Не говори любви «прощай» - Маслюкова Ольга. Страница 10

— Сюда, пожалуйста. — Гавриил провел их в соседнюю, не менее просторную комнату, где и находились его работы.

Люба с Варей огляделись. Комната была уставлена скульптурами, бюстами и барельефами. Никакой живописью здесь и не пахло. Если ею тут и занимались, то, наверное, подпольным способом.

— Ты что, памятники решила расставить в своей квартире? — шепотом спросила Варя, когда художник отвлекся на какого-то знакомого.

— Мама родная! — совсем растерялась Люба. — Я была уверена, что он пишет картины. Ну коллега — удружила! Знаток искусства…

В центре комнаты, на самом видном месте, стояла глиняная скульптура. Это была фигура человека, изогнутого как дерево на ветру, которое, казалось, совсем не имеет опоры.

— Как вы думаете, кто это? — огорошил вопросом вернувшийся к подругам Гавриил.

Они дружно пожали плечами.

В комнате кроме них было еще несколько человек, которые или рассматривали панюковские произведения, или сидели в укромных уголках, ведя свои беседы. Громкий вопрос Гавриила, адресованный вновь прибывшим женщинам, заставил всех устремить взоры на незнакомок и прислушаться к разговору. От такого повышенного внимания Варя с Любой съежились. Их малоразвитая фантазия конечно же бросилась в глаза всем присутствующим, в чьих взглядах сквозили ирония и снисходительность. Как завсегдатаи, они сразу определили людей, далеких от высокого искусства.

Гавриил выдержал паузу, ожидая от женщин хоть каких-нибудь предположений, а потом торжественно объявил:

— Чехов!

— Неожиданно, — нашлась Люба.

Все-таки как педагог она умела быстро реагировать на самые каверзные вопросы.

— Вы привыкли к тому, что у мужских моделей должны быть торсы, мышцы? Как у Микеланджело? — пафосно произнес Гавриил. — Это несовременно. Современно — искать необычное видение. Мой Чехов изображен в образе Дон Кихота. Видите? В руке у него — вишни из сада. Сбоку — истерзанная Каштанка. На плече сидит чайка…

— Обычно на плече сидит попугай, — пробурчала Люба.

— У художника думают руки, — резюмировал мастер и, легким движением прикоснувшись к плечам женщин, словно извиняясь, отошел к кому-то из гостей.

— Ну что, берем? — усмехнулась Варя.

— Да ладно издеваться! — От встречи с искусством Любино настроение ничуть не улучшилось.

Они двинулись вдоль стен, рассматривая бюсты с прикрепленными табличками, на которых значились имена известных людей. Без этих пояснений подруги вряд ли узнали бы, с кого лепились оригиналы, — во многих случаях сходство оказывалось довольно слабым.

— Не могу, — сказала Люба, — тихо схожу с ума. У меня навязчивая идея. Все время думаю, почему Вова не стал на Инке жениться. Вчера позвонила его родителям и нарвалась на его папашу.

— И что?!

— Ему лечиться надо! Честное слово! Он заорал, что не хватало еще, чтобы его сын лез в петлю в столь раннем возрасте! Достаточно того, что он сам, то есть папаша, совершил такую ошибку и теперь расплачивается.

— Слушай, ну и семейка… Представляешь, куда бы Инка попала…

— Вот именно! Сказал, что все бабы — шлюхи и стервы. И пусть лучше Вова гуляет направо и налево — такое нес, я пересказать не могу. Я так поняла, что родители у Вовы разводятся и не могут поделить имущество. Папаша кричал, что жена, которая ни дня не работала, хочет у него все отнять и типа наша Инка тоже подобное задумала. Нужно нам их имущество! Папаша-то у них — мужик видный. Наверное, нашел себе другую… Деньги мужчин портят, им сразу хочется все старое заменить на новое.

— Вам не скучно у нас? — Около подруг опять образовался Гавриил с широкой улыбкой на лице. — Что обсуждаем?

— Как обычно, мужчин, — ответила Люба. — Почему они ориентированы только на молодых девушек? А нам что делать?

