Жестокая болезнь (ЛП) - Вольф Триша. Страница 53

Он стоит надо мной. Что-то похожее на веселье мелькает в его глазах.

— Ты упустил вопиюще очевидный недостаток в своем плане лечения, доктор.

Я сглатываю, чтобы смочить пересохшее горло.

— Какой? — спрашиваю.

— Уловка номер двадцать два, — он давит на мою раненую руку, и я стону от боли. Засовывает каппу мне в рот и заклеивает полоской скотча. — Чтобы вылечить психопата, он сначала должен захотеть лечения. Однако без эмоциональной способности заботиться нет желания лечиться. Головоломка, которая делает твою процедуру непрактичной и бесполезной.

Грейсон смотрит на меня сверху вниз, когда приставляет электроды к моим вискам. Я впиваюсь зубами в каппу. Он не отводит взгляда, когда протягивает руку и включает ток, который бежит по моему телу.

Вызванный припадок напрягает каждую мышцу. Мое тело прижимается к каталке. Перед глазами все расплывается, дрожь сотрясает зрительные нервы. Непреодолимый позыв к рвоте обжигает пищевод, но я сдерживаю его, чтобы не задохнуться.

Сеанс может длиться всего несколько секунд, но в данный момент время — мой враг, и секунды тянутся медленно, пока боль пронзает каждую клеточку тела.

К тому времени, как Грейсон отключает переключатель, я погружаюсь в темный туннель.

Сильный удар по щеке приводит меня в сознание. Скотч срывается, и каппа падает на каталку из моего рта.

— Если твои испытуемые могут выдержать сильную дозу, — говорит Грейсон, — тогда, конечно, ученый сможет выдержать больше.

Я не могу обработать мысль сквозь облако замешательства. Едкий запах горелой плоти обжигает мои ноздри. Воспоминание о том, как Блейкли применила на мне электрошокер, всплывает на поверхность, и, кажется, я улыбаюсь.

— Воды, — удается прохрипеть мне.

В ответ тишина. После нескольких мучительных минут, когда я то прихожу в себя, то теряю сознание, ощущаю на лице теплую воду.

Я облизываю губы, игнорируя жжение в висках. Когда туман рассеивается, я проверяю кожаный ремень на правом запястье. Он немного ослаб от припадка.

— Так это… что, — говорю я, надеясь заставить его говорить, чтобы высвободить руку. — Наказание? Мэнский ангел пришел судить, обратить мои преступления против меня? — вырывается смех, звучащий далеко. Это он и делает — заставляет своих жертв сомневаться в себе. Бросает им в лицо их грехи, заставляет заглянуть в их собственные черные души. — Ты не можешь заставить человека страдать за поступки, о которых он не сожалеет.

Краем глаза я вижу приближающегося Грейсона. Он подкатывает мой лабораторный стул поближе к каталке и садится. Я чувствую его пристальный взгляд на своем лице.

— Мне не нравится это прозвище, — говорит он, и в его тоне звучит предупреждение. — Я здесь не для того, чтобы наказывать тебя, Чемберс. Ты делаешь это сам, тоскуя по женщине, которая тебя ненавидит, — он сардонически вздыхает. — Я наблюдаю за твоей жалкой жизнью уже три дня, и кажется, я делаю тебе одолжение, избавляя от страданий.

Упоминание о Блейкли распаляет мои нервы.

— Даже не думай о ней.

Он цокает языком.

— Нельзя так легко показывать свою слабость.

Я дергаю за ремни, и правая манжета ослабевает еще больше. Он плохо затянул ее.

— Но нет, я здесь не для того, чтобы наказывать тебя, — говорит он. — Я не настолько великодушен. Мне насрать, сколько людей ты убил или кто были твоими жертвами. Я здесь, чтобы помешать тебе устроить еще больший беспорядок.

Он листает один из моих блокнотов и переворачивает страницу, чтобы я видел.

— Мне потребовалось всего полдня, чтобы разыскать тебя. Правило первое: серийные убийцы никогда не работают по списку.

Страница, которую он показывает, — это список имен из маленькой черной книжечки Блейкли.

