Второй шанс для предателя. Понять? Простить? Начать сначала? (СИ) - Сладкова Людмила Викторовна "Dusiashka". Страница 40

— М-а-а-а-м? Мама?

— Все хорошо, милая! — успокоила ее Галина Петровна, придерживая за талию. — Познакомься — это тетя Вера. Она моя сиделка и помощница.

Настя нахмурилась, обдумывая ее слова. А потом тихонько спросила:

— А что такое сиделка?

— Я почти как врач! — игриво подмигнула ей Верочка. — Я помогаю твоей бабушке оправиться от болезни и снова встать на ноги!

— Нет! — звонко и негодующе воскликнула Настюша, шустро сползая с колен Галины Петровны. — Я сама! Сама вылечу бабушкины ножки!

Добежав до Стаси, она молча забрала у нее свой рюкзачок и вернулась к Костровой со словами:

— Не волнуйся, бабушка. Сейчас будет… э-э-э… совсем не больно. Я дам тебе… у меня есть волшебная таблеточка. Она от всех болезней.

Присутствующие с ее слов добродушно рассмеялись.

А Стася, с трудом понимая, что бормочет вслух, саркастически заметила:

— Теперь понятно, какую волшебную таблеточку все время ищет твой отец!

Благо хоть, никто этого не заметил. Все были слишком увлечены ребенком.

Немного погодя, когда Настя окончательно освоилась, они переместились на кухню. Там и провели следующие пару часов. Чаевничали, общались, предавались воспоминаниям и подшучивали друг над другом. Дом наполнился приятной суетой, шумом и громким смехом. Настюша, никого более не стесняясь, резвилась то с Сергеем Алексеевичем, то со Стасей.

И даже Галину Петровну умудрялась вовлечь в свои безумные игры. Правда в ее случае они ограничивались простой «Молчанкой» или же загадками.

Но женщина не упускала случая, пригласить малышку к себе на колени. Потискать ее, да приласкать. В такие моменты эти двое секретничали о чем-то, разговаривая исключительно шепотом. И всякий раз после этого, Настя смеялась еще громче. Еще заливистее. А потом и вовсе, устроила сольное выступление. Встав на стульчик, рассказала им все стихи, какие знала.

О, это стало началом грандиозного веселья. Ведь вскоре ее малышка изъявила желание, показать бабушке и дедушке, как хорошо она танцует.

Ради такого дела Сергей Алексеевич включил музыкальный канал на телевизоре. Тогда и выяснилось, что танцевать одной Насте совсем не интересно. Что ж, Костров-старший с радостью составил ей компанию.

С энергичностью, присущей молодому человеку, он схватил ее в охапку. Кружил. Подбрасывал в воздух. И даже вальсировать с ней на руках умудрялся. А чуть позже, под громкие овации Галины Петровны и Верочки, к ним присоединилась и сама Стася. Чем вызвала настоящий восторг у дочери. Она обняла ее за ноги и глядя прямо ей в глаза, громко воскликнула:

— Я так люблю тебя мамочка!

— И я тебя, милая! — отозвалась Стася, плавно двигаясь под чувственную лиричную мелодию. — И я тебя!

Не скрывая своей радости, Настя начала подражать ей, стараясь двигаться примерно также. У нее неплохо получалось. Они частенько практиковали подобные развлечения дома. Но сегодня все было иначе. Волнительнее.

— Твои шрамы я любовью покрою… — повторяла за певицей Стася, нежно поглаживая свою малышку по щеке. — И я за руку войду в огонь с тобою…

Все закончилось внезапно. В тот самый миг, когда Настя замерла на месте, как вкопанная. Когда с опаской и растерянностью уставилась на дверь.

Проследив за ее взглядом, Стася оторопела, покрываясь липким потом.

На пороге возвышался Ян. И он… не сводил хмурого взгляда с дочери.

«О, господи!»

Она не знала, каким чудом удержалась на ногах и не грохнулась в обморок.

Уязвимой, беззащитной, слабой — именно так чувствовала себя в ту секунду.

Впервые. Со дня ее визита к нему на квартиру они виделись впервые.

Ян держал данное ей слово ровно полторы недели. Пока болел, вообще к родителям не приезжал. А потом… Галина Петровна говорила, что он заезжает к ним ежедневно. Перед работой. Стало быть, и сегодня заезжал.

