Истинная для проклятого. 2 часть (СИ) - "OliviaDriar". Страница 24

Это, очевидно, задело принцессу. Она в еле сдерживаемом гневе сжала губы, которые превратились в тонкую нить. Секунды проходили в полном напряженном молчании. Но вдруг ладони, некогда сжатые в кулак, разжались. Принцесса изменилась в лице. Казалось, гнев ушел.

— Ради брата я готова на это, — ей тяжело дались эти слова, но она их все равно произнесла, — я прошу вас позволить мне написать короткое письмо Георгу и предупредить его о совершенном Ареоном нападении.

Эмирей довольно улыбнулся. Ему понравилось, что высокомерие принцессы было сломлено и, наконец, ему удалось сорвать с ее лица маску холодного гнева. И, стоило этой маске исчезнуть, как показалось личико отчаянной и испуганной маленькой девочки, которая нуждалась в помощи, как и все другие люди.

— Вам лучше не об этом сообщить брату, — удивил он принцессу, — а о том, с какой целью было организовано нападение. О том, ради чего все было устроено.

Принцесса непонимающе уставилась на короля. А тот, присев на край пустой кровати, поднял на нее глаза, которые говорили о том, что он готов ей все рассказать в самых интересных подробностях. Король поведал о Магрене, которого, по всей видимости, Ареон освободил для организации убийства короля Мириха. И о том, что опытный наемник сбежал и находится сейчас на свободе. Принцесса буквально побледнела от страха за жизнь брата, которому угрожала серьёзная опасность. Эмирей разрешил ей написать небольшое письмо и пообещал, что его доставят Георгу.

Когда король уходил, принцесса окликнула его:

— Подождите!

Эмирей замер и озадаченно повернулся к ней. Принцесса собиралась что-то сказать, но никак не могла набраться храбрости. Она вдохнула, выдохнула, нервно теребя край чистого голубого платья, и наконец тихо сказала:

— Благодарю, и не только за то, что позволили написать брату письмо, но и за… то, что спасли меня в тот день.

Только закончив говорить, принцесса осмелилась поднять смущенные глаза, которые загадочно заблестели. Но она, в отличие от Анны, не заметила, как сердце короля Эмирея, казалось, перестало биться. Несколько слов, произнесенных ею, так его взволновали, что дыхание перехватило. Он только смотрел на нее пристально, вглядываясь в черные глаза и видя в них что-то настоящее, не тронутое этим миром и не испорченное людьми. То, чего никто по сей день не мог увидеть…

Глава 18

Когда Анна открыла опухшие и покрасневшие глаза, она разглядела смутную фигуру, похожую на графа. Но ей пришлось быстро зажмуриться, потому что слабый свет в комнате ее ослепил. Через какое-то время глаза наконец привыкли к свету, и Анна смогла оглядеться. Она осторожно повернула голову, и от этого движения у нее перед глазами резко потемнело, и острая, словно кинжал, боль пронзила голову.

— Проснулись, а я уже начал беспокоиться.

Граф Эмирсона сидел на пододвинутом к ее кровати кресле.

— Мне… нехорошо, — хриплым голосом пожаловалась Анна.

— Еще бы, — понимающе откликнулся граф, — у вас жар не спадает уже второй день. И все из-за простуды, которую вы подхватили! А нужно было меня слушать.

Несмотря на то, что граф говорил строгим и не терпящим возражений тоном, Анна уловила в его тревожном голосе чувство вины. Граф винил себя за ее нынешнее состояние, которое оставляло желать лучшего. Но она его вины здесь не видела. Ведь сама приняла весьма обдуманное решение и не жалела о нем.

У Анны пересохло в горле. Она хотела попросить графа Эмирсона о стакане воды, но не успела. Тот поспешно вышел из комнаты.

Все невыносимо болело, и каждая косточка в ее ослабшем теле болезненно ныла. Она будто вся горела, но в то же время чувствовала невероятный холод. Она дрожала. Хотелось укутаться в одеяло, а потом снова отбросить его от себя.

Анна попыталась приподнять голову, однако тут же опустила ее обратно на мягкую подушку. Голова болела так сильно, словно раскалывалась на две части. Кажется, вставать ей было еще рано.

