарностью киваю.

— И я никому не позволю тебя обижать. Тем более какому-то безродному убл..

— Лева, пожалуйста!

— Извини. Немного сорвался. Может, хочешь чего-нибудь еще? Свежевыжатый апельсиновый сок или твое любимое творожное кольцо?

Отрицательно качаю головой.

— А я вот не откажусь ещё от одного кусочка тортика. — с улыбкой подает голос Дарьяна.

Взгляд Левы слегка мрачнеет, когда он поворачивает голову в ее сторону.

— Медяк, у тебя там ничего не слипнется?

— Это уже не золотого ума проблема. — отвечает девушка, отодвигая от себя две пустые тарелочки. — А вот сам вопрос явно не красит золотого мальчика. И где манеры аристократии?

Лева угрюмо подзывает официанта и заказывает ещё кусок торта, а потом наклонившись ко мне, говорит:

— Сев, я отлучусь на пару минут. Не скучайте тут без меня.

Когда мой друг выходит из дверей кафетерия, Дарьяна тихо произносит:

— Не важно насколько вы с ним близкие друзья, ты не обязана ему ничего рассказывать, если не хочешь. Это твоя личная жизнь. И только тебе решать, кого в нее впускать.

— Я не хочу его обижать.

— Он взрослый мальчик. Его золотую душу вряд ли заденут секреты девочек. А если он вдруг начнёт при тебе плакать навзрыд — делай выводы.

— Он очень хороший.

— Ага. — без энтузиазма отвечает она.

— Тебе в нем что-то не понравилось?

— Да нет. Просто я стараюсь держаться подальше от таких вот богатеньких мальчиков, любящих себя. Которым с детства все достается на драгоценном блюдечке. Но понимаю, что мир, в котором живешь ты, вряд ли тебе такое позволит. Как никак вы крутитесь в одних и тех же кругах, я же эти круги посещаю только по большим праздникам. А была бы моя воля, вечно бы держалась от них за километр.

Мне не очень понятны её слова, потому я решаюсь подойти с другого края.

— А можно у тебя спросить, какое у тебя мнение сложилось о Леве? Какое первое впечатление? Что ты о нем подумала?

— Конечно. Я подумала, что это высокий, не лишенный обаяния лица парень в черном костюме, чьи манжеты украшены золотыми нитями. — весело ухмыляется. — Уверена, трусы на нем точно золотые, а-то как-то подозрительно черный превалирует над золотым в наряде. Наверняка мы просто не видим других деталей гардероба, вот и все.

— Я не про внешность.

— Хммм… Дай-ка подумать…

Официант приносит третью тарелочку с тортиком и забирает со стола пустую посуду. Дарьяна неспешно берет в руки маленькую вилочку, отламывает небольшой кусочек, с блаженством отправляет в рот, и лишь после продолжает свои размышления:

— Он очень любит себя и наделен самомнением колоссальных размеров. Ну, знаешь, обычно говорят, самомнение размером с дом, а у него, мне кажется, во всю планету или — слегка шире. Не знаю, как ему не жмет пространство вокруг…

— Ты преувеличиваешь, — смеясь, качаю головой. — Он гораздо лучше, чем ты описала.