Мокко. Сердечная подруга (сборник) - де Росне Татьяна. Страница 26

Спала я плохо. Шум прибоя, это странное глухое ворчание целую ночь отдавалось у меня в висках. Я рано встала и беззвучно оделась. Все еще спали. На столе я оставила записку: «Gone for a pro me nade, back later». [55] Утро было прекрасным и свежим. На улицах почти не было прохожих. Я шла быстро, широкими шагами, ощущая нервозность и возбуждение.

Движение помогало мне, отвлекало от размышлений о том, что же теперь делать. Я смотрела по сторонам, разглядывала город, в котором оказалась впервые. У него были свои цвета – розовый, белый, зеленый, красный. «Hôtel du Palais» в своем ветхом великолепии. Платаны. Сосны-зонтики. Тамариски. Соленый запах моря, витавший над выстланными мелкой бежевой плиткой тротуарами. Длинная прямоугольная площадь с развевающимися на ветру флагами. Большой магазин – «Biarritz Bonheur» [56] – был еще закрыт. Прочитав это название, я улыбнулась.

Я вышла на маленькую улочку, поднимавшуюся вверх. По обе стороны от проезжей части располагались кондитерские, небольшие магазины, ресторанчики, всевозможные лавки. Я купила круассан. Он был еще теплым. Жуя его, я думала о сыне, о муже. О Эве Марвиль, к которой неумолимо приближалась. Следующая улица – ее, тот самый проспект Басков. Вдалеке, к югу, виднелся длинный темный пролив – там, как мне казалось, должна была начинаться Испания. Слева – Пиренеи в ореоле густого серого тумана. Внизу – почти съеденный приливом пляж. На синей морской глади – маленькие черные точки. Лодки? Нет, слишком уж маленькие. Но как только одна точка взлетела на волну, я поняла – это серферы. Несколько мгновений я любовалась ими. За спиной у меня – разрисованный граффити бункер в скале, несомненно, наследие войны. А вверху – ряд многоквартирных домов и вилл. Ее наверняка должна тоже быть там. Один из тех домов… Интересно который? Я вспомнила, что не знаю его номера. Только название – «Etche Tikki». Я медленно шла мимо домов, надеясь, что выгляжу естественно, хотя сердце билось так, что это вряд ли было возможно.

Каждый раз, глядя на фасаддома, я представляла, что она стоит на балконе, смотрит на меня и думает, что я выгляжу чокнутой. Странной. И вот она догадывается, кто я… Но я так никого и не увидела. В некоторых окнах были открыты ставни, и я могла заглянуть внутрь. Спокойные комнаты, неубранные постели, утреннее солнце освещает банное полотенце, чьи-то брюки… Странный контраст между обветшалыми виллами и уродливыми многоквартирными постройками, квадратными, в дюжину этажей. «Mar y Luz». «Résidence Avelino». «Irrinzenia». Я шла по улице стараясь выглядеть беззаботно и безразлично, как человек, отправившийся на обычную утреннюю прогулку. Где же ее дом? Почему я до сих пор его не нашла? Неужели Лоран ошибся?

Я чувствовала, как нарастает нервозность. Обгрызенный ноготь снова оказался у меня во рту. Что я буду делать, если не найду ее? Уеду обратно в Париж? Вернусь домой? Нет, я приехала сюда, чтобы получить информацию. Приехала не для того, чтобы отступить на полпути. Даже если признать, что в глубине души мне этого хотелось. Хотелось взять ноги в руки и бежать отсюда, снова стать маленькой трусихой, которая осторожно спускается с заснеженной горочки «плугом» вслед за сестрой. Дважды я прошла по улице туда и обратно, но так и не обнаружила «Etche Tikki».

И вдруг меня осенило. Надо смотреть на машины! А вдруг я увижу «мерседес» цвета «мокко» старой модели? Искать долго не пришлось: машину я увидела на маленьком паркинге, спрятанном за густыми зарослями гортензий. Сердце остановилось у меня в груди.

Коричневый «мерседес»! Тот самый, который чуть не убил Малькольма! Я подошла к автомобилю, глядя на него со страхом и волнением. Он был чистенький, даже блестящий. Я проверила номерной знак. Ошибки быть не могло: 66 LYR 64. На правом крыле вмятина от удара. Небольшая, но все же заметная. Вот то место, о которое ударился мой сын… Меня охватила дрожь.

