Папа есть, нужна Любовь (СИ) - Любимая Татьяна. Страница 20
Зря я ему звонила.
Между тем малышка причитает, растягивая щеки щенка в разные стороны:
— Кузя, тебя слочно надо помыть, ты пугаешь людей.
Подлетаю к мужу.
— Боря, пожалуйста, сделай так, чтобы родителей девочки не ставили на учет, — горячо шепчу ему, забирая все внимание на себя. Даже кладу ладони ему на грудь, чего давно не делала и не собиралась — брезгую. — Следователь грозит опеку привлечь и КДН за то, что девочка убежала от няни!
— Что ТЫ тут делаешь, Люба? — муж недовольно кривит свои толстые губы. — Ты должна быть дома с больной матерью.
— С Аллой Васильевной осталась Валентина Петровна. А мне нужно было съездить в салон, решить вопрос с поставщиком.
— Съездила?
— Давай дома об этом поговорим, ладно? Пойми, я не могла оставить маленькую девочку одну на улице! А если бы с ней что случилось? Я должна была ей помочь!
Злюсь, что надо объяснять толстокожему элементарные вещи.
— Ей или ее папаше? — вперяет жесткий взгляд в спину Тимура. Вершинин отвернулся, разговаривает с Черновым.
— О чем ты вообще! — вспыхиваю. — Я позаботилась о малышке. Ей всего пять лет! — И тут же усмиряю себя: — Я прошу тебя, просто помоги…
Мы смотрим в глаза другу. Я с мольбой, он — решая помогать или найти в этой ситуации выгоду для себя лично.
— Ла-адно, — тянет так, будто уже придумал, что попросит взамен.
Да пусть! — психую я.
— Как следователя зовут?
— Капитан Чернов.
— Можно вас на минутку? — Борис просит капитана выйти с ним на разговор.
Выходят в коридор.
Глава 22
В полной тишине ждем, когда за мужчинами закроется дверь.
Перевожу победный взгляд на Тимура. Борис сейчас все решит!
— Обязательно было его вызывать? — буравит меня глазами недовольный Вершинин. — По-вашему, я настолько беспомощный, что сам не решу вопрос с капитаном?
Злится очень.
И это вместо благодарности!
Возмущенно открываю рот.
Мы опять стоим друг напротив друга. Между нами Таечка. Задрав голову, смотрит снизу вверх то на отца, то на меня.
Одному Кузе хорошо и спокойно — нагладили, печеньем накормили, на улице не оставили. Сидит у моих ног, чешет за ухом.
Прикрываю Таечке ушки ладошками, чтобы она не слышала ту пламенную речь, которая предназначается ее отцу. Не только у него вопросы и претензии! У меня их на порядок больше!
— А обязательно было оставлять собственного ребенка с некомпетентной няней? Вы знаете, что она уснула вместо того, чтобы следить, играть, заниматься девочкой? Видите, к чему это привело?
Уф, перевожу дух. Убираю ладошки.
Теперь Тимур закрывает ушки дочки.
— Это была вынужденная мера! Так сложились обстоятельства.
Нависает надо мной, как скала, свет загораживает настолько, что помещение будто сужается.
Наши лица, глаза, губы очень близко. Кровь вскипает от этой близости, грохочет в висках.
Что — то мне это напоминает, не пойму что. Не время сейчас ковыряться в памяти и проводить логические цепочки.
— Важнее дочери ничего быть не может! — чуть задыхаясь от волнения, выговариваю. — И вообще — почему вы научили Тасю говорить неправильный адрес? Патруль поехал на Володарского дом шесть, квартира пятьдесят восемь, а вас там в глаза не видели!
Мои слова приводят в чувство нас обоих.
А нечего тут… тестостероном пыхать.
— Черт… — Вершинин отнимает руки от головы ребенка. Пряча вину под длинными ресницами, со стоном трет пальцами переносицу. Снова закрывает детские уши. — Это наш старый адрес. Мы недавно переехали. С новым она еще путается, — как будто оправдывается.
Мне его даже жаль. И что Таечка путает адреса — верю. Но несправедливые обвинения в мой адрес еще клокочут во мне.
— Вот из — за того, что мы не знали, где искать родителей девочки, мне пришлось звонить мужу. А теперь, из-за потери вами дочки ваша семья окажется под наблюдением опеки и КДН. Вас вообще могут поставить на учет как неблагополучную семью или, что еще хуже, лишить родительских прав. Вы этого хотите? Я — нет. Поэтому попросила мужа помочь. У него связи.
