Мокко. Сердечная подруга (сборник) - де Росне Татьяна. Страница 36

Я стремительно вернулась в торговый зал, заплатила наличными, сказала, что мне очень нравится, и больше ни разу на нее не посмотрела.

Когда я вышла на улицу, мне хотелось плакать. Плакать от злости, раздражения и отчаяния. Я долго бродила по улицам наугад, не выбирая дороги, понурив голову и сгорбившись. Меня преследовал запах разгоряченного асфальта и абрикосовых пончиков, которые продавались на каждом углу возле «Большого пляжа». Люди делали покупки, вели детей купаться. Каждый жил своей жизнью. Все, кроме меня. Какая жизнь? У меня жизни больше не было. Какой могла быть моя жизнь? Никогда я не чувствовала себя такой беспомощной. Такой опустошенной. Такой пустой.

Мужчины провожали меня взглядами. Я спрашивала себя почему. Потом поняла, что причина этому – макияж. В отражении витрин я видела красивую женщину, незнакомку с глазами цвета нефрита, с розовыми блестящими губами. Взгляды мужчин цеплялись за меня, словно крючки за рыболовную сеть. Я к такому не привыкла. Для меня это был новый опыт. И я не могла понять, нравится мне это или нет. Я вообще перестала что-либо понимать.

Было одиннадцать утра, становилось все жарче. От тонального крема и пудры начало пощипывать лицо. Мне хотелось все это убрать, стереть. Раз уж у меня не хватило мужества заговорить с ней, зачем мне здесь оставаться? Почему бы не уехать прямо сейчас, не сесть в самолет, оставив Арабеллу с Джорджией тут, а из аэропорта не отправиться прямиком в больницу к сыну, который открыл глаза?

Снова завибрировал телефон. Скрытый номер. После недолгого колебания я ответила.

Это был Лоран, флик. Фоном для его голоса служили чьи-то громкие голоса и гудение машин.

– Вы до сих пор в Биаррице?

– Да.

– Вы встречались с этой женщиной?

– Да.

Он вздохнул.

– Я ничего не смогла ей сказать. Я ничего не сказала.

– Это хорошо. Послушайте, я приехал в Биарриц на день. Мы можем встретиться. Вы согласны?

– Да.

– Тогда встречаемся возле «Большого пляжа», перед казино. Сможете?

– Да.

– Через полчаса?

Он приехал на мотоцикле. Черный шлем, черная футболка. Зеленые очки «Ray Ban Pilote», популярные в 70-е годы, которые снова вернулись в моду. Загорелый. Небритый. Он совсем не был похож на флика. Обычный отпускник с отдохнувшим лицом. Интересно, у него и сейчас при себе оружие? Наручники? Удостоверение полицейского?

Он впился в меня взглядом, как все мужчины, которых я встречала этим утром после сеанса макияжа у Эвы Марвиль. Должно быть, он растерялся. Я совсем не была похожа на бледную и рыдающую мать, которая пришла к нему домой тем вечером. На женщину, которую он встречал несколько раз в комиссариате. На ту, которую держал в своих объятиях.

Мы сели за столик в открытом кафе на Большом пляже, недалеко от «Club Mickey», куда не хотел идти маленький Арно, потому что там дети над ним смеялись.

Лоран положил шлем на пустой стул между нами.

– Как ваш сын? Есть новости?

– Сегодня утром он открыл глаза.

– Значит, он вышел из комы?

– Нет. Из комы он не вышел.

Он заказал кофе для себя и минералку для меня. Закурил сигарету.

– Расскажите, Жюстин, как прошла ваша встреча с той женщиной.

Я посмотрела на свои руки, лежащие на белом пластике стола.

– Мне нечего рассказывать. Я пошла в ее магазин, там продается косметика. И ничего ей не сказала. По крайней мере, ничего о своем сыне.

– Зачем же тогда вы сюда приехали?

Я подняла глаза. Накрашенные ресницы сужали поле зрения, причиняя мне неудобство.

– Я не знаю. Не знаю.

Он молча курил, поглядывая на меня. Потом снял очки. Его светлые глаза изучали мое лицо.

Вокруг нас проходили, разговаривая и смеясь, люди, снова и снова с шумом ударялись о берег волны. В «Club Mickey» дети прыгали в воду с трамплина и визжали от удовольствия. Девочки-подростки с украшенными пирсингом пупками шепотом разговаривали по мобильному. Мать ругала сына за то, что он обсыпал песком разложенные на салфетке бутерброды.

