Жестокая болезнь (ЛП) - Вольф Триша. Страница 24

На мне больничная сорочка. Я двигаю ногами с осознанием того, что в меня вставлен катетер. Мочевой пузырь пуст. Я могла бы начать испытывать унижение, если бы не реальное осознание того, что надвигается нечто гораздо более зловещее.

Я оцениваю свое окружение. Здесь нет окон. Белые стены из шлакоблока препятствуют проникновению внутрь любых звуков внешнего мира. А это значит, что снаружи меня никто не услышит. Здесь есть открытая система вентиляции, но выемка, вырубленная в потолке, недостаточно велика, чтобы пролезть в нее. Я уверена, Алекс все продумал и принял все меры, чтобы заманить меня в ловушку и спрятать здесь.

Сквозь вонь антисептика, которым пропитана эта комната, я улавливаю слабый запах воды. Не хлорированная вода, которая течет из-под крана, а землистая пресная вода, как будто где-то поблизости есть источник.

Приподнимаюсь на каталке и дотрагиваюсь до своего лба. Цепи, прикрепленные к кожаным ремням, звякают о металлические поручни каталки, напоминая, что я пленница. Меня клонит в сон после наркоза. Я помню шприц…

Ты больна, Блейкли, и я тебя вылечу.

Он бредит. Или просто чертовски сумасшедший. В любом случае, он играет в сумасшедшего ученого, а я его пациентка. Что, черт возьми, он делал со мной, пока я была под наркозом?

Когда я прокручиваю в голове наш разговор в поисках любого намека на выход из этого ада, кое-что выделяется.

Его сестра.

Ее убийство было ужасным. Я видела репортаж в новостях о том, как несколько лет назад доктору сделали лоботомию, и помню убийцу, но сейчас важно лишь отношение Алекса к доктору Мэри как-ее-там.

Она — его причина, его цель. Это значит, что она — его слабость.

До моих ушей доносится глухой лязг открывающейся двери, и я обращаю внимание на звуки отодвигаемого металлического засова и скрип дверных петель. Это место старое. Возможно, какой-то склад. Значит, может существовать другой выход.

Мне нужно встать. Прежде чем Алекс входит в комнату, я проверяю ремни. Я слаба и не смогу твердо стоять на ногах, а наручники плотно застегнуты.

Занавеска отодвигается. Алекс одет в белый лабораторный халат, на нем очки, волосы взъерошены, он выглядит как сумасшедший ученый.

— Что ты со мной сделал? — требую я.

Он прикладывает палец ко рту, оценивая меня.

— Пока ничего страшного, — говорит он, затем поворачивается, чтобы подкатить тележку поближе к каталке. Это «пока» меня беспокоит.

— Я знал, что ты не станешь сотрудничать и не будешь лежать неподвижно во время сканирования, — продолжает он, — поэтому пришлось усыпить тебя. Не слишком хороший способ для получения наилучших результатов, но нужна была исходная точка.

Тут я замечаю приспособление на тележке. Это похоже на какое-то самодельное устройство виртуальной реальности с датчиками, расположенными внутри.

— Ты сделал сканирование мозга, — говорю я.

— Молодец. С возвращением, Блейкли. Я уже начал беспокоиться, что кетамин поджарил слишком много мозговых клеток, — он печатает на клавиатуре, делая паузу, чтобы проследить за моим взглядом на инструмент. — Позволь объяснить. Сюда никак не притащишь аппарат для ФМРТ. Они огромные, дорогие, непрактичные, и технологии уже прошли долгий путь с момента их создания, — он с гордостью кладет руку на устройство. — Я позаимствовал этот дизайн у корейской лаборатории, которая специализируется на домашнем сканировании мозга. Для развлечения, — он поднимает брови. — Сейчас это в моде — сканировать мозг, узнавать, что нами движет.

Словно по таймингу, он бросает взгляд на свои карманные часы.

— Я не буду утомлять тебя слишком большим количеством деталей, но раз уж тебе самой нравится программировать, возможно, понравятся некоторые подробности.

Я усиленно моргаю, пытаясь прийти в чувства.

— Учитывая, что ты подключил меня к какой-то машине для расплавления мозгов, я хочу знать все подробности.

Он ухмыляется.

