Второй шанс для предателя. Понять? Простить? Начать сначала? (СИ) - Сладкова Людмила Викторовна "Dusiashka". Страница 50

— Так идем, милая! — женщина приобняла ее за плечи и направила в сторону кухни. — Почаевничаем с тобой. Посекретничаем. Идем-идем!

Стася не сопротивлялась и за парой чашек ароматного горячего чая, поведала ей самое сокровенное. Все, о чем узнала за эти дни. Про их дом, который Ян втихаря оформил на нее. Про могилу ее матери, за которой он ухаживал все эти годы. Про обман с квартирантами и регулярную финансовую поддержку с его стороны. Про их обручальные кольца, которые он носит на цепочке вместо нательного креста. Про прощальную записку, которую он хранит до сих пор. А также про то… о чем узнала сегодня из разговора Яна с отцом. Стася в подробностях поведала женщине ту горькую правду, с которой сама еще толком не свыклась. Рассказала, как на исповеди — ничего не тая.

А потом, пребывая в полнейшем раздрае и растерянности, спросила:

— Что же мне делать, Ульяна Семеновна? Что мне теперь со всем этим делать?

Она ответила не сразу. Сперва крепко призадумалась над чем-то.

После чего решительно встала из-за стола.

— Идем, — грустно улыбнулась. — Я покажу.

Ведомая любопытством, Стася послушно поковыляла за ней.

И недоуменно уставилась на женщину, когда они остановились в прихожей.

Ничего толком не объясняя, Ульяна Семеновна впихнула ей в руки пуховик.

А следом сумочку, телефон и ключи.

— Что вы делаете? — растерялась Стася.

— А на что похоже? — невозмутимо фыркнула женщина, схватив с полки флакончик духов и щедро опрыскав ее ими. — Собираю тебя в путь-дорогу!

— В какую еще… апчхи!

— Поезжай! — строго перебила ее Ульяна Семеновна. — Поезжай к нему немедленно! Он открылся, и ты ему всю правду расскажи! Сколько можно мучиться и страдать? Жизнь коротка! Поговорите по-человечески, наконец!

— Поговорю. Но завтра. На ночь глядя такие дела не делаются!

— Еще как делаются! — отмахнулась женщина, подталкивая ее к обуви. — Как раз ночами и делаются!

— Нет. Я так не могу. А Настюша…

— Все! — прикрикнула на нее Ульяна Семеновна. — Ничего с твоей Настюшей не случится. В тепле. В безопасности. Под присмотром. Накормлена. Напоена. Спит крепким сном и до утра не проснется. Ты лучше о себе подумай. И о мужике своем, которого ты до сих пор любишь до безумия! И не надо убеждать меня в обратном — глаза не врут! Ни твои, ни его! Поэтому… ступай, милая! Ступай! И чтобы я тебя… раньше обеда не видела!

— Ульяна Семеновна, да вы с ума сошли?

— Сошла-сошла! — поддакивала она, вытесняя ее в подъезд. После чего трижды перекрестила Стасю и захлопнула дверь прямо у нее перед носом.

Глава 49

«Неужели, я собираюсь сделать это? Неужели, прямо сейчас?»

Верилось с трудом. Даже стоя под дверью квартиры, в которой теперь проживал Ян… Стася все еще не верила в реальность своих намерений.

И никак не решалась нажать на этот чертов дверной звонок. Прекрасно понимала, что ее признание станет началом конца. Что пути назад уже не будет. О, она в красках представляла реакцию Яна на правду о Настюше.

«Он жутко разозлится. Как пить дать! Будет кричать, бросаться в меня обвинениями. Возможно, он даже… возненавидит меня! Ведь я… ничем не лучше него. И пусть причины у нас разные, итог один — оба мы лгали!»

Говорят, перед смертью не надышишься. Но Стася пыталась. До последнего оттягивала момент истины, замерев напротив его двери безжизненной статуей. Взволнованная. Напряженная. Раздираемая сомнениями и противоречиями. Ее сердце оглушающим набатом тарахтело в груди.

