Я тебе больно (СИ) - Маар Чарли. Страница 44

— Ой, чёрт! — в какой-то момент оступаюсь, чуть не потеряв равновесие, но Марсель Рустамович обхватывает мою талию руками и не даёт упасть.

Хотя я бы сейчас упала, но только по другой причине. От прикосновения горячих ладоней к моему телу, огненная волна растекактся по животу и бёдрам. Дыхание перехватывает — возможно, я сознательно его задерживаю, чтобы не вдыхать запах духов Марселя Рустамовича.

Яна отходит обратно к фотоаппарату, снимает его со штатива и возвращается.

— Асти, можешь поднять лицо и посмотреть на Марса?

Не уверена, что могу. Но если скажу вслух, то это, наверное, прозвучит дебильно.

Поэтому я медленно вскидываю голову и застываю под паралитическим воздействием синих глаз, которые смотрят прямо на меня. В упор.

Его руки всё ещё на моей талии. И может быть, мне это кажется, но в глубине синих зрачков я вижу зарождающуюся бурю. Она чёрной мглой заполняет радужку, делая глаза темнее и опаснее.

Из-за отсутствия нормального дыхания, у меня начинает кружиться голова. Нехватка кислорода вынуждает приоткрыть рот и сделать судорожный вдох.

Багримов смотрит на мои губы. А жёсткие пальцы до боли сжимаются на талии. Но эта боль скорее сладкая. Она как наслаждение. Как трепет.

— Просто роскошно! — восклицает Яна, просматривая на фотоаппарате кадры, которые получились. — Вы идеально смотритесь в кадре!

Багримов снова напрягает ладони на моей талии и рывком снимает меня с ящика. Теперь я снова оказываюсь где-то в районе его груди.

— Как же здорово, что нам так повезло с погодой сегодня! Иначе бы такая чудесная фотосессия точно не получилось бы. Марс, спасибо тебе, сынок! — Яна встаёт на цыпочки и целует Марселя Рустамовича в щёку.

Это немного отрезвляет. Я, в конце концов, в гостях. Багримов мой босс. И я точно не хочу больше никаких двусмысленных ситуаций между мной и ним.

— Вы закончили? Я портреты принесла. Может, в гостиную пойдём? — на мансарде появляется Агата со стопкой маленьких холстов в руках.

— Да, мы закончили. Представляешь, Марс согласился на фотосессию, — Яна довольно улыбается, глядя на дочку.

— Да ладно?! Чего это ты заванилился, бык? — фыркает Аги.

От Марса получает только ухмылку и щелчок по носу.

Снова я ловлю себя на мысли, что завидую Агате. Как он трепетно относится к сестре. И к маме.

Аги сказала, что он никогда не влюбится. Но ведь он умеет любить. Свою семью он очень любит, а это значит, что Багримов способен на настоящую любовь и нежность.

— Держи, Асти. Это мой любимый портрет, — когда мы все вместе выходим с мансарды, Агата протягивает мне один из портретов.

На нём изображён Марсель Рустамович. Не знаю, сколько ему тут. Около двух лет, примерно. Но портрет очень смешной. Он сидит хмурый за столиком, весь обмазанный ягодами.

— Ой, а что же я вам фото не показала?! — Яна поворачивается ко мне. Следом идёт Багримов, и останавливается, когда его мама включает изображение на камере.

В кадре мы с боссом. Смотрим друг на друга, будто хотим до безумия. А вокруг нас стена из дождя.

Машинально меня качает назад. Я упираюсь спиной в грудь Багримова, и почему-то задерживаюсь в таком положении, пока мы оба смотрим в экран фотоаппарата. И в какой-то миг он с нажимом проводит пальцами по моему позвоночнику.

Глава 46

Глава 46

Асти

Очередная гоночная машина со свистом проносится мимо трибун. И вроде бы за час, что мы находимся здесь, я уже должна привыкнуть к скорости и начать реагировать спокойно, но я подпрыгиваю и машинально хватаюсь пальцами за край ограждения, которое отделяет зрителей от гоночной трассы.

Всё же подобные зрелища — это не моё. Мне постоянно кажется, что вот-вот и одну из машин занесёт, и она вылетит прямо на меня, или на кого-то из других зрителей.

Не понимаю, зачем я должна присутствовать на открытии гоночной трассы? Багримов сказал, что здесь будет много важных людей, и мне нужно начинать учиться налаживать связи, вести бизнес-переговоры. Но всё, что я делаю, это трясусь от страха. А переговорами занимается сам Багримов. Я лишь изредка поглядываю в его сторону. Ну, как изредка. Я просто заставляю себя часто на него не смотреть. Но глаза то и дело устремляются на босса. Вот сейчас, например, он общается с владельцем этой самой трассы. Я знаю, что этот человек раньше был гонщиком, а теперь решил дать возможность молодым талантам тренироваться на новой трассе, выступать здесь на соревнованиях.

Проблема в том, что стоят они за ограждением! Впритык к дороге. Мимо них то и дело проносятся машины на бешеной скорости, а они что-то спокойно обсуждают и смеются. Как можно смеяться, когда даже у меня земля под ногами содрогается, когда машины проезжают рядом?!

Неужели они не могут отойти?!

Я гипнотизирую взглядом спину Багримова, обтянутую белой рубашкой. Хочется подойти к нему и наорать.

В этот момент, словно почувствовав мой взгляд, Марсель Рустамович оборачивается и смотрит на меня. Гоночная машина жёлтого цвета проносится в максимальной близости от него, из-за чего мощный поток воздуха колышет его рубашку. Я машинально вскакиваю, сжав ограждение до побеления костяшек.

А Багримову хоть бы что! Он продолжает спокойно стоять и смотреть на меня, ещё и бровь имеет наглость выгнуть, когда я подскакиваю!

Что он там говорил?! Что сегодня я прокачусь с ветерком? Ну уж нет. Сам пусть катается, если ему надо.

У меня сердце остановится в тот самый момент, когда я сяду в эту смерть-машину. А если она ещё и поедет...

В общем, нахожу в себе силы поджать губы и отвести от Багримова взгляд. Хочет умереть глупой смертью? Да ради бога. Ну и пусть его распластает ударом машины по ограждению. Сам будет виноват.

После того, как мы вернулись из дома его родителей, я совсем потерялась, как мне с ним себя вести. И самое главное, я внутри себя не могу найти ответ, что между нами допустимо. У меня какой-то внутренний конфликт развился из-за этого мужчины.

Столько вопросов... Например, почему он не хочет создавать семью и отношения, ведь у него под носом потрясающий пример? Как-то мне всегда казалось, если дети наблюдают за трепетной любовью родителей, то и у них потом легко и просто складывается семейная жизнь. Но братья Багримовы, по всей видимости, исключение.