А с меня муж потребует оплату. Даже думать не хочу, что он захочет за услугу, которая, оказывается, не нужна! Как обидно!
— У меня тоже связи! Мы вполне можем обойтись без посторонней помощи. Никто не отнимет у меня дочь. У нее никого, кроме меня, нет. И у меня кроме нее тоже.
— Ну, извините, что я от чистого сердца хотела помочь! — возмущению моему нет предела. Я действительно хотела как лучше! Кто ж знал…
Все это время, пока выясняем с Вершининым, кто прав, кто виноват, мы с ним по очереди закрываем ладонями уши девочки. Негоже ей слушать нашу перепалку.
В последний раз не успеваю убрать руки. Тимур кладет свои поверх моих. Ладони у него горячие. Настолько, что еще одна волна жара, намного мощнее, чем до этого, прокатилась по моему телу. От кончиков волос до мизинцев на ногах.
— От чистого сердца могли бы прийти хоть раз в парк! Мы с дочкой туда как на работу по субботам и воскресеньям ходим! — произносит проникновенно, немного хрипло и с новой порцией обвинений. При этом не отводит глаз от моих губ.
— Зачем? — опешив, спрашиваю. И даже не пытаюсь вытащить свои руки из плена. Тоже загипнотизирована красивым изгибом мужских губ. А еще тело вспомнило, что оно женское и… его давно не касалось мужское.
— Вас ждем, — слышу в ответе издевательские нотки.
— Зачем?
— А то вы не знаете? — Тимур щурит свои бесстыже красивые голубые глаза, поднимая их чуть выше моих губ. — Или для вас ЭТО обычное дело?
Что ЭТО? Подарить заколку?
Тася недовольно крутит головой, скидывая с себя наши руки.
— Вы что, лугаетесь? — дрожащим голоском спрашивает. Глазки подозрительно блестят.
— Нет, зайчонок.
— Нет, солнышко.
Отвечаем одновременно с Тимуром. И даже улыбаемся, чтобы не расстраивать малышку.
— Нельзя лугаться! Надо длужить!
— Мы дружим.
— Да-да, мы уже друзья, милая.
В кабинет входят Борис и Чернов. Мы с Тимуром резко отшатываемся друг от друга.
— Все свободны, — сухо бросает капитан, зыркая на нас из-под нахмуренных бровей.
Обескураженно осматривает пол своего кабинет. Там кучки салфеток. Одну кучку сделала я, Таечка накидала потом еще — скрывала беспредел Кузи.
— Дежурный, — открыв дверь, зовет Чернов кого-то из коридора. — Уборщицу ко мне.
— Благодарю, — процедил Вершинин.
Непонятно, кого поблагодарил — меня, Бориса, Чернова или сразу троих.
Бочком, бочком, покидаем помещение. Тася на руках у Тимура. Кузю несу я. Замыкает нашу процессию Борис. Его прожигающий взгляд чувствую лопатками.
Выходим на улицу.
— Моя машина осталась возле Орбиты, подвезешь меня туда? — спрашиваю Миронова.
Не хочу ехать с ним, но не такси же вызывать! И надо услышать, что я теперь должна и к чему готовиться. Пусть уже быстрее озвучивает.
— Подвезу.
— Подожди минуту, я отдам щенка.
Хорошо, машины у них припаркованы по разные стороны от отделения.
Вершинин, ворча на дочь, усаживает ее в детское кресло.
— Папочка, подожди, я еще с Любовью не наговолилась!
— Во-первых, надо говорить тетя Люба, во-вторых, не стоит ее задерживать. Ее ждут.
В его голосе иголки. Как будто это плохо — что меня ждут. Мужчина. Муж.
По документам пока еще муж, в остальном — никто для меня.
Но Вершинин таким тоном реагирует на Бориса, будто я ЕМУ что-то обещала, а не мужу!
Глава 23
В голосе Тимура иголки.
— Кузю будете забирать? — делаю вид, что меня не волнуют выпады Вершинина.
— А у меня есть выбор? — иронично изгибаются красивые губы мужчины.
Мысленно закатываю глаза — какой же он… невыносимый красавчик.
Выразительно глядя в мои глаза, забирает щенка, устраивает его на пол между задними и передними сиденьями.
Взгляд непроизвольно задерживается на пятой точке. Вершинин и тут идеален!