Пальцы рук заледенели. Но несмотря на это Стасю кидало в жар. Нервная дрожь сотрясала все ее тело. И чем дольше она мялась в нерешительности, тем прочнее застревала в этом состоянии. Тем сильнее злилась на саму себя. Тем яростнее проклинала собственную трусость. Да, признавать ошибки прошлого оказалось непросто. А пытаться исправить их — еще сложнее. Но сделать его — этот шаг к примирению… самый первый, самый робкий… все же было необходимо. А потому, превозмогая себя Стася медленно потянулась к дверному звонку. И внутри все сжалось, когда по ту сторону двери раздалась знакомая трель. Стася притаилась, набрав воздуха в грудь:

«Ну, вот и все! Первый шаг сделан. Теперь остается только ждать…»

А ждать, к слову, пришлось достаточно долго. Ян не открыл, даже когда она еще раз воспользовалась звонком. Странно. Плененная волнением, Стася принялась барабанить в дверь. Нет, ей двигало не желание поговорить с ним немедленно, а банальное беспокойство о нем. Искреннее и бесконтрольное.

Наконец, спустя целую вечность, раздался характерный скрежет дверного замка. А следом распахнулась дверь и в проеме показался Костров.

Обнаженный по пояс. В одних домашних шортах, покрытых влажными пятнами. Приглядевшись, Стася поняла, что он только вышел из душа.

Волосы влажные. По торсу сползают капельки воды. При этом лицо его выглядело суровым, хмурым и сосредоточенным. Разглядывая ее хищным, цепким и… далеким от адекватного взглядом, Ян глухо прохрипел:

— Стася? Ты что здесь де… в смысле, случилось что-то?

Будучи не в силах перестать во все глаза таращиться на бывшего мужа, она машинально кивнула. Но спохватилась и отрицательно покачала головой.

— Нет. Но нам… мне очень нужно с тобой поговорить. Это важно.

Ян на ее слова никак не отреагировал. Молчал, думая о чем-то своем.

— Ты выбрала не самое удачное время, — устало выдохнул в итоге.

— Я понимаю, — Стася неловко переступила с ноги на ногу. — И все же…

Она сделала паузу, с замиранием сердца наблюдая за его реакцией.

Но ее не последовало. На лице Кострова не дрогнул ни один мускул.

Лишь взгляд острее сделался. И темнее. Ян по-прежнему возвышался в дверном проеме, и судя по всему, приглашать Стасю к себе не собирался.

— Ты… не впустишь меня? — едва различимо выпалила она, ошарашенная своей догадкой. — Не впустишь внутрь? Так и будешь на пороге держать?

— Стася, мне сейчас совсем не до разго…

— Ты не один? — будто со стороны она услышала свой ревностный возглас.

— Я всегда один! — сухо бросил Ян. — Всегда!

— Тогда, почему не впускаешь меня в квартиру? — Стася решительно шагнула вперед, сокращая расстояние между ними. — Я скажу, что хотела и уйду!

И услышала почти мучительное:

— Стой!

— Ян…

— Стой, говорю! — теперь он почти рычал, нависая над ней, точно скала.

Но Стася продолжала напирать:

— Выслушай меня, Ян. Выслушай, пока я готова поговорить откровенно.

Только вот сам Костров, судя по всему, был к этому разговору не готов.

Его заметно лихорадило. Дыхание тоже спокойствием не отличалось.

— Твои откровения скоро в гроб меня вгонят! — прозвучало холодно. — Неужели ты не понимаешь, как тяжело они мне даются? Слышать все это… осознавать, представлять. И полным ублюдком себя при этом ощущать!

— Но… почему сразу…

— Почему? — во взгляде Кострова сверкнула сталь. — Да потому что, больше не имею на тебя никаких прав! И по-хорошему, должен молча отойти в сторону. Не мешать твоей… лучшей распрекрасной жизни. Должен забыть тебя, вырвать из памяти. Смириться с неизбежным, благословить и отпустить в свободное плаванье. В объятия к… другому мужику. Более достойному. Более правильному. К тому, кто заслужит твое доверие. К тому, кто сделает тебя и твою дочь по-настоящему счастливыми. К тому, кто хотя бы в состоянии… зачать с тобой еще одного ребенка. Вот здесь… — он, не щадя ударил себя кулаком по лбу, — я это понимаю! И принимаю!

Затем, прожигая Стасю почти безумным взглядом, Костров ткнул пальцем в центр своей груди — туда, где грохотало сейчас его сердце, и зло выплюнул:

— Но не здесь!

— Ян…

— Здесь все глухо к доводам разума! — на эмоциях он повысил голос. — И та часть меня, которая прислушивается к нему… хочет совсем другого!

Буквально оторопев от услышанного, Стася изумленно охнула:

— И чего же? Чего хочет эта твоя… часть?