Трепет. (не) его девочка (СИ) - Маар Чарли. Страница 27

— Замолчи… — отворачиваюсь от него, потому что не могу слушать то, что он говорит и одновременно смотреть ему в глаза. Я вообще не хочу сейчас слушать его, видеть, вдыхать его запах. Ничего не хочу, что даже косвенно связано с ним.

— Нет, ты выслушаешь меня, — Рустам Довлатович обхватывает мой подбородок пальцами и тянет на себя. — Я хочу, чтобы ты здесь осталась. Со мной. Я не собираюсь тебя насиловать. Как я уже сказал, мне нужно, чтобы ты тоже меня хотела.

— Этого не будет! — хнычу я. — Не будет, потому что я считаю это отвратительным… Мы друг другу…

— Никто. Мы друг другу никто. Запомни это. Мы чужие люди.

— Ты был женат на моей маме!

— Верно. Был. И развелся с ней, когда понял, что у меня есть чувства к тебе.

— Перестань! Немедленно прекрати все это! Я не хочу знать! — закрываю уши ладонями и зажмуриваю глаза, но все равно слышу:

— Она не знала. Я не хотел ей говорить. Считал, что это… пройдет. Но не прошло. Она спросила у меня перед смертью. Задала прямой вопрос, и я ответил правду. Она спросила, люблю ли я тебя? Как женщину?

— Нет! Замолчи! Замолчи! Заткнись! Заткнись! — визжу, закрыв лицо ладонями. Не хочу знать, что он ей ответил. Я не связываю его поведение с любовью. Разве это любовь, когда принуждаешь кого-то быть рядом?!

— Успокойся! — рычит мужчина и с силой отлепляет мои ладони от ушей, затем тянет меня на себя, с силой сжав ягодицы. Его бедра оказываются между моих ног, он опускает голову к шее и утыкается носом в мои волосы, глубоко, с жадностью вдыхает. — Сходить по тебе с ума… так долго, и вот теперь держать тебя в руках… Тише, девочка, успокойся. Прости меня.

— Никогда, — произношу дрожащим голосом, отчаянно пытаясь справиться с трепетом, вызванным движением его рук по моим ногам, пояснице и спине. — Никогда я не смогу простить тебе это. У тебя ведь есть женщины. Регина и кто там еще. Ты можешь удовлетворять свои желания с ними. Не трогай меня.

Ладони мужчины застывают на моих плечах, немного сжимают их, затем отпускают и движутся вверх, к шее.

— Другие мне не нужны. Если бы дело было только в том, чтобы трахнуть тебя, Яна, я бы давно справился с этим желанием. Мне не пятнадцать. Но дело не в этом. Мне нужна именно ты… — он делает паузу, словно собирается с духом, словно готовится сказать нечто важное для меня и для самого себя. — Потому что я люблю тебя.

Это признание меня обжигает, вышибает воздух из легких, скручивает сердце и душу. Слышать его намного тяжелее, чем кажется. Сразу вспоминаю, что сказала ему, когда он прижимался ко мне голый на этом самом столе. Я сказала, что любовь не всегда можно объяснить… Я имела в виду свои чувства к Сашке, но не представляла, что это может касаться и отчима тоже. А его любовь мне кажется необъяснимой, неправильной. Если любовь вообще есть.

— Как ты можешь любить меня и заставлять в одно и то же время?

— Я люблю тебя слишком сильно, чтобы не попытаться добиться взаимности, — мужчина тяжело вздыхает и слегка сжимает мои бедра пальцами. Между ног начинает пульсировать, и я непроизвольно пытаюсь сжать их, что сделать не получается, так как между ними стоит отчим. От этого движения он напрягается и со свистом выпускает воздух сквозь сжатые зубы.

Он чувствует все то, что чувствую я. Он знает. Знает о том, что я заражена, инфицирована чем-то отвратительным. Тем, что заставляет меня дрожать от его близости, от запаха его духов.

Рустам Довлатович слегка отстраняется, после чего большим пальцем проводит по моей щеке, накрывает им губы, сминает и оттягивает нижнюю.

— Тебе отдохнуть нужно. Этот разговор вообще не должен был состояться сейчас, Яна. Я вызову врача. Он тебя осмотрит.

