Любовники смерти - Коннолли Джон. Страница 3

Проблема дочери Арти Хойта заключалась в том, что, несмотря на свою юность, она вовсе не была хорошенькой. Как и гибкой. По сути, совсем наоборот, а если подумать, то это можно было сказать и о ее легкости. В ней никогда не было такого, что бы можно было назвать стройностью; к тому же она уезжала из Нью-Йорка, чтобы пожить в Балтиморе, а к тому времени, когда вернулась, накопила еще немало фунтов. Теперь, когда она входила в церковь, Пейтон мог поклясться, что ощущает легкое содрогание пола от ее шагов. Будь она еще чуть побольше, ей бы пришлось входить боком или понадобилось бы расширить проходы между скамьями в церкви.

И вот, в первое воскресенье после ее возвращения в отчий дом, она вошла в церковь со своими мамой и папой, и Пейтон поймал себя на том, что потрясенно уставился на ее задницу, колыхавшуюся под красно-белым цветастым платьем, как землетрясение в цветнике роз. Возможно, его челюсть оставалась отвисшей, когда он обернулся и увидел, что Арти Хойт сердито смотрит на него, а после этого, как бы это сказать помягче, отношения между ними уже стали не совсем такими, как были раньше. Пейтон с Арти и до того не были так уж близки, но, по крайней мере, вели себя вежливо, когда их пути пересекались. А теперь редко обменивались даже кивками и не разговаривали друг с другом. И надо же – исчезновение парня Фарадея свело их вместе. Они входили в группу из восьми человек, которая начала свои поиски утром и быстро сократилась до шестерых, когда старик Блэкуэлл и его жена, похоже, почувствовали себя неважно и неохотно вернулись домой. Потом в группе осталось пятеро, потом четверо, трое – и вот теперь они с Арти остались вдвоем.

Пейтон сначала не понял, почему Арти не сдастся и тоже не пойдет домой. Даже когда они с Молли передвигались весьма умеренным шагом, для Арти это было чересчур быстро, и им приходилось то и дело останавливаться, чтобы Арти мог отдышаться и глотнуть воды из бутылки, которую он тащил в рюкзаке. До Пейтона не сразу дошло, что Арти не хочет доставить ему удовольствие остаться последним, кто продолжает поиски, в то время как сам он скис, даже если толстяку придется умереть в этом соревновании. Поняв это, Пейтон испытывал злорадное удовольствие, ненадолго ускоряя шаг, пока не понял, что его никому не нужная жестокость ничего ему не принесет и лишь сведет на нет его предыдущие усилия в молитвах и покаянии за случайные взгляды на молодых женщин.

Они уже почти дошли до ограды между этим владением и следующим – невозделанным, заросшим полем с маленьким прудом в центре, укрытым деревьями и камышом. У Пейтона осталось совсем мало воды, а Молли хотела пить. Он решил, что можно напоить ее из пруда и на этом закончить день. Тут он не видел возражений со стороны Арти, поскольку он сам, а не толстяк предложит пойти домой.

– Давай, зайдем на это поле и проверим, – сказал Пейтон. – Все равно мне надо напоить собаку. А потом можем вернуться на дорогу и спокойно дойти до машин. Тебя устраивает?

Арти кивнул. Он подошел к ограде, положил на нее руки и попытался перелезть. Одну ногу он оторвал от земли, но другая не отрывалась. У него просто не было сил продолжать. Пейтону показалось, что Арти готов лечь и умереть, но он не лег и не умер. В его отказе сдаваться было нечто достойное восхищения, хотя это упорство больше вызывалось злобой на Пейтона Кармайкла, чем тревогой за Бобби Фарадея. Впрочем, в конечном счете ему все-таки пришлось признать поражение, и он приземлился с той же стороны ограды, откуда стартовал.

– Черт возьми! – выругался толстяк.

– Держись, – сказал Пейтон. – Я помогу тебе перелезть.

– Я и сам могу, – ответил Арти. – Дай только минутку перевести дыхание.

– Брось. Оба мы уже не так молоды, как были. Я помогу тебе перелезть, а потом ты подашь мне руку с той стороны. Глупо нам обоим убиваться, чтобы настоять на своем.

