Совок 11 (СИ) - Агарев Вадим. Страница 14

За неимением необходимой пищи для напряженного ума, расположенного за лобной костью, пришлось довольствоваться природными инстинктами и наработанными рефлексами. Первый секретарь вынужден был довериться не холодной многоопытной голове, а спинному мозгу. То есть копчику, а, если сказать еще определённее, то своей заслуженной коммунистической заднице. Которая, как барометр, уже несколько дней настырно предвещала ему бурю, молнии и громы.

А еще, его, как боевое красное знамя, прожженная в прежних боях и невзгодах партийная жопа нашептывала ему сокровенное. Что в эти непростые предпроверочные дни следует отойти от догм и пересмотреть некоторые приоритеты. И, что в окопе сейчас лучше соседствовать с наглецом из МВД, но никак не с обосравшимся ВрИО внука Дзержинского. Поскольку тот, судя по всему, погряз не в играх, а в игрищах.

Товарищ Игнатов никогда не стал бы тем, кто он есть сейчас, если бы не умел, как следует, разбираться в людях. Вот и теперь он видел, что областной милиционер что-то понимает или даже что-то знает про ссыкливо суетящегося комитетчика. Что-то очень нехорошее. Еще он видел, что гэбист под вполне терпимым давлением мента сразу же и до обидного несолидно поплыл. И, что при всём прочем он по-настоящему испуган. Не так, чтобы до неконтролируемого поноса, нет. Но всё-таки настолько, что можно с умеренной уверенностью предполагать глубину той сортирной ямы, в которой он завяз и сейчас так беспомощно барахтается.

И потому, по совокупности всех названных и неупомянутых причин, делать ставку на доблестного чекиста товарищ Игнатов поостерёгся. Но и с отморозившимся милиционером связывать себя он так же пока не хотел. Опасался. Уверен он был лишь в одном. Надо было как можно быстрее прекращать эту нехорошую свару силовиков. Совсем не вовремя они затеялись щелкать зубами друг на друга.

Но до того, как надеть намордники на правохранителей, кровь из носа, нужно было всё же выяснить, насколько жидко обосрались чекисты. Хотя бы примерно, но нужно было бы понимать кое что. Понимать, какими подзатыльниками, пока еще неизвестные гэбэшные фортеля, могут обернуться для области и для него лично.

— Итак, товарищ Данков, насколько я могу судить, вы намекаете на участие офицеров нашего областного Управления госбезопасности в уголовных преступлениях? — грозно набычился Первый секретарь на милицейского начальника.

— Это не намёки, Евгений Фёдорович, это обычное рабочее предположение! — упрямо пожевал губами генерал, — Могу с уверенностью вам сказать, что оснований для такого, согласен, неприятного предположения, у нас имеется предостаточно. Потому я и задал вопрос полковнику относительно того, в какой службе Управления работали эти офицеры, — Данков спокойно посмотрел в лицо партийного вожака. — Поймите меня правильно, я же не столько о своей, я же о вашей репутации пекусь, товарищ Первый секретарь! И об репутации нашей области! Поэтому я настаиваю, будьте добры, Евгений Фёдорович, продублируйте полковнику мой вопрос!

Даже не посмотрев в сторону Мартынова, генерал Данков своим напоминанием о репутации Первого, цинично, но почти виртуозно лягнул гэбэшника по яйцам. И, чего уж там, он нимало не застыдился этого своего изящного жеста в сторону гениталий чекиста. Ибо в таких высоких отношениях между такими соседями, как они с Мартыновым, запрещенных приёмов просто-напросто не существует. По определению. И уж, если нашлось какое-то крамольное лыко, то его непременно следует вплести в строку смежника.

— Зачем вам это знать? Что вам даст эта информация, если они всё равно уже мертвы? — не отставал от милицейского руководителя областной партиец.

— Много чего даст. Мне почему-то кажется, что эти Григорьев и Зубков служили по линии Пятого главка Лубянки, — перевёл Данков свои цепкие, будто репейники, глаза на злобно косящегося на него Мартынова, — Я ведь угадал, полковник? — с едва заметной усмешкой подмигнул он чекисту.

Сие приватное действо от внимательно наблюдавшего за силовиками товарища Игнатова не укрылось. Он промолчал, но открыто демонстрируя свой интерес, упёрся тяжелым взглядом в гэбэшного полкана. Тот сделал вид, что не понимает желания партийца услышать ответ на поставленный вопрос и отвёл глаза в сторону.