Анна устремила взгляд на открывшуюся без чьей-либо помощи дверь. На пороге возник граф Эмирсон с серебряным подносом в руках. Как только он вошел, дверь за ним сама собой закрылась. Книжный столик тоже как по волшебству передвинулся к кровати Анны, и граф Эмирсон поставил на него поднос, на котором стояла чашка горячего чая, стакан воды, и небольшое блюдце с порезанным на маленькие кусочки лимоном. Также на подносе уместился глиняный кувшин с водой и кусок чистой белой ткани.

Граф Эмирсон взял стакан воды. Он помог Анне слегка приподняться на постели и позволил ей утолить жажду теплой водой. Как только она сделала глоток, горло вдруг пронзила страшная боль, как будто она проглотила тысячи мелких острых осколков. Анна снова легла на спину, а граф Эмирсон поставил стакан на поднос.

— Спасибо, — осипшим голосом поблагодарила она.

С помощью графа Анна выпила немного горячего чая с лимоном, ощутив себя после него в разы лучше. Взяв с подноса белую ткань, намочив ее прохладной водой из кувшина и заботливо положив ее на горячий лоб Анны, граф Эмирсон задержал на больной девушке тяжелый взгляд.

— Зачем вы это сделали?

Анна молчала. Но граф не намерен был сдаваться. Он желал узнать, что толкнуло Анну на безумный поступок. Она провела целую ночь в ледяной комнате с тем, от кого и исходил этот неведомый холод. Она дрожала, как листочек под натиском ветра, но продолжала держать его за руку. По мнению графа, на это должна была быть серьезная причина. Граф хотел это знать и поэтому повторил вопрос:

— Зачем?

Анна почувствовала на горячем лбу холодную ткань, и от приятного ощущения, растёкшегося по всему горящему жаром телу, она облегченно задышала. Но на грудь, казалось, упал камень, от чего ей стало труднее дышать.

Анна взглянула в глаза графу Эмирсону. Его желтые зрачки блекло мерцали. Анна поразилась тому, насколько его взгляд казался ей нежным и заботливым. Вместе столь желанного ответа Анна одарила его легкой улыбкой, которая из-за болезни вышла очень измученной. Граф Эмирсон смущенно отдалился и растерянно присел в кресло.

— Чего вы улыбаетесь? — не глядя на собеседницу, спросил он.

Если лицо графа не было бы всегда бледным, то на щеках его проступил бы алый румянец.

— Не знаю, — искренне сказала она, — иногда мне кажется…

Анна не договорила. Не знала, как передать чувства, возникающие у нее, когда граф Эмирсон рядом. Для этого она не могла найти привычных слов.

— Что кажется? — подняв глаза, спохватился граф.

Он, казалось, хотел понять ее, узнать, что творится в ее голове. Ведь если познать эту тайну, можно узнать причину, по которой она поступила так безрассудно той ночью. В этот раз смутилась Анна. Она отвернулась и, устремив взгляд на белый потолок, тихо призналась:

— Когда я смотрю на вас, мне всегда хочется улыбаться.

В комнате воцарилась напряженная тишина. Граф так растерялся, что мог только молча хлопать удивлёнными глазами. Он пару раз открыл рот, чтобы хоть что-то произнести и нарушить затянувшееся молчание, но слова не выходили. Они как будто застряли в горле.

— Хочется есть, — вдруг заныла Анна, — я ужасно голодна!

Граф Эмирсон резко встал и, найдя повод удалиться из комнаты, быстро исчез. Когда он ушел, Анна облегченно выдохнула. Она коснулась ладонями покрасневших от смущения, горящих щек.

— Что я только что сказала? — закрыв руками лицо, прошептала она. — О, боже! Что это было?

Спустя какое-то время дверь сама собой открылась, и первым в комнату влетел поднос, окутанный зеленым сиянием. Он плавно подлетел к столику рядом с кроватью Анны и приземлился на него. Следом вошел граф. На подносе стояла маленькая деревянная миска, накрытая крышкой, а рядом лежала ложка.

— Что это? — с интересом смотря на поднос, спросила Анна, тщетно стараясь учуять запах еды заложенным носом.

— Куринный суп, — подняв крышку, граф показал содержимое тарелки, в которой в бульоне плавали мелко нарезанные картофель и морковь, кусочки мяса и зелень. — Давайте я помогу.