Трепет. (не) его девочка (СИ) - Маар Чарли. Страница 36

Вытягиваю купюры из его пальцев, вздрагиваю, когда наши ладони соприкасаются, и начинаю отползать к выходу. Уже ставлю одну ногу на асфальт, все еще не отпуская его взгляд.

— Она говорила с тобой? Регина. Есть то, о чем мне следует знать, Яна?

Я сглатываю и машинально прячу глаза, отведя взгляд в сторону. Значит, он ничего не знает. Она ему не рассказала, что неудивительно. Не думаю, что это было бы умно с ее стороны. Но и сама я не хочу ему отвечать, и врать очень трудно, когда он так смотрит.

— Нет. Ничего, — я почти шепчу. — Ничего, с чем бы я не могла справиться.

Не собираюсь посвящать его в детали нашего разговора с его любовницей. Да и не смогу я повторить все то, что она сказала. Меня тошнит, даже когда я просто думаю об этом.

— Я тебе не верю. Ты напряжена слишком. Но я уже сказал, чтобы ты не беспокоилась больше. Что бы она тебе ни сказала, выбрось это из головы. Пиджак возьми, чтобы не промокнуть.

Отчим берет пиджак с переднего пассажирского кресла и протягивает мне. Я укрываюсь им и все-таки покидаю машину.

Выбрось из головы… Конечно, так и сделаю. Это ведь так же просто, как выбросить из головы все последние дни моей жизни. Выбросить из головы брата. Он же мне неродной.

Рустам сегодня, возможно, снова поедет к Регине. И это я тоже должна выбросить из головы…

Небеса словно взбесились, обрушивая на землю потоки воды. Нужно скорее добежать до подъезда, чтобы не промокнуть насквозь, а я топчусь, раздираемая мыслями и чувствами. Поднимаю глаза и вижу, как подъездная дверь открывается. На крыльцо выходит Артем, раскрывает зонт и замечает меня. Парень сразу начинает приветливо улыбаться и машет мне рукой.

Хороший парень. Хороший друг. Чтобы он сказал, узнав, на что я подписываюсь ради брата? Он осудил бы меня или мужчину, сидящего в машине, у которого все намного проще: не думай, забудь, я тебя защищаю…

Улыбаюсь Теме в ответ. Наверняка выходит криво, но иначе пока не могу. Захлопываю дверь авто и делаю несколько шагов вперед в направлении подъезда, затем замираю и оборачиваюсь. Через стекло вижу, как ОН смотрит. Рустам переводит взгляд с меня на Артема, задерживает на секунду на парне, затем вновь перемещает на меня. Хмурится. Я не столько вижу, сколько чувствую.

Эти его приступы агрессии в сторону парней… Их причина вовсе не отцовские чувства. Ему неприятно, что я просто общаюсь с кем-то из мужчин, не говоря уже о чем-то большем. Из-за ревности. Из-за его безумия.

Сильнее натягиваю пиджак на голову и, повинуясь какому-то дикому порыву, безудержному бешеному жуткому, вновь иду к машине и, подойдя, наклоняюсь к окну. Отчим немедля опускает его, нажав на кнопку.

— А ты бы смог выбросить из головы, если бы я тебе сказала, что пока обдумываю решение, остаться с тобой или нет, буду спать с другими? — произношу на одном выдохе, затем резко разворачиваюсь и бегу к подъезду. Он что-то отвечает мне, но его ответ утопает в гулком раскате грома. Мимо Артема проношусь, лишь коротко кивнув парню, залетаю в подъезд и несусь к квартире, боясь до смерти, что после моей выходки, Рустам пойдет за мной.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Ключи у двери достаю дрожащими руками. Ключ сначала не попадает в замок, пиджак падает на каменный пол несколько раз. Когда я наконец захожу в квартиру и захлопываю дверь, тахикардия превышает все допустимые нормы. Я прижимаюсь лбом к двери, затем поворачиваюсь к ней спиной и сползаю на пол, закрыв глаза.

Дура. Совсем рехнулась…

В квартире тишина. Кажется, Кати нет, что радует, потому что я не особо жажду объяснять ей, где была, почему влетела, как ненормальная, и теперь сижу на полу, накрытая мужским пиджаком, стоимостью в три мои зарплаты.

Тишину коридора нарушает сигнал смартфона в моей сумке. SMS.

Закусываю губу и тянусь к ней, чтобы достать гаджет и посмотреть, кто пишет, но думаю, что уже знаю, кто. И открыв мессенджер, убеждаюсь в своих мыслях.