«В таком случае, что он здесь делает? Сейчас? Ой, мамочки…»

Будто почувствовав ее смятение, Ян прожег Стасю тяжелым взглядом.

Затем, вновь сосредоточил внимание на Настюше. Та, в свою очередь, неотрывно следила за ним. За громилой, заслонившим собой почти весь дверной проем. В этот момент Кострова заметили и его родители.

— Ян? — удивился Сергей Алексеевич, выключая телевизор.

— Вроде как, — отозвался он тихо, будто с трудом ворочая языком.

— Сынок, все в порядке? — насторожилась Галина Петровна. — Ты разве не на работе должен сейчас быть?

— И был, — Ян перевел на нее потерянный, чуть заторможенный взгляд. — Но отменил все дела, когда не смог до вас дозвониться. Ни до Веры Павловны, ни до тебя. И даже отец на звонки не отвечает. Я уж думал, случилось что.

На последней фразе он вновь уставился на Стасю. Затем на Настюшу. И снова на Стасю, вынуждая ту вибрировать от напряжения, как оголенный провод. Облокотившись на косяк, Ян вдруг… торопливо ослабил галстук.

А потом вообще сорвал его с себя и швырнул куда-то не глядя. Туда же полетел и пиджак. Оставшись в рубашке, рукава которой закатал до середины предплечья, Ян решительно двинулся вперед. И Стасе понадобилась вся ее выдержка, чтобы оставаться на месте. Чтобы встретить его с гордо поднятой головой, а не забиться в щель, как трусливый таракан.

— Твоя принцесса? — глухо пробормотал Ян, кивая на Настюшу.

— Да, — пересохшим от волнения горлом, прокаркала Стася. — Моя. Принцесса.

— Познакомишь?

Вроде и вопрос задал. Да только прозвучал он, как жесткое требование.

Теряясь в эмоциях, бушующих в груди, Стася произнесла почти беззвучно:

— Если захочет…

Глава 41

«Но она не захочет! Моя… наша дочь этого точно не захочет!»

Стася верила в это. Надеялась. Ведь прекрасно знала свою малышку-трусишку. И в большинстве случаев могла безошибочно предсказать ее реакцию на те или иные ситуации. Но, как оказалось, не в этот раз.

Сперва Настюша вполне ожидаемо растерялась. Смутилась. Плотнее прильнула с Стасе в поисках безоговорочной поддержки и защиты. Но и зрительного контакта с Яном не теряла. Продолжала таращиться на него снизу вверх, едва дыша при этом. Все изменилось, когда Ян сам присел на корточки рядом с Настей. Окинул пристальным сканирующим взглядом и… неожиданно подмигнул ей. Секунда, и повисшую тишину разорвал звонкий детский хохот. Вцепившись пальчиками в одежду Стаси, Настюша выпалила:

— Какой смешной! Мама, смотри, какой дядя смешной!

«Дядя…»

Банальная фраза острым клинком прошлась по сердцу. Превозмогая ноющую боль в груди и нервную дрожь во всем теле, Стася сухо уточнила у дочери:

— И что такого смешного ты в нем разглядела?

— У него же борода! — выпучила глазенки ее малышка. — Дядя бородатый!

Ну, бородой назвать растительность на лице Кострова было сложно. Однако и отрицать тот факт, что он сильно оброс за эти полторы недели, тоже не имело смысла. А потому, соглашаясь с дочерью, Стася прокомментировала:

— Действительно. Похоже, дядя совсем забыл о существовании бритвы.

Не отрывая взгляда от Настюши, Ян безразлично отозвался:

— У дяди полно других забот. Дяде нет дела до бритья.

— Очень жаль, — процедила сквозь зубы Стася, неожиданно задетая этим самым безразличием. — Дяде не идет борода. Совсем не идет. С ней дядя кажется старше своих лет и в целом выглядит неопрятно!..

На ее выпад Ян отреагировал лишь усталым вздохом и странной ухмылкой.

А после обратился непосредственно к их притихшей дочери:

— И как же зовут тебя, принцесса?

«Принцесса», потупив взор и смущенно пошаркав ножкой, пролепетала:

— Настюша!

— У тебя очень красивое имя, Настюша, — едва заметно улыбнулся Ян.

— Да, — радостно закивала та, мотая головой, как болванчиком. — И платье!

Продемонстрировав ему воланы на своем наряде, она заговорщицки выдала:

— Мне его сам Дед Мороз подарил!

— Да, ну? — театрально изумился Костров. — Не может быть!