— Уверяю, это абсолютно безопасно. ФСБИД, или функциональная спектроскопия ближнего инфракрасного диапазона, — это путь будущего в визуализации мозга. Датчики располагаются прямо на лбу, — он проводит подушечками пальцев по моему лбу, — и излучают свет в кору головного мозга. Неинвазивно. Затем датчики возвращают свет, тем самым измеряя оставшуюся мощность. Эти показания сообщают нам об изменениях уровня кислорода. Когда нейроны активируются, они используют кислород через кровоток. Это позволяет составить карту областей мозга, таких как миндалевидное тело²⁰, где хранятся эмоции. Поэтому, было крайне важно, чтобы ты была правшой, — продолжает он, — поскольку данные подтвердили, что левое полушарие мозга более восприимчиво к стимуляции.

— Ты так очарован собой, — говорю я.

Он наклоняет голову, легкая улыбка играет в уголках его рта.

— Я очарован тобой и тем, чего мы достигнем вместе.

— Ага. Я знаю, как работает сканирование мозга, — говорю я с полным презрением в голосе. — Я хочу знать, что ты планируешь делать с этой информацией. Создашь секс-робота? Продашь мое серое вещество на черном рынке?

Разочарование отражается в складках его бровей. Под его глазом все еще залегает тень от заживающего синяка, и я понимаю, какой на самом деле чертовски умный доктор Алекс Чемберс. Как он обманул меня, заставив поверить, что он неуклюжий и социально неумелый, безобидный. Ученый-ботаник, который всего лишь хотел разнообразить свою скучную жизнь острыми ощущениями.

Я попала на крючок. Все время, пока мы были вместе, каждую секунду, когда я изучала его, он изучал меня, анализируя сильные и слабые стороны, чтобы использовать их против меня.

И я позволила ему.

— Блейкли, я надеялся, что ты узнала меня лучше, — он проводит рукой по волосам, явно расстроенный. — Зачем мне проходить через такой сложный процесс идентификации просто для того, чтобы… порубить тебя на куски? — его тон насмешливый, как будто продажа частей тела — нелепая мысль по сравнению с простым похищением.

Я устраиваюсь поудобнее. Мышцы затекли от бездействия.

— Ох, Алекс. Может быть, потому что я совсем тебя не знаю. Все, что ты позволил увидеть и узнать о себе, оказалось ложью. Ты манипулятор похлеще, чем я, — вырывается глухой смешок. — Ты лжец, Алекс. И лицемер.

Он опускает голову.

— Ты права. Я, правда, обманул тебя, — когда он поднимает взгляд, в его прекрасных бледно-голубых глазах читается искреннее раскаяние. — Но, как ты заметила, в своей работе приходится манипулировать людьми для достижения определенной цели. Я не исключение. Моя цель больше, и требует высокой степени самоотдачи.

Я сдуваю челку с глаз, наблюдая за ним, ни разу не моргнув во время всей его болтовни.

— Твоя сестра была такой же целеустремленной? Поэтому она…

Алекс двигается быстро. Его рука прижимается к моей челюсти, пальцы впиваются в мою плоть, прежде чем я успеваю закончить предложение. Под его взглядом пылает яростный гнев, открывая темную сторону, которую я никогда раньше не видела.

Стиснув зубы, он расслабляет руку, по одному убирая пальцы с моего лица, отпуская.

— Никогда не говори о Мэри. Поняла?

Я медленно киваю.

Он поправляет лабораторный халат и возвращается на свое место за ноутбуком.

— Как и говорил, я очень предан этому проекту, и ничто не заставит меня его завершить.

— Даже смерть?

В стерильной комнате появляется напряжение из-за его молчания. Его нерешительность отвечает на мой вопрос. Он говорил об объектах. Во множественном числе. Были другие. Алекс отнимал жизни. Он убийца. Это все меняет. Я думала, что он просто немного не в себе, но он опасен.

Успокоить его, кажется, единственным логичным действием, которое я могу предпринять. Какой смысл умолять, требовать, чтобы он отпустил меня? Он посвятил месяцы, если не годы, своему проекту, и с таким уровнем преданности — заблуждения — невозможно спорить.

Моя первая цель — встать с этой каталки. И способ сделать это — завоевать доверие.