Вот в этом месте машина, двигавшаяся полным ходом, соприкоснулась с телом Малькольма! 66 LYR 64. Я заглянула в салон. На заднем сиденье – журналы «Psychologies magazine», «ELLE», «Paris Match». Спортивная сумка. Чернильная ручка. Несколько картонных белых коробок с штриховыми кодами и краткими описаниями товаров. «Mascara Haute Définition Volume Plus Châtain Mordoré». «Brillant à Lèvres Pulpissimo Framboise Ecrasée». Интересно, чем нужно зарабатывать себе на жизнь, чтобы, как Эва Марвиль, таскать за собой такой товар? Она косметолог? Визажист?

Я отвернулась от машины и нос к носу столкнулась с мальчиком. Вздрогнула от неожиданности. Ему было восемь или девять. Светловолосый и курчавый, как барашек. Нос усыпан веснушками. Давно он следит за мной? Он стоял, скрестив руки на груди и гордо вздернув подбородок. На нем были бежевые шорты и футболка с какой-то надписью. Мальчик мрачно смотрел на меня и молчал.

Я улыбнулась и пробормотала:

– Здравствуй!

– Почему вы заглядываете в машину к моей маме? – спросил мальчик. – Это машина моей мамы.

Он говорил громко, монотонно, медленно, без интонации. Я не знала, что ему ответить. Он подошел ближе, но продолжал смотреть на меня подозрительно.

– Но вы не похожи на воровку. У воров есть инструменты, чтобы разбивать стекла, а у вас нет инструментов, чтобы разбивать стекла.

Голос у него был странный, какой-то механический, – словно кто-то включил на полную мощность звук у маленького робота. Сын Эвы Марвиль. Значит, у нее есть дети! Она сбила Малькольма и не остановилась. Она, у которой есть собственный сын!

– Ты живешь здесь? – спросила я.

Мальчик не смотрел мне в глаза. Просто в мою сторону.

– У грабителей есть специальные инструменты, чтобы влезть в салон и завести машину. У них есть секретные коды и компьютеры, чтобы грабить банки, и иногда они даже грабят в киберпространстве.

Я еще раз повторила свой вопрос. Но, похоже, ребенок уже потерял ко мне интерес. Он повернулся и пошел к вилле, фасад которой не смотрел непосредственно на море. Она пряталась за более современным зданием. На указателе я прочла ее название.

«EtcheTikki».

Я проследила взглядом за мальчиком, опасаясь, что он решил позвать мать и рассказать ей, что какая-то незнакомая женщина заглядывает в салон их «мерседеса». Однако ребенок не стал входить в дом. Он взял мяч и принялся с ним играть. Он разговаривал сам с собой и время от времени смеялся.

Вилла была просторная, старенькая, но по-прежнему красивая – зелено-белая, в баскском стиле, с красными геранями на подоконниках. Наверное, у Эвы Марвиль большая семья, раз они живут в таком огромном доме… Я тихо приблизилась к входу и рассмотрела у двери пластинку домофона. Дом был разделен на несколько квартир. Ему посчастливилось не стать жертвой современных застройщиков – тех, кто сносит под корень все старинное, чтобы построить на этом месте новомодную жуть. Он находился чуть в стороне от пляжа и уже поэтому не вызвал особого интереса. Я спросила себя, на каком этаже может жить семья Эвы Марвиль. Было еще рано, часов восемь. Возможно, они сейчас как раз завтракали? Кудрявый мальчик играл со своим мячом – одинокая тоненькая фигурка на улице.

Вилла казалась тихой и пустой. Сколько времени я еще буду ждать здесь? Ждать, чтобы сделать… Что? Чтобы сказать… Что? Я понятия не имела. Я присела на скамейку позади паркинга. Нужно подумать, разработать план… Но чем больше я думала, тем более пустой становилась моя голова. Шло время. Я чувствовала себя бессильной, ни на что не годной. Наконец из дома вышел мужчина – высокий, коренастый, с коротко подстриженными волосами. На вид ему было лет тридцать. Одет он был в пестрый летний костюм. В одном ухе у него была сережка (мне всегда казалось, что это только уродует мужчину). Ветер донес до меня запах лосьона после бритья – типично мужской, тошнотворный. Он что-то крикнул мальчику. Мне показалось, что это были слова неодобрения. Ребенок, волоча ноги, пошел в дом. Прижав к уху мобильный, мужчина скрылся среди домов. Кто это был? Муж Эвы Марвиль? Тот самый мужчина, что сидел в машине в день, когда она сбила моего сына?