Рустам.

Одно слово.

"Нет".

— Дура… дура… идиотка! — уже минут десять я ругаю себя вслух, расхаживая по квартире и не находя себе места.

Сама не хотела давать ему знать о своих чувствах в отношении Регины, и так глупо выдала себя! Жаль, что ни слова, ни поступки назад не вернешь. Была бы у меня машина времени, я бы возвратилась в тот момент у подъезда и не стала бы ничего говорить. Одно радует — вслед за мной он подниматься не стал. И не писал ничего больше. А ведь могло произойти все совсем иначе… Но спасет ли меня эта отсрочка, ведь мне все равно придется ехать к нему в дом, а там от него негде скрыться. И теперь он наверняка увеличит давление, посчитав, что я ревную, а значит, готова сказать ему "да". А я не готова. И не уверена, что когда-нибудь буду по-настоящему готова к этому. Без страха и без сомнений.

На кухне щелкаю электрический чайник, после чего возвращаюсь в коридор и поднимаю пиджак отчима, все еще валяющийся на полу, где я его оставила. Ткань слегка влажная. От нее исходит легкий запах табака и духов Рустама. Прикладываю пиджак к носу и глубоко вдыхаю. Аромат тяжелый мужской, такой же сложный, как и сам отчим. Ненавижу этот запах, но не могу отрицать, что он вкусный. Наверное, обычно, представляя мужчину, девчонки хотят, чтобы именно так он пах. А я не хочу… Рустам не мужчина моей мечты. Он — мой отчим, чье безумное желание может разрушить мою жизнь.

Аккуратно кладу пиджак на комод и иду в комнату, чтобы собрать вещи, которые мне понадобятся. Периодически бросаю взгляд на кровать, невольно вспоминая сон. Точнее, не совсем сон, ведь отчим был здесь на самом деле. Он меня трогал. Я точно это знаю. Теперь мне есть, с чем сравнивать ощущения. Они были похожи на те, что я испытывала в ту ночь, когда заболела, когда он согревал мне, голую уложив на себя сверху.

Раздраженно трясу головой, ненавидя себя за то, что снова думаю об этом и снова чувствую тяжесть в животе. Начинаю буквально выкидывать вещи из ящиков, не нахожу того, что мне нужно, отчего злюсь еще сильнее. Замираю, когда взгляд натыкается на небольшую рамку, убранную мной в самую глубь одного из ящиков. Я уже и забыла про нее. В рамке фотография. Мамы, моя и его. Мы вместе. Счастливые. Улыбаемся. В руках у нас рожки с мороженым. Я помню тот день. Мне здесь лет двенадцать, мы были в парке развлечений. Он и мама стоят рядом. Плечо к плечу. Я чуть спереди отчима. Его руки лежат на моих плечах.

— Мама… — беру рамку и провожу пальцами по стеклу, под которым живет мое прошлое. Семья и счастье, которых больше нет.

Она его любила, а я что? Что теперь со мной?! Что я вообще чувствую?! Что-то нехорошее, гадкое. Что-то, с чем должна бороться. Он признался ей перед смертью во всем. Она пыталась меня предупредить. Если пыталась, значит, тоже считала это ужасным.

Громкий и неожиданный раскат грома за окном заставляет меня вздрогнуть. Рамка выпадает из рук и стукается о пол. На стекле образуется трещина, отделяющая маму от нас с Рустамом. И еще одна трещина, похожая на рану, прямо в области моего сердца.

Хватаю фотографию, заталкиваю обратно в ящик, словно боясь смотреть на нее, и захлопываю его.

Что я могу сделать, мам? Как иначе могу помочь Сашке? Если есть другой способ, покажи мне… Если есть способ убежать от самой себя, назови его…

Сижу какое-то время на полу, раскачиваясь из стороны в сторону. Холодно. Меня снова знобит. Наверное, температура поднялась. Решаю, что нужно выпить лекарство, поднимаюсь на ноги и иду на кухню. Таблетки с собой я не брала, поэтому ищу в корзинке, стоящей на столе, что-нибудь жаропонижающее. Последняя осталась. Быстро проглатываю, запив водой, сминаю упаковку и выбрасываю. Замечаю, что в мусорном ведре лежат обрывки бумаги. Той самой, где сказано, что Сашка не сын моего отца. Наверное, Катя заходила ко мне в комнату и решила убраться, увидев беспорядок. Сердце щемит и заполняет тоской.