Верхний ярус - Пауэрс Ричард. Страница 124
Кодеры объясняют своим слушателям лишь одно: как искать. И новые существа отправляются исследовать земной шар, а код продолжает распространяться. Новые теории, новое потомство, новые развивающиеся виды — все они преследуют одну цель: выяснить, насколько велика жизнь, насколько она пронизана взаимосвязями и что нужно сделать, чтобы человечество не покончило с собой. Земля опять превратилась в мудрую и прекрасную игру, а ученики — просто последнее поколение игроков. Неистово разнообразные, они порхают в цифровых облаках и сбиваются в стаи, как бумажные журавлики. Некоторые налетаются и упадут. Те же, которые разыщут какую-нибудь истину, будут расти и множиться. Нилай с болью в сердце понимает: у жизни есть способ передавать послания будущему. Он называется «память».
ДРУГИЕ УЧЕНИКИ, рожденные накануне, изучают каждую кнопку, на которую нажимает Джудит Хэнсон. Они следуют за ней в колоссальный киноархив, где только за сегодняшний день прибавилось тринадцать лет видеозаписей. Ученики уже просмотрели миллиарды таких роликов и начинают делать собственные выводы. Они могут определять лица, узнавать достопримечательности, книги, картины, здания и коммерческие продукты. Скоро начнут догадываться о смысле фильмов. Жизнь — череда философских спекуляций, и эти новые спекуляции всячески стараются ожить.
Мими переходит по ссылке. Под разрекламированными видеороликами выстраиваются другие, собранные невидимыми агентами, достаточно умными, чтобы понять: если Джудит Хэнсон посмотрела это, ее наверняка заинтересует и вон то. «Оборона жизни». «Лесные войны». «Секвойное лето».
Мими на крючке. Каждый шестиминутный ролик длится целую вечность, и она редко просматривает больше нескольких десятков секунд. Она нажимает на видео, озаглавленное «ДревоРеальность». Он был размещен несколько месяцев назад и уже набрал тысячи лайков и дизлайков. Начальный кадр: переход из затемнения к вырубке, которая простирается, куда ни кинь взгляд. Звучит смиренная хоральная прелюдия, исполняемая на древнем деревянном музыкальном инструменте и такая медленная, что кажется, будто ее замысловатый нотный механизм вот-вот замрет. Мими не знает, что это за произведение; ученики могли бы ей подсказать. Они уже способны опознать десять миллионов мелодий по первым же звукам.
Камера дает крупный план: массивный пень, на котором разместился бы любительский театр. Монтажная склейка: на пне появляются три газовые горелки, извергающие пламя. Еще одна: над горелками возникает нечто круглое, похожее на шатер из ткани. Панорамный кадр, смена фокуса. Горелки опять работают. Круглый «шатер» растет и превращается в коричнево-зеленую трубу. Она увеличивается в режиме покадровой съемки. Через десять секунд Мими понимает, что за пень перед ней. Ученики еще не знают, но это ненадолго. Скоро они будут понимать все, что понимает она — и на порядки больше.
Уставившись в экран своего смартфона в переполненном парке, Мими наблюдает, как дерево-призрак возникает из небытия. Оно высится над вырубленной рощей. Ожившая секвойя титанических размеров колышется на ветру. По мере роста ствола камера отъезжает назад, демонстрируя, что «дерево» единственное на равнине пней, спиленных как по линейке. Сказочный, сюрреалистический воздушный шар раздувается до полупрозрачного апофеоза. Дюжина его огромных, сшитых вместе веток ощупывает пространство в поисках секретных отсеков и парящих в воздухе посланий.
Она знает, кто создал это дерево. Все пустоты заполнились, и пластины коры цвета корицы чернеют там, где пожары коснулись их несколько веков назад. Что-то окружает огромный ствол у самого основания. Мими цепенеет, когда понимает, что. Ей кажется, что у нее галлюцинации. Но крупный план подтверждает первое впечатление, пусть перед нею всего лишь пятидюймовый экран. Вокруг «дерева», словно вокруг костра, сидят кольцом — лицом наружу, колено к колену — отшельники на грани просветления. Это ее архаты, в точно таких же позах, как на свитке; это их одеяния, сгорбленные плечи, выпирающие ребра, и они улыбаются именно так, сардонически. Она опускает смартфон на траву. Она ничего не понимает. Ролик продолжается. По боковой части парящего дерева бегут китайские иероглифы. Мими, невзирая на свою неграмотность, узнает их после стольких лет разглядывания.
Затем она вспоминает долгие часы, которые Николас Хёл проводил в ее доме. Видит его сидящим за столом и делающим наброски, пока остальные изучали карты и планировали нападения. Это всегда беспокоило ее, как будто он был художником в зале суда, заранее документирующим процесс. Теперь она понимает, что он зарисовывал.
Дерево на экране смартфона Мими содрогается. Его ветви трепещут. Из нижней части кадра поднимается дым. Одна из горелок поджигает основание огромной матерчатой колонны. Огонь лижет ствол, как вековые языки пламени когда-то лизали Мимаса. Но эта кора не огнестойкая. Через мгновение колонна раскаленного шелка одновременно испаряется и падает обратно на Землю, как космическая ракета при неудачном запуске. Пламенеющие ветви колышутся и опускаются. Кольцо архатов светится желтым, затем ярко-оранжевым, и наконец становится черным, как зола.
Еще несколько мгновений, и матерчатая секвойя превращается в пепел. Хоральная прелюдия спотыкается на последней обманчивой каденции и переходит в тонику. Струйка дыма над покрытым пнями склоном холма растворяется в черноте. Мими Ма как никогда раньше хочется что-нибудь разбомбить.
На темном фоне проступают слова. Буквы сделаны из листьев в цветах осени, с абсурдным терпением разложенных широкими линиями на обширных участках лесной подстилки:
Листья разлетаются парами и тройками, исчезая под порывами сильного ветра. Ролик заканчивается и просит ее поставить оценку. Мими смотрит на склон холма, где полным-полно любителей пикников, наслаждающихся прекрасным днем.
ТЕПЕРЬ КАМЕР НЕТ. Ник завязал с камерами. Это произведение будет своей собственной и единственной записью. Он не знает точно, где находится. На севере. В лесу. Другими словами, он заблудился. Но, конечно, деревья вокруг него не заблудились. Для птиц, которые его разбудили, каждый изгиб каждой ветки этих елей, американских лиственниц и бальзамических пихт носит свое имя. Он привыкает к мысли, что где бы ни находился, здесь и будет стоять его самая большая и долговечная скульптура, пока время и живые существа не преобразят ее.
Леса сине-серые и покрытые лишайником. Он работает методично, как и в течение нескольких дней. Использует только те материалы, которые уже лежат на земле, подтаскивая упавшие деревья туда, где растет его конструкция. Некоторые ветки он может просто носить. Некоторые стволы — перетаскивать и катить с помощью веревки и крюка. Для других фрагментов нужна лебедка, прикрепленная к какому-нибудь из тех деревьев, что еще стоят. Есть и слишком большие бревна, которые он не может сдвинуть с места. Они остаются на месте, диктуя дизайн, чью форму Ник скорее открывает, чем придумывает.
С каждым сгнившим стволом, который он вставляет в узор, план разрастается. Он должен держать растущее творение в голове, оценивая всю работу как бы с высоты. По ходу дела Ник учится раскладывать части. Существует так много способов разветвления — бесконечное множество. Он смотрит на извилины и изгибы каждой упавшей ветки и ждет, пока она сама подскажет ему, где в реке древесины, текущей по земле, ей хотелось бы оказаться.