Ребус-фактор - Громов Александр Николаевич. Страница 11

Повезло Залесски? Повезло, никто не спорит. Но везет тем, кто умеет смотреть и видеть, а не просто глазеет по сторонам без цели и смысла.

Да если бы только в одних минералах было дело! На Тверди то и дело открываются новые виды растений и животных, причем растения явно полезнее. Вот, скажем, хваталка зеленая – хищная тварь, что пластается в лесу по земле и норовит сцапать любое мелкое животное, что наступит сдуру на ее лист. Ногу может обнять, как сапог, и не избавишься от нее, пока не срежешь. А ведь каучуконос! Кое-где у нас хваталку уже выращивают на плантациях, прикармливая пищевыми отходами. И лекарственные растения есть, и всякие…

Вначале местность напоминала саванну, но чем дальше на север, тем выше становились деревья и тем ближе друг к другу они росли. К полудню мы пробирались уже по настоящим джунглям и радовались густой тени. По стволам бегали ящерицы. Приклеившиеся к ветвям эхо-слизни тихонько повторяли стук копыт. То и дело мы пересекали звериные тропы. Попадались следы, вгоняющие в оторопь размерами и глубиной вдавлин от когтей. На малой полянке штук шесть некрупных хищников, заметив нас, прыснули во все стороны от растерзанной добычи – судя по запаху, это был мускусный вепрь. После этого я навязал своей Заразе на шею колокольчик, будто корове. Старый испытанный способ остаться в живых в диких местах – побольше шуметь. Кто шумит, идя по лесу, тот ничего и никого не боится, и звери это знают. А кто не боится? Тот, кто самый могучий. Бывает, конечно, что истинный хозяин леса, находясь в плохом настроении, не поверит этому, но сколько их, истинных хозяев? Один-два на сотню квадратных километров. И сколько на той же территории менее крупных, но не менее опасных для человека хищников? А? Вот то-то и оно.

И все же мы встретились с хозяином леса.

Нет, я тут был ни при чем. Я все делал как надо. Быть может, тот дикий кот был попросту глух или раздражен чем-то? Или чересчур голоден?

Двумя гигантскими прыжками он вынесся справа и вторым прыжком обрушился на лошадь Джафара. Все произошло почти беззвучно. Краем глаза я заметил серую молнию, а когда по ушам полоснул крик, Джафар уже лежал на земле, придавленный лошадью, и шея лошади была повернута под неестественным углом. Только тогда кот зарычал, а я ведь даже не успел еще развернуть свою Заразу! И уж подавно я не успел бы перебросить ружье через холку и прицелиться, прежде чем кот прыгнул. Я даже не уверен, что успел бы выстрелить, напади на нас кот слева, а не справа. То есть выстрелить бы, пожалуй, успел, но попасть сумел бы только случайно.

Джафар вопил. На его месте я прикинулся бы мертвым, если бы только умудрился сохранить хладнокровие. Жаль, что в подобных случаях наилучшее решение приходит в голову задним числом, а когда тебе грозит смерть скорая и лютая, мозги напрочь отказывают, мышцы тоже, и только бесполезный вопль рвется наружу из сжавшейся в ужасе плоти: «А-а-а-а-а…»

Я выстрелил, стараясь не задеть Джафара, и попал коту в крестец. Мог бы вообще промахнуться – уж очень перестраховывался, – но дикий кот имеет одно ценное свойство: он длинный. Лапы короткие, а туловище почти змеиное, гибкое, как пожарная кишка, только толще. Кот заорал так, что моя Зараза прянула в сторону, оставил в покое Джафара, которому всерьез собирался отъесть голову, и прыгнул на меня. Прыжок у него получился не очень, и я, дослав патрон, угостил его еще одним зарядом картечи. Кот покатился с мерзким воем, и тут уж надо было не зевать. Третий заряд разнес ему башку, и стало бы совсем тихо, если бы Джафар перестал кричать. Кот еще подергался и затих. Я спешился и кинулся к Джафару.

– Ты как? Я тебя не задел?

Он прекратил вопить и начал стонать.

– Разлегся! Вылезай давай! Сам сможешь?

Он не мог. Скривился от боли, закусил губу и оставил попытки. Даже не отвернулся, чтобы скрыть выступившие слезы. Видно, ему было здорово больно.

Если вы думаете, что освободить человека из-под мертвой лошади легко, то сами как-нибудь попробуйте. Ифрит – смирный старый мерин совсем не богатырских статей, но все же это настоящая лошадь, а не пони и весит соответственно. Я взял Джафара под мышки и начал было тянуть, но он завопил так, что в Штернбурге, наверное, было слышно.

