Я тебе больно (СИ) - Маар Чарли. Страница 27

— Ты в тяжёлой жизненной ситуации из-за него, мам.

— Я прошу тебя меня поддержать! Очень прошу. Я не хочу без жилья и денег остаться. И Диму одна хоронить не хочу, — снова ревёт, из-за чего мне по рёбрам бьёт проклятое чувство вины.

Распахиваю веки и смотрю на свое отражение снова, только теперь вижу в нём маму. Маленькая и хрупкая, вечно с поникшими плечами. Я так всегда в ней нуждалась. Так старалась защитить. Ждала, когда она выберет меня.

— Я не приеду на похороны, мам. По деньгам... будет видно, когда я смогу что-то перевести.

— Но мне не на что хоронить отца! Не на что жить дальше! Ты что, меня бросаешь?

— Я не бросаю. Просто озвучиваю свои силы и возможности, которые не безграничны.

— Нет, ты меня бросаешь! Бросаешь в тяжёлый момент! Ты отказываешься хоронить отца...

— Он мне не отец! Он никогда не был отцом! Никогда!

— Что ты такое говоришь?! Пусть он дурак, но папа любил тебя, Настя!

— Нет. Не любил. И тебя он не любил. Он любил бухать и проигрывать деньги. Вот, что он всегда любил. И не называй его моим папой. Я от этого человека давно отреклась!

— Может, ты тогда и от матери отречешься? Может, одну меня оставишь? Будешь жить своей жизнью, и потом и на мои похороны не приедешь? Столько проблем, я их как одна потяну, Насть?

— А я их как потяну?!

— Так ты молодая! И работаешь в Москве!

— Я пашу, мам, не для того, чтобы всю зарплату за долги этого подонка отдавать!

Всхлипывания в трубке усиливают чувство вины за собственные слова, но если я не скажу, то так и буду расплачиваться за то, в чем не виновата.

— Я не буду возвращать долг. Не буду ради этого брать кредит. Не буду ложиться под кого-то, чтобы тебя спасти. Я не буду идти против собственной морали и своих ценностей, чтобы разрести грязь, которую натворил этот ублюдок, и которую ты помогла ему натворить! Отдавай дом. Живи в общежитие. Устройся на работу! Я сделала уже достаточно! Достаточно, мам!

Тишина.

Вот, что я слышу сначала.

А потом короткий вздох. Еле слышный.

— Дочка, да я же никогда ничего такого... ужасного делать не просила... Я не... Настя... Ты меня прости... Прости. Я, наверное, пойду... Что-то плохо мне... Ничего мне не надо, дочка. Ничего. Я даже больше не буду ни звонить, ни просить. Ты права, Насть. Права. Прости. Ещё раз прости. Ты будь счастливой. Будь счастливой.

Вызов прерывается.

Я убираю телефон от уха и смотрю на погасший экран.

Кто-то заходит в туалет. Рядом со мной раздаются весёлые женские голоса. Но мне всё равно.

Я так и стою с телефоном в руках. Смотрю на экран. И проклятые слёзы всё-таки текут по щекам. Я зло их вытираю.

Всё нормально. Я должна была это сделать. Должна была.

Я не чудовище. Это он был чудовищем. А она поддерживала его.

Она выбрала его сама. Всю жизнь выбирала.

Сжав мобильник до хруста, я бросаю его в сумку, умываюсь холодной водой, и снова смотрю на себя в зеркало.

Одна в целом мире. Ничья и никому. И боль внутри меня никому не будет понятна. Никогда.

Одна.

Я всегда была одна.

Я справлюсь.

Выключаю воду и выхожу из туалета. Возвращаюсь обратно к девочкам, которые уже вовсю веселятся и пьют за столом.

— Асти, ты чего так долго? — кричит Аля, когда я подхожу ближе.

Я сходу тянусь к шоту, стоящему на столике в ровном ряде с другими разноцветными рюмками, и опрокидываю горькую жидкость в себя.

Ловлю шокированный взгляд Дины. Затем передергиваю плечами и широко улыбаюсь.

— Чудовище умерло. Надо отметить.

Глава 28

Глава 28

Асти

— Может, тебе не стоит так налегать на алкоголь, Асти? Ты ведь никогда не пила. Плохо станет. Да и вообще ты ведёшь себя странно. Объясни конкретно, что случилось? — Дина пытается допытаться до ответа, но я только качаю головой и беру очередной шот.

— Не хочу говорить. Хочу танцевать.

— Это похоже на истерику, Асти... Я серьёзно, — Дина обеспокоенно обводит меня взглядом и отнимает рюмку очередного шота.

— Почему я раньше не пила? Я же не алкашка. Алкоголь так расслабляет. Я чувствую себя... свободной!

— Тебе всё же стоит притормозить...

— Мне стоит отвести душу сегодня! — поднявшись из-за стола я указываю рукой на танцпол. — Идём к девочкам. Ты сама мне говорила, что я должна больше позволять себе. Отпустить поводья, как говорится. Почему сейчас против?

— Потому что это слишком... резко. Это похоже на срыв, Асти.

— Нет у меня никакого срыва... Просто я больше никому не хочу ничего быть должна. Только себе, — указываю пальцем в грудь. — Потому что за всё, что я делаю, мне никто и никогда по-настоящему не скажет спасибо.

— Асти, у тебя что-то случилось в семье?

— Да... Чудовище умерло, — повторяю как на репите, затем резко разворачиваюсь и иду на танцпол.

Музыка грохочет, перебивая мои эмоции внутри. Я сегодня оттанцую годы боли и смирения, годы попыток спасти маму, которая так и не выбрала меня. Которую сегодня волновало только то, буду ли я снова решать все её проблемы. Которая так и не поняла, что это чудовище меня измучило настолько, что я не захотела приезжать на похороны.

Я прохожу в самую толпу, встаю по центру танцпола и начинаю двигаться. Алкоголь, который я поклялась никогда не пить, обжигает вены и качает кровь. Я дышу. Что-то внутри сорвало. Вырвало. Разорвало.

Я так устала. От границ. От условий. От необходимости быть хорошей, честной, любящей.

А со мной-то как поступают?

Моё тело двигается в такт музыке. Я трясу волосами, качаю головой, двигаю бёдрами. Вокруг меня какие-то люди. Они танцуют, смеются, улыбаются. Их лица размываются, но я тоже стараюсь улыбаться.

Мне так хорошо. Я живу сегодня. Я освободилась.

Она хочет, чтобы у неё не было дочери?

Хорошо.

Разве она когда-то была моей мамой?

Я вспоминаю, как маленькой вытирала ей кровь с губ, когда этот урод её избивал. Как прижималась и плакала. Говорила "Мамочка, я тебя так люблю!"