Отчим относит меня в гостиную, проигнорировав мою попытку сопротивляться его заботе, кладет на диван и укрывает пледом. Я чувствую слабую дрожь и покалывание в пальцах, на лбу выступает испарина. Видимо жаропонижающее начало действовать. Голова уже не так сильно болит, но легче мне не становится. И все из-за него. Из-за Рустама Довлатовича. Он сказал, что любит меня слишком сильно, чтобы не попытаться добиться взаимности. Только с моими желаниями он считаться не хочет, а я не желаю его любить, хотеть, не желаю отвечать на его страсть, не желаю верить в его больную любовь, которая уже сейчас разрушает меня, а после уничтожит окончательно.

Если. Я. Останусь.

Вцепившись пальцами в плед, практически с головой укрываюсь им, наблюдая, как мужчина отходит в сторону и достает из кармана брюк телефон. Я обвожу взглядом его тело, и сразу же невольно вспоминаю сцену в душе, а потом на кухне. Я видела его обнаженным, чувствовала, когда он прижимается ко мне, и вряд ли я теперь когда-нибудь смогу спокойно смотреть на него даже в одежде. Такие воспоминания просто так не стираются.

— Врач будет через полчаса, — мужчина поворачивается ко мне и, пару раз чиркнув пальцем по экрану телефона, бросает его на диван рядом со мной. — Ты чайник грела. Я сделаю тебе чай с лимоном.

— Не надо, — еле разлепляю губы, чтобы запротестовать. — Хочу, чтобы ты ушел. Я дождусь врача одна. Ничего со мной не случится.

— Никуда я не уйду, пока не буду уверен, что тебе не требуется более серьезное лечение.

Снова игнорирует мое сопротивление…

— Если окажется, что требуется, я могу позвонить. Мне не пять лет. Я сама спра…

— Я не спрашивал у тебя, что мне делать, а чего не делать, Яна, — отчим устало трет глаза, будто его утомили мои попытки оттолкнуть его, после чего разворачивается и направляется на кухню.

— Не хочу я чай, — хриплю ему вслед, на что в ответ получаю упрямое: "Значит, сделаю кофе с молоком. Ты его всегда любила". На самом деле, в данный момент я бы не отказалась от теплой жидкости, потому что во рту пересохло, а горло начало раздирать. Но меня бесит, что это он будет за мной ухаживать, бесит, что он знает меня лучше, чем я знаю его. Бесит, что эта чертова забота вызывает ноющее чувство в груди. Я так долго мечтала, что отчим будет ближе ко мне, ведь после смерти мамы мы только отдалялись, и вот он решил стать ближе, только отцовские чувства здесь ни при чем. Тепло, которое я искала… у него слишком высокая цена.

Мое внимание привлекает вибрирующий звук слева от меня. Опускаю взгляд и вижу телефон Рустама Довлатовича. На экране высвечивается имя Регины. Злость, которая вроде бы успела сойти на нет, уступив место апатии и обреченному ожиданию дальнейшего, вновь возвращается. Сначала он жил в этом доме со мной и мамой, потом таскал сюда Регину (уверена, так и было, учитывая то, что она оставила ему записку в кабинете о встрече в казино), и, скорее всего, не только Регину он сюда таскал. Теперь отчим хочет, чтобы я жила тут с ним. Позволила ему… заниматься со мной сексом.

"Другие мне не нужны" — так он сказал, но это не значит, что их не будет. Мама ему тоже была нужна, а потом перестала. Уверена, что и эта его больная любовь ко мне пройдет, как только он наиграется, насытится тем, что долго было под запретом. Поэтому Регина и другие всегда будут рядом, на подхвате. Почему-то появляется тошнотворное чувство, от которого начинает сводить желудок. Не успев обдумать дальнейшие действия, я тянусь к телефону и сбрасываю звонок женщины.

Пошла она. Пошел он.

Рустам Довлатович возвращается через несколько минут с двумя чашками в руках. Он ставит их на журнальный столик перед диваном. Одну чашку двигает ближе ко мне, сам садится в кресло напротив.

Я все еще сижу, укрывшись пледом, и монотонно раскачиваюсь в стороны. На отчима стараюсь не смотреть, отчаянно и не особо успешно пытаясь подавить дурацкое обжигающее чувство, возникшее после звонка Регины.

— Выпей кофе. Тебе сейчас следует больше пить.

Мне сейчас следует остаться одной, подумать и принять решение, о котором впоследствии, скорее всего, я сильно пожалею. Но о чем я точно не пожалею, так это том, что верну себе Сашку.

— Ключ-код у тебя есть, Яна, — хрипит мужчина. Сказанные слова буквально вынуждают меня взглянуть на него. Гладко выбритый подбородок с ямочкой внизу, четко очерченные губы, глубокие темные глаза, серьезный прямой взгляд.