— Ты чего, полковник, глазами по углам стреляешь, как просватанная девка? — начал раздражаться Первый секретарь, — Это твои самовольщики всё равно уже выбыли из штата по причине смерти, так что сделай милость, ответь Владимиру Алексеевичу!

— Не могу! — попытался было соскочить чекист, — Не имею права! Это секретная информация!

Последние слова Мартынов промямлил еле слышно, съеживаясь под свинцовым взглядом хозяина кабинета. Взгляд этот был тяжелым и требовательным.

— Говори! — закаменев лицом, потребовал Игнатов, — Под мою ответственность!

Несколько секунд боец невидимого фронта колебался. Потом, не выдержав удавьего взора выдающегося областного коммуниста, он кивнул.

— Да, капитан Зубков и старший лейтенант Григорьев проходили службу в Пятом отделе нашего Управления, — таки сдулся и сдался госбезопасный полковник.

— И что тебе это знание теперь даёт, генерал? — перевел свой взгляд с Мартынова на Данкова товарищ Игнатов, — Расскажи нам, в чем ты стремишься уличить своих коллег?

Начальник УВД недовольно поморщился. С образом скандальозного сутяжника мириться он не хотел. Но огрызаться, тем не менее, не стал. Вернее, не посмел. Так как хорошо понимал, что и без того давно уже ступил на тонкий лёд и в любой момент может пройти точку невозврата в отношениях с партией большевиков.

— Я так думаю, Евгений Фёдорович, что капитан со старшим лейтенантом курировали отъезд этих евреев. Это можно легко проверить! — Данков вопросительно посмотрел на чекиста, но не дождавшись ни ответа, ни какой-либо иной реакции, перенаправил глаза на Игнатова.

— И, что? — пожал плечами тот, — Даже, если и курировали то, что с того?

— Если они осуществляли оперативное сопровождение выездного дела граждан Левенштейн и Лишневского, то обязаны были подвести к ним своих агентов и доверенных лиц. Или завербовать кого-то из их окружения. Не менее двух-трех осведомителей под каждого. Ведь так? — милиционер обернулся на полковника Мартынова.

Дождавшись от того неохотного, но утверждающего кивка, Данков тоже удовлетворённо кивнул и продолжил свои раздумья вслух.

— Полагаю, что через своих людей, освещающих Лишневского и Левенштейн, Зубков и Григорьев узнали о ценностях и денежных средствах, которые те собрались вывезти в Израиль. Все отъезжающие всегда пытаются вывезти нажитые ценности. Вот и решили Григорьев и Зубков ими завладеть. По этой причине они и выехали вслед за Левенштейн и Лишневским без спроса. Никого из своего руководства не предупредив о своей самовольной отлучке с места службы. Могу предположить, что они планировали обернуться за ночь и с утра уже быть на службе.

Завершив своё единоречие, генерал обвёл взглядом присутствующих, ожидая от них возражений. Однако, возражений не последовало. Товарищ Игнатов сидел хмурый и сосредоточенный на каких-то своих мыслях. Мартынов бросал короткие и полные ненависти взгляды на милицейского обличителя. А оживший областной прокурор, по своему обыкновению, смотрел на Первого. Ожидая, когда тот сделает себе мнение об услышанном и торжественно явит его присутствующим. Как единственно верное и соответствующее линии партии.

Не дождавшись критических замечаний и каких-либо комментариев к своей версии, начальник УВД приподнялся над стулом, протянул руку и забрал с мельхиорового подноса бутылку «Боржоми», и стакан. Стакан был обычный поездной, без шестнадцати мухинских граней. Но и без подстаканника. На столе у Первого стояла точно такая же бутылка, но стакан был хрустальный.

Поймав на себе полные благоговейного ужаса взгляды Фролова и Мартынова, генерал Данков внезапно осознал, насколько это восхитительно быть лейтенантом Корнеевым. Он с удовольствием глотал щиплющую нёбо минеральную воду и внутренне ухмылялся. Ухмылялся он, осознавая, что еще вчера не решился бы без предложения Первого секретаря обкома взять с его стола эту бутылку. А, если бы тот и предложил, то он, Данков, скорее всего, вежливо бы отказался. И вовсе не потому, что не хочет пить или не любит «Боржоми».