– Ты чего?

– Нога…

Я прекратил изображать собой буксир и пошел вырубать жердь для рычага. В конце концов сделал подходящую вагу и попытался приподнять лошадиный круп.

– Ползи, чего ждешь? Ползи давай!

Он попытался. Слезы полились градом – вот и весь результат. Да еще ужасный крик, когда я опустил вагу, сказав, что надо взяться за дело иначе. Крик напугал меня. Похоже, Джафар сломал ногу. Черт побери, в самом начале полосы Диких земель, что нам предстояло одолеть!

Ладно… Справимся…

Я размотал веревку, одним концом привязал ее к дереву, а другой сунул Джафару.

– Хватайся. Когда я вновь приподниму лошадь, вытягивай себя.

С четвертой попытки у нас получилось. К тому времени Джафар только что не терял сознание – лежал, мучился и не мог вообще ничего, разве что стонать. Я разрезал ему штанину. Так и есть – перелом бедренной кости со смещением. К счастью, закрытый.

– Чепуха, – с напускной грубостью сказал я, окончив осмотр. – Сейчас шину наложим. Поедешь на Заразе. И пожалуйста, не падай в обморок, не усложняй мне жизнь…

– Ты не бросишь меня? – Он всхлипнул.

Мне захотелось дать ему по шее за такой вопрос.

– А ты? Ты теперь конный, а я пеший. Не ускачешь от меня, нет?.. Молчи уж. Ружье вот возьми, прикроешь, если что…

Я срезал подходящий сук и ножом довел его до кондиции. В аптечке, что собрала мама, нашлись бинты – попорченные червями, они все же годились. Джафар ужасно орал, когда я выпрямлял ему ногу и приматывал к ней шину, но так и должно было быть. Пусть орет. Пусть кроет меня последними словами. Раз ругается, значит, пока что не собирается помирать, а мне того и надо. Чтобы я завел в Дикие земли товарища, а вернулся один? Не бывать этому.

Кое-как я взгромоздил Джафара на Заразу и переложил его барахлишко в свои седельные сумы. Вручил ему мелкашку – следи, мол, с высоты за обстановкой, верти башней, – а сам повесил на шею свое ружье и повел лошадь в поводу. Не успели мы отойти на двадцать шагов, как некий чешуйчатый зверек, некрупный, но с громадными острозубыми челюстями, возник неведомо откуда и одним движением морды вспорол мертвой лошади брюхо. Тотчас из-за поваленного обомшелого ствола выскочили еще две такие же твари. Падальщики. Наверное, они следовали за котом, надеясь на крохи с «барского» стола, а теперь и кот будет обглодан ими до последней косточки. Похожих зверей у нас испокон веков называли шакалами, но эти были крупнее, зубастее и, кажется, не такие уж трусы. Во всяком случае, я порадовался тому, что у них появилось занятие и они не собирались нас преследовать. А до ночи мы далеко уйдем.

Так и вышло. Зараза всхрапывала, колокольчик на ее шее исправно звякал, и никто не осмелился напасть на нас. Джафар крепился, но ему было нехорошо. Невооруженным глазом было видно, что у него начинается жар. На очередной стоянке я зарядил инъектор универсальным антибиотиком и ввел ему хорошую дозу.

– Вот так-то. Теперь лежи. Не дрейфь, доедешь в полной сохранности и без гангрены…

Насчет гангрены я, если честно, не был уверен, но старался говорить весело и бодро.

Он не ответил, да я и не собирался втягивать его в разговор. Сделать ночевку в Диких землях хоть сколько-нибудь безопасной – непростая задача и для двоих, а я работал один. К тому же надо было оборудовать лагерь так, чтобы ночью поспать хотя бы два-три часа, иначе завтра я окажусь ни на что не годен. Словом, дел у меня хватало.

– Надо выбираться отсюда, – вдруг сказал Джафар, когда я уже почти закончил громоздить вал из колючих ветвей.

– Ха! А что мы, по-твоему, делаем?

– Не надо идти в Штернбург, – заявил Джафар. – Надо идти на запад. Там кончаются Дикие земли. Там фермы.

– Ты бредишь? – спросил я. – Отсюда что на запад, что на север – одинаково. Я знать не знаю, кто встретит нас на западе, а в Штернбурге живет дядя Варлам. Он поможет.