— Какая глупость! — Улыбка на лице скульптора сменилась гневным возмущением. — Это стереотип! Вам только кажется, что мужчины увлекаются молоденькими. Ну чем могут быть привлекательны всякие юные модели? — Он даже покрутил головой, словно отгоняя от себя неинтересный ему образ. — Привлекает та, у которой есть опыт! Чем больше у женщины было мужчин — тем богаче опыт. Пусть ей пятьдесят! Но у нее горят глаза…

Выдав свою тираду, он вернул радушную улыбку на лицо, опять слегка прикоснулся к плечам подруг и отвлекся на девушку, в которой чувствовалась хозяйка вечеринки. Она тихо, по-домашнему распоряжалась всем, включая самого Гавриила.

— Или жена, или любовница, — всмотрелась в нее Люба. — Сколько ей лет, как ты думаешь?

— До тридцати, — уверенно ответила Варя.

— Что же он себе не выбрал пятидесятилетнюю, у которой глаза горят? — Люба становилась агрессивной. — До чего же мужики двуличные! Говорят одно, а делают прямо противоположное. Мне Вовину мамашу даже жаль. Хоть она и явная стерва, но, когда мы были у них в гостях, мне показалось, что ее там за человека не считают. Такая, знаешь, птичка в золотой клетке. Накрыл платком — она молчит. Открыл — что-то вякнет. При этом она изо всех сил пытается продемонстрировать свою значимость. Жалкое зрелище.

— Вот видишь: что ни делается — все к лучшему! Наверняка у Вовы — все замашки его папаши! Яблоко от яблони… Сама ведь знаешь.

— Все за стол, — захлопотала молодая хозяйка мастерской.

Народ пополз занимать места.

— Может, домой? — неуверенно предложила Варя. — На нас ведь не рассчитывали.

— Раз в жизни в люди вышли — и домой?!

Любе уходить не хотелось. Дома ее подстерегали все те же мрачные мысли, от которых нужно было куда-нибудь убежать.

— Я, кстати, думала, что у художников в мастерских — полный бедлам, все замазано краской, глиной и чем-нибудь еще. А тут так чисто и уютно. Останемся! Нас ведь не выгоняют.

Будто заметив их сомнения, молодая хозяйка помахала им рукой и показала на пустые стулья.

Они расположились за столом, и им выдали по бумажному стаканчику, наполненному дешевым красным вином.

— Друзья! — сказал Гавриил Панюков. — Давайте выпьем за то, чтобы люди умели быть благодарными. Если мы этому научимся, то нам повезет в жизни. Когда-то я приехал в Москву без денег, без связей, но встретил людей, которые мне помогли. И сейчас я могу помочь им.

Все зааплодировали.

Выпив, Варя посмотрела на публику. Преобладали молодые девушки. Ученицы, которым мастер стремился помочь, или поклонницы? Их разбавляли несколько мужчин среднего возраста, двое из которых сидели как раз напротив и спорили на сложную философскую тему — как достичь в этой жизни гармонии.

— Гармоничный — это когда все нормально с гормонами, — пошутил один, похожий на журналиста Дмитрия Захарова из давно закрытого «Взгляда».

Люба с Варей дружно засмеялись шутке, и лже-Дмитрий оценил их «правильную» реакцию. Он сразу переключил свое внимание на подруг.

— Раньше я вас здесь не видел, — сказал он. — Вы — художницы?

— Что вы! — отмахнулась Люба. — Мы, собственно, случайно сюда попали.

— Здесь все случайные, — скептически отметил лже-Дмитрий. — А вы чем занимаетесь?

— Я преподаю в школе музыку, Варя — по коммерческой части… А вы?

— Поэт, художник… В одном лице. — Он перестал жевать бутерброд. — Меня зовут Валентин.

— Очень приятно. Люба. А что вы как художник делаете?

— В смысле? — не понял Валентин.

— Занимаетесь живописью? — пришла на помощь Варя. — Или, например, мебель расписываете?

— Я специализируюсь на пейзажах, портретах, — с достоинством ответил Валентин.

— И продаете? — с надеждой спросила Люба.

— Конечно. Причем недорого. Могу и на заказ, — Валентин очень оживился. — Интересуетесь?

— Портретами — нет. Я ищу что-нибудь для домашнего интерьера.

— Хотите посмотреть мои работы?

— С удовольствием.

— Я напишу вам свои координаты. Позвоните, когда удобно, договоримся. — Валентин засуетился, разыскивая в своей барсетке бумагу и ручку. — Вот, — протянул он адрес и телефон.

— Надо же! — удивилась Варя, заглянув в бумажку. — Вы живете в одном доме с нашей подругой. Ну то есть она там уже не живет, уехала из Москвы, но квартира осталась.