Любовники смерти - Коннолли Джон. Страница 38

Через пять дней беспорядков в Гарлеме и Бед-Стай один человек погиб, пятьсот двадцать были арестованы, и это было зловещим предзнаменованием для мэра Вагнера. Его дни были сочтены еще до беспорядков. При его администрации уровень убийств удвоился до шестисот в год, и еще до того, как застрелили Пауэлла, город будоражило убийство женщины по имени Китти Дженовезе близ Куинса, где жил средний класс. Она была заколота посли серии нападений, совершенных одним и тем же человеком, Уинстоном Мосли, и двенадцать человек видели или слышали убийцу в это время, но большинство решили не вмешиваться сами, а только вызвали полицию. Было такое ощущение, что город разваливается, и основная тяжесть вины ложилась на Вагнера.

Ничто из этих забот о состоянии города не было новостью для полицейских Девятого округа. Служившие там, а прочие и подавно, нежно называли Девятый округ «сортиром». Они не считались ни с кем кроме самих себя, полицейские этого округа, и охраняли свою территорию хорошо, держа в страхе не только плохих парней, но и некоторых хороших тоже, – так авторитеты в спокойный день выискивают, кого бы пнуть. Кто-нибудь мог сообщить по радио: «Муха в сортире», – и тогда копы какое-то время держались чуть приличнее, но не дольше, чем необходимо.

Тогда у Джимми и Уилла еще были некоторые амбиции, оба хотели как можно скорее стать сержантами. Конкуренция стала сильнее, чем раньше, после процесса Фелисии Спритцер в 1963 году, в результате которого женщины-полицейские впервые стали допускаться к экзаменам на повышение, и на следующий год Спритцер и Гертруда Шиммель были произведены в сержанты. Не то чтобы Джимми и Уилл очень уж об этом переживали, в отличие от людей постарше, которые имели свои представления, где женщине место, куда отнюдь не вписывалось ношение трех нашивок в их округе. Джимми и Уилл имели инструкцию по патрулированию, толстую, как Библия, перехваченную кольцом из синего пластика, и носили эту инструкцию с собой, чтобы в перерыве можно было проэкзаменовать друг друга. В те дни патрульному нужно было выполнять работу детектива в течение пяти лет, чтобы получить возможность стать детективом, но тебе не станут платить сержантские деньги, пока ты не получишь вторую ступень. Впрочем, они все равно не хотели быть детективами. Они были уличными копами. И потому решили, что оба попытаются сдать экзамены на сержанта, даже если для этого придется покинуть Девятый округ и, может быть, послужить в других округах. Это было бы тяжеловато, но они знали, что их дружба с этим справится.

В отличие от многих других копов, подрабатывавших вышибалами, гонявших бруклинских итальяшек из ночных клубов или скучавших телохранителями у знаменитостей, они не имели другой работы. Джимми был холостяком, а Уилл хотел проводить с женой больше, а не меньше времени. Тогда еще в органах была большая коррупция, но в основном по мелочам. Позже наркотики все изменят, и всякие комиссии серьезно примутся за нестойких копов. Но пока лучшее, на что можно было надеяться ради случайного лишнего доллара – это сопроводить менеджера кинотеатра к ночному сейфу с дневной выручкой и за это получить оставленные на заднем сиденье пару баксов на выпивку. Даже на обед «на халяву» скоро станут смотреть строго, хотя в большинстве заведений в Девятом округе все равно это не практиковалось. Копы платили за свои обеды, кофе и пончики. Большинство обедало в столовой участка. Там было дешевле, да и все равно в Девятом округе было не так много мест, чтобы поесть – по крайней мере, таких, где копам нравилось: бекон и чеддер с горячей горчицей у Мак-Сорли или, в более поздние годы, у Джека Рибберса на Третьей, хотя пообедав у Джека Рибберса, будешь остаток дня только потирать живот и стонать. Парням из Седьмого повезло, потому что у них было заведение Каца, но копам Девятого не разрешалось пересекать границы округа лишь на том основании, что через квартал болонская колбаса вкуснее. В Нью-Йоркском полицейском департаменте так было не принято.