Обдумав предложение, Арти согласно кивнул. Пейтон привязал Молли за поводок к ограде на случай, если она что-то почует и решит вырваться, потом наклонился и подставил руки, чтобы Арти поставил свой сапог ему на ладони. Когда сапог надежно уперся и Арти крепко схватился за ограду, Пейтон рванул его ногу вверх. То ли он оказался сильнее, чем думал, что вполне возможно, то ли Арти оказался легче, чем выглядел, что вряд ли, только Пейтон перебросил его через ограду, как из катапульты. Лишь благоразумно зацепившаяся за штакетник левая нога и ухватившаяся правая рука уберегли Арти от того, чтобы неуклюже шлепнуться на другую сторону.

– Какого черта? – спросил он, когда с трудом поднялся и снова твердо уперся обеими ногам в землю.

– Извини, – сказал Пейтон. Он силился не рассмеяться, но успех был лишь частичным.

– Ну, не знаю, что ты ешь, но мне наверняка нужно это попробовать.

Теперь на забор полез Пейтон. Он был в хорошей форме для своего возраста, и это доставило ему некоторое удовольствие. Арти протянул руку, чтобы его поддержать, и, хотя Пейтон не нуждался в помощи, он ее принял.

– Забавно, – сказал он, соскочив с забора, – но я уже не так много ем. Раньше у меня был чертовский аппетит, но теперь я лишь завтракаю и перекусываю вечером, и мне вполне хватает. Мне даже пришлось проделать лишнюю дырочку в ремне, чтобы штаны не сваливались.

Арти Хойт с каменным выражением лица взглянул на свое пузо и слегка покраснел. Пейтон поморщился.

– Я ничего не имел в виду, Арти, – спокойно сказал он. – Пока Рина была жива, я весил на тридцать фунтов больше, чем сейчас. Она кормила меня, словно собиралась заколоть на Рождество. А без нее…

Он пошел вперед, глядя в сторону.

– И не говори, – через какое-то время сказал Арти. Теперь, когда долгое молчание между ними наконец прервалось, он как будто стремился продолжить беседу. – Моя жена считает, что это не еда, если она не прожарена и не запрятана в булочку. Наверное, если бы могла, она бы и конфеты жарила.

– В некоторых местах так и делают, – заметил Пейтон.

– Да ты что? – На лице Арти прочиталось легкое отвращение. – Боже, только не говори ей. Из того, что она ест, шоколад, как он есть, ближе всего к здоровой пище.

Они направились к пруду. Пейтон спустил Молли с поводка. Он знал, что она учуяла воду, и не хотел ее мучить, заставляя идти рядом. Собака бросилась вперед коричнево-белой стрелой и вскоре исчезла из виду в высокой траве.

– Красивая собачка, – сказал Арти.

– Спасибо, – откликнулся Пейтон. – Хорошая девочка. Она для меня, как ребенок.

– Да, конечно. – Арти знал, что Пейтона и его жену Бог не благословил детьми.

– Послушай, Арти, я давно хотел тебе сказать…

Пейтон помолчал, пытаясь найти нужные слова, потом глубоко вздохнул и решил идти напролом:

– Тогда в церкви, когда Лидия вернулась домой, я… В общем, я хотел извиниться за то, что смотрел, понимаешь, на ее…

– Задницу, – закончил за него Арти.

– Да, так. Извини, вот что я хотел сказать. Это было неправильно. Особенно в церкви. Не по-христиански. Но это было не то, что ты мог подумать.

И вдруг Пейтон осознал, что, фигурально выражаясь, ступил в трясину. Теперь, возможно, ему придется объяснять и то, что, по его мнению, Арти мог подумать, и то, что же было на самом деле, – а на самом деле дочь Арти Хойта напомнила ему дирижабль «Гинденбург» перед крушением.

– Она крупная девушка, – грустно проговорил Арти, избавляя Пейтона от дальнейших затруднений. – И это не ее вина. Когда ее брак распался, доктора прописали ей пилюли от депрессии, и она вдруг стала набирать вес. Что она ест за двоих, тоже не идет на пользу, но, знаешь, не это главное. Ей грустно, и она ест, ей становится еще грустнее, и она опять ест. Порочный круг. Я не упрекаю тебя, что ты на нее глазел. Черт, будь она не моя дочь, я бы тоже на нее так же пялился. Стыдно сказать, но на самом деле я иногда пялюсь на нее.

– Все равно, я прошу прощения, – сказал Пейтон. – Это было… нехорошо.

– Я принимаю извинения. Следующий раз, когда будем у Дина, купи мне выпить.

Арти протянул руку, и они обменялись рукопожатием. Пейтон похлопал толстяка по спине. Он чувствовал, что слегка прослезился, и упрекал себя за это проявление слабости.