– Я был в местном комиссариате. Мои коллеги рано утром в понедельник будут у нее.

– В понедельник утром?

– Да. Теперь дело пойдет быстро. Мне удалось ускорить процесс, несмотря на юридические каникулы.

Я колебалась. Должна ли я поблагодарить его. Сказать что-то? Но я не знала, что именно. Я просто улыбнулась ему.

Взгляд светлых глаз на моем лице, на губах.

– Я сильно рисковал ради вас, Жюстин. Я сделал то, чего флик не должен делать. Дал вам ее имя, к примеру. Приехал сюда, чтобы встретиться с вами, в свой отпуск. Рассказал вам все, причем в деталях. Мне бы хотелось, чтобы вы это понимали. Я уже говорил вам об этом, и хотелось бы, чтобы вы это помнили. Не натворите глупостей, Жюстин. Дайте нам сделать нашу работу. Возвращайтесь в Париж, к сыну. Здесь вам больше делать нечего.

Говорил он ласково, но твердо.

Я кивнула. И сказала, не глядя на него:

– Знаете, а она милая, эта женщина. Совсем не агрессивная. Симпатичная. Простая. Некрасивая, но с шармом. И у нее приятная улыбка.

– И что вы чувствуете теперь, когда увидели ее?

– Мне хотелось бы ненавидеть ее. Презирать. Но у меня не получается. Мне она показалась спокойной и приятной. Она мне понравилась, несмотря ни на что. И у нее сын-аутист. Хотя, глядя на него, это не сразу заметишь.

– Откуда вы это знаете?

– Я была у нее в бутике, и она сделала мне этот макияж. За час она успела рассказать мне о сыне. И я сама видела этого мальчика.

– А вы ничего ей не сказали? О вашем сыне, о наезде?

У меня было такое чувство, словно тональный крем разъедает кожу.

– Нет. Нет, ничего. У меня не хватило мужества. Я сдулась, как шарик. Я сама себе противна.

Он нетерпеливо махнул рукой.

– Перестаньте, Жюстин! Перестаньте постоянно грызть и ругать себя.

Казалось, мои слова его рассердили.

– Вы всегда такая – вечно сомневаетесь в себе? Мне неприятно это слушать. Посмотрите на себя. У вас нет права так плохо обращаться с собой!

Я усмехнулась.

– Посмотреть на себя? О да, я себя вижу! Вижу идиотку, размазню, тряпку! Моя сестра, вот она бы сразу пошла к ней и все ей выложила, этой милейшей дамочке! Она бы швырнула правду ей в лицо, все бы высказала! Не стала бы заморачиваться ее улыбками, ее вежливостью. Она бы пошла напролом. А я…

Слезы застлали мои глаза. Я потерла глаза и почувствовала, как пальцы размазывают косметику.

– Ваш красивый макияж!

Я продолжала всхлипывать.

– Истерика закончилась?

Я выпрямилась и кивнула.

– Теперь послушайте меня. Вы вернетесь в Париж, о'кей? Сегодня же, и чем раньше, тем лучше. Я буду звонить, чтобы вы были в курсе событий. Можете на меня рассчитывать.

Он накрыл мою руку ладонью. Рука у него была большая и загорелая. С выцветшими на солнце волосками.

– Мне плевать, какая у вас сестра. Оставайтесь такой, какая вы есть.

Его кожа была теплой. Гладкой.

Я спросила:

– Вы вернетесь в Осгор?

– Да. Отсюда до Осгора полчаса по шоссе. Подвезти вас к дому подруги?

До дома Кандиды было рукой подать, но пришлось бы подниматься на холм, а я вдруг почувствовала себя совершенно разбитой.

– У меня нет шлема.

Он усмехнулся.

– Вы забываете, что с вами флик.

Чтобы сесть позади него на сиденье мотоцикла, мне пришлось приподнять юбку. Я увидела в зеркале заднего вида, как его взгляд скользнул по моей обнаженной коже. По телу пробежала дрожь. В последний раз это было так давно… Мне пришлось обнять его за талию, чтобы не свалиться. Его запах показался мне знакомым – белый табак, отдушка стирального порошка, нотки свежести. Торс у него был меньше, но более мускулистый и сильный, чем у Эндрю. Мне было уютно у него за спиной. Я с юности не садилась на мотоцикл с мужчиной. С того времени, как познакомилась с Эндрю. Очень интимная поза: раскрытые бедра, моя промежность прижимается к его ягодицам, тело – к телу. И вдруг, когда мотоцикл набрал скорость и взлетел на