В ночь первого мертвого младенца Джимми первую половину смены работал регистратором. Регистратор ведет все записи в течение смены, а водитель крутит баранку. Но на полпути до конца смены напарники меняются ролями. Джимми вел записи лучше. У него был острый глаз и хорошая память. А Уилл был достаточно лих, чтобы хорошо водить машину. Вместе они составляли хорошую команду.

Их вызвали на какую-то вечеринку по адресу авеню А, дом 10, квартира 50, соседи жаловались на шум. Когда они подъехали к дому, какую-то молодую женщину рвало в водосточный желоб, а ее парень придерживал ей волосы, чтобы не падали на лицо, и гладил по спине. Они так надрались, что даже не взглянули на двух копов.

Джимми и Уилл услышали музыку с верхнего этажа дома без лифта. Разумеется, они держали руки на пистолетах. Нельзя было понять, то ли это обычная вечеринка, немного чересчур разгулявшаяся, то ли что-то посерьезнее. Как всегда в таких ситуациях, Джимми ощутил сухость во рту, и его сердце заколотилось чаще. Неделей раньше какой-то парень во время вечеринки вроде этой совершил полет с верхушки многоквартирного дома и чуть не убил одного из прибывших копов, приземлившись в нескольких дюймах от него и забрызгав кровью, когда ударился о землю. Оказалось, что прыгун крышевал парней, чьи фамилии заканчивались на гласную, – итальянцев, проявлявших свой предпринимательский талант на недавно возродившемся рынке героина. Этот рынок спал с двадцатых годов, и итальянцы еще не поняли, что их время подходит к концу и их господству скоро бросят вызов черные и колумбийцы.

Дверь в квартиру была открыта, и из стереосистемы орала музыка, Джаггер пел о какой-то девушке. За дверью виднелся узкий коридор, ведущий в жилую комнату, в воздухе стоял запах табака, алкоголя и травки. Полицейские переглянулись.

– Давай, – сказал Уилл.

Они вошли в прихожую, Джимми первый.

– Полиция Нью-Йорка! – крикнул он. – Всем оставаться на месте, не двигаться!

Джимми осторожно заглянул в комнату, Уилл двигался за ним. Там было восемь человек в разной степени опьянения или наркотическом ступоре. Большинство сидели или лежали на полу, некоторые явно спали. Молодая белая женщина со светлыми волосами в фиолетовую полоску растянулась на кушетке у окна, из ее руки свисала сигарета. Увидев копов, она сказала:

– Вот дерьмо! – и попыталась встать.

– Оставаться на месте, – скомандовал Джимми, левой рукой сделав жест, чтобы она оставалась на кушетке. Теперь один или два из наименее пьяных участников попойки начали приходить в себя и выглядели испуганными. Пока Джимми присматривал за людьми в комнате, Уилл осмотрел всю квартиру. Там была спальня с двумя кроватями – пустой детской кроваткой и двуспальной со сваленными на ней пальто. В санузле он обнаружил молодого человека лет девятнадцати-двадцати едва ли в здравом уме, стоявшего на коленях и безуспешно пытавшегося смыть унцию марихуаны в унитаз со сломанным бачком. Обыскав его, Уилл нашел у него в кармане джинсов три пакетика героина.

– Ты что, идиот? – спросил Уилл.

– А? – не понял парень.

– Ты носишь на себе героин, а смываешь марихуану? В колледже учишься?

– Да.

– Но ученым тебе не стать. Ты хоть понимаешь, как ты вляпался?

– Но как же, мужик, – промямлил парень, уставившись на пакетики, – это дерьмо кучу бабок стоит!

Уиллу стало чуть ли не жаль его, так он был туп.

– Давай, олух, – сказал он, втолкнул его в комнату и велел сесть на пол.

– Ладно, – сказал Джимми. – Остальные – руки на стену. Если у вас есть что-то, о чем мне нужно знать, – говорите сейчас, и вам будет легче.

Те, кто был в состоянии, встали и заняли позицию у стены. Уилл пошевелил ногой одну коматозную девицу.

– Вставай, спящая красавица. Тихий час закончен.

В конце концов, все девять поднялись. Уилл обыскал восьмерых, так как девятого парня уже обыскал раньше. Кое-что нашлось только у девицы с волосами в полоску: три косяка марихуаны и пакетик героина. Она была одновременно пьяна и под кайфом, но уже прошла через худшую стадию.