— Если очень опытный детектив, работающий над этими делами, свяжет тебя с этими убийствами, тогда он может связать и меня, — он закрывает блокнот. — Учитывая, что доктор Мэри Дженкинс была твоей сестрой, одной из моих жертв, это не такой уж большой скачок от одного убийцы к другому. От тебя ко мне, — его взгляд темнеет. — Пойми, я не позволю этому случиться. Мне нужно защищать не только себя, — он встает, нависая надо мной, и я замечаю шприц в его руке. Он наполнен моим составом. Я вижу это по цвету и консистенции.

— Пока ты был без сознания, я прочитал твои записи. Интересный проект, лечение психопатов и все-такое. Все из-за меня. Я польщен, — он втыкает иглу мне в руку, держа большой палец над поршнем. — Интересно, сможем ли мы обратить процесс вспять, поджарить твои нервные пути, пока ты не станешь таким же, как я.

Дыхание замедляется, я смотрю на шприц.

— Ты же умный, знаешь, что это так не работает.

Его губы растягиваются в тревожной улыбке.

— Жаль. Тогда я просто накачаю этот яд в твои вены и буду смотреть, как ты проглотишь свой язык.

Мои рефлексы притуплены, но с силой, которую я едва ощущаю, я высвобождаю запястье из наручника и просовываю руку под каталку. У меня всегда есть план действий на случай непредвиденных обстоятельств. На случай, если объект освободится, я держу скальпель прикрепленным скотчем под каталкой. Я никогда не думал, что мне придется им воспользоваться, но я также никогда не думал, что окажусь во власти сумасшедшего убийцы.

В мгновение ока я прижимаю острое как бритва лезвие к шее Грейсона.

В тот же миг я отчетливо ощущаю острие холодной стали у своего горла. Я прерывисто выдыхаю, когда Грейсон подносит скальпель к моей шее.

Застыв в зеркальных позах, мы смотрим друг на друга. Ждем. Крепко сжимая оружие.

Капли воды на моей коже смешиваются с потом, и дрожь пробегает по руке. Я все еще слишком слаб после электрошока, но не покажу этого.

— Я должен перерезать тебе сонную артерию за то, что ты сделал с моей сестрой.

Грейсон выглядит заинтригованным.

— Лучше поблагодари меня. Иначе её не было бы в твоей жизни.

Она обращается к единственной женщине в жизни, которая для меня важна.

— Говоришь как настоящий психопат-нарцисс.

Я пытаюсь не впускать его в свою голову, пытаюсь отгородиться от его агрессивного голоса, но его слова воспламеняют мою грудь. Я сжимаю скальпель в напряженном кулаке.

— У тебя не было другой причины забирать мою сестру из этого мира, — говорю я, — кроме собственных эгоистичных, извращенных побуждений.

— И бьюсь об заклад, это та-ак ранит.

— Назови мне причину, — требую я.

Причины логичны. Их я могу оценить, измерить, постичь.

Без причины мы ничем не лучше животных. Звери, которые рвут друг друга на части ради плоти и крови.

Он с любопытством прищуривает глаза.

— Доктор Дженкинс была паразитом, — говорит он, его голос лишен каких-либо эмоций, как будто он просто констатирует факт. — Эго уничтожило ее задолго до того, как я вонзил ледоруб в ее череп. Но ты здесь не для этого, ты преследуешь женщину, которую пытал. Жажда мести умерла в тот момент, когда она попала на твою орбиту. Так что оставь свои жалкие попытки раздуть свое эго. Слабо.

Кровь шумит у меня в ушах. Каждая заряженная клетка моего тела хочет уничтожить его.

И все же, несмотря на мой возмущенный ответ на его утверждение, я в ярости от того, что он прав. Мой проект перестал быть попыткой отомстить за сестру и восстановить ее имя и стал полностью посвящен моей одержимости Блейкли.

С вынужденной убежденностью я убираю лезвие скальпеля от его шеи. На его коже остается красная капелька. Натруженные мышцы моего предплечья сводит судорогой, и я роняю скальпель. Он громко звенит, падая на пол между нами.

— Ты должен мне быструю смерть, — говорю я.

Веселье озаряет его черты.

— Убийца-мученик, — говорит он, опуская свое оружие. — Какой оксюморон.

Ремешок на моем лбу ослабевает, шея расслабляется.

— Я не хотел убивать человека.

— Людей, — поправляет он. Затем вынимает иглу из моей руки, кладя шприц на каталку. — После одной неудачной попытки ты не смог остановиться.

Я не упускаю из виду его различие между «не сделал» и «не смог». У меня не было выбора остановиться; я не смог бы прекратить работу над своим проектом.