Гроза над Бомарзундом (СИ) - Оченков Иван Валерьевич. Страница 48

Быстро построившись, фузилеры за полчаса преодолели отделявшее их от поля боя расстояние и готовились вступить в бой. Впрочем, поначалу воинское счастье оказалось на стороне защитников Бомарзунда. Ударив в штыки, они опрокинули передовые пикеты противника и готовы были идти дальше. Но нарвались на прицельный и очень плотный огонь вражеских стрелков. А затем в бой вступили свежие силы французского десанта.

Какое-то время слышались только звуки ударов, звон стали и приглушенная брань множества сражающихся между собой людей. Ожесточенные долгим противостоянием люди не давали никому пощады и не просили ее сами. Артиллерия замолчала, чтобы не зацепить своих, и только единороги время от времени посылали гранаты через строй. Разрываясь в рядах французов, они помогали сдерживать их натиск, но, тем не менее, им удавалось теснить русских.

Казалось, эта схватка будет продолжаться вечно. Ни одна, ни другая сторона не желали уступать, отчего фронт находился в состоянии шаткого равновесия. Кому-то нужно было кинуть новый груз на чашку весов, и первыми это сделали французы. Отряд полковника Дженеса все же продрался сквозь местные заросли и буераки, после чего оказался у многострадального Транвика.

Мгновенно оценив ситуацию, Дженес не стал тратить время на построение подчиненных ему матросов и повел их в бой. Обрушившись на русский фланг, они быстро смяли его и двинулись дальше. В воздухе запахло надвигающейся катастрофой.

Схватившийся за голову Вендт бросился в гущу сражения и путем невероятного напряжения сил смог приободрить растерявшиеся было войска и заставить их отступать в относительном порядке. Размахивая шпагой, он вел их назад под прикрытие артиллерии, проклиная себя за самонадеянность.

Отдав все необходимые приказы, я, тем не менее, не мог найти себе покоя. Разум подсказывал, что лучше доверить командование профессионалам, а сердце… сердце рвалось в бой! Немного поразмыслив, решил совершить вместе с морскими пехотинцами небольшой маневр. Беглый взгляд на карту подсказал, что он вполне возможен и не потребует чрезвычайных усилий.

Как выяснилось немного позже, особой точностью имевшаяся у меня схема местности не отличалась. Или, что более вероятно, я не умел ее читать. Нет, сначала все шло хорошо. Колонна матросов под моим доблестным командованием бодро шагала навстречу приключениям. Впереди ваш покорный слуга на не вполне белом, но все же самом настоящем коне. За нами поставленные на колесные лафеты митральезы моего имени.

Но потом начался заросший кустарником косогор, из-за чего мне пришлось спешиться и передать поводья одному из конвойных казаков. Идти пешком было не столь удобно, но мы все же продвигались вперед, таща за собой «недопулеметы» и зарядные ящики. Шли на удивление тихо. Густой, плотный мох скрадывал шум от топота тысяч подбитых гвоздями сапог. Так, пыхтя и матерясь, мы преодолевали версту за верстой, пока не вышли к крохотному озеру западнее залива Эствик и не уперлись в цепь холмов.

Судя по доносившемуся до нас звуку канонады и яростным крикам, бой шел как раз за этими высотами. Вот только кто именно окажется перед нами, когда мы их преодолеем? Посланные вперед разведчики скоро вернулись с неутешительными известиями. Сразу за холмом находились французы, и, судя по всему, они вот-вот разгромят Вендта!

— За мной! — хрипло заявил я, зачем-то вытащив из кобуры револьвер.

— Ваше императорское высочество! — попытался встать на моем пути Лихачев. — Вам не следует лично…

— Молчать! — прервал я его, и, поняв, что к моим словам сейчас прислушиваются окружающие, обратился к ним с небольшой речью.

— Братцы! Там сейчас гибнут наши товарищи. И если мы не придем к ним на помощь, их, скорее всего, разгромят и убьют! Поэтому слушайте мой боевой приказ. Идем вперед, чтобы ударить по французам. Пока не доберемся до гребня, всем помалкивать. А уж там по моей команде огонь! Бейте в первую очередь по офицерам. Развернуться цепью и залечь, используйте камни и деревья, как укрытия! Не высовывайтесь и не подставляйтесь! В рукопашную никому не вступать, бить сукиных детей огнем так, чтобы голову не могли поднять…. С Богом!

Последний рывок, как и следовало ожидать, вышел самым трудным. Приходилось карабкаться практически на четвереньках. Фуражка то и дело норовила сбиться набок, мешая обзору, длинная сабля била по ногам. Пот заливал глаза, а дыхание сбилось, и все же мы достигли цели.

Перед нами открылась широкая долина, по которой маршировали французские колонны. Все было видно, как на ладони. Оставалось лишь…

— Митральезы на месте? — почему-то шепотом спросил я.

— Так точно! — нехотя буркнул все еще обиженный Лихачев.

— Огонь! — почти радостно выдохнул и первым спустил курок.

Обрушившийся на врага шквал огня стал для него настоящим потрясением. Пули летели так густо, что буквально косили ряды французов. Особенно отличились митральезы, выплескивающие на их ряды настоящий свинцовый ливень. Неудивительно, что скоро нас всех затянуло пороховым дымом, вынудив на короткое время прекратить огонь, а когда ветерок отнес клубы прочь, перед нами предстала поистине ужасная картина.

Оказавшаяся перед нами рота была уничтожена практически полностью, причем большая часть солдат погибла на месте, и теперь их тела устилали дорогу. Те же немногие, кто попытался скрыться, не смогли далеко уйти и лежали чуть поодаль.

Ошеломленные своей огневой мощью матросы потрясенно молчали. И тогда я снова подал голос, теперь уже закричав.

— Молодцы, ребята! Так их, в Бога душу мать и царицу небесную!

Ответом мне был хохот из почти тысячи глоток.

Надо отдать должное Хюгу и его подчиненным. Получив столь чувствительный удар, они не впали в панику и не бросились назад к шлюпкам, а развернулись и бросились в атаку. Для нейтрализации столь несвоевременно появившейся угрозы французский генерал выделил придерживаемый им в резерве 3-й линейный батальон, придав ему две роты егерей. Вооруженные штуцерами Тувенена стрелки были грозным противником для любого врага, кроме моих ребят.

Совсем недавно они служили абордажниками на парусных кораблях Балтийского флота, из которых сформировали первый батальон возрожденной морской пехоты. Вооруженные скорострельными «Шарпсами» и засевшие на гребне холма морпехи с легкостью расстреляли сначала егерей, а потом пытавшихся взбираться по склону пехотинцев.

Те пытались отвечать залпами, однако попасть по одиночным целям оказалось не так уж просто. К тому же русские стрелки, видя готовность своих противников, не стеснялись опускаться на колено или даже ложиться, но что самое неприятное, их скорострельность от этого нисколько не уменьшалась.

Поняв, что проигрывают в перестрелке, французы под непрерывным обстрелом все же попытались атаковать, рывком преодолев разделяющее нас расстояние и ударив в штыки, но понесли настолько серьезные потери, что атака захлебнулась на полпути, а когда по ним снова прошлись перезаряженные митральезы, немногие уцелевшие предпочли бежать.

Еще одним сюрпризом для французов стало то, что дальности нашего оружия оказалось вполне достаточно, чтобы плотно закупорить узкое дефиле, по которому к месту сражения подходили подкрепления. Более того, услышав звуки боя в своем тылу, французы остановились, позволив войскам генерала Вендта вырваться из клещей и снова занять позицию в Транвике, отбросив от него моряков Дженеса, которые в своем наступательном порыве в итоге наткнулись на плотный огонь тяжелых пушек Полубояринова, прикрывавших наш правый фланг. Полупудовая граната — это, доложу я вам, страшно. Выжить под таким огнем трудно, но еще труднее сохранить присутствие духа!

— Может, ударим? — с надеждой взглянул на меня Лихачев, показывая на смешавшихся врагов.

— Черта с два! — у меня хватило благоразумия отказаться. — Мы недурно укрепились и контролируем все проходы. Пусть лучше они атакуют и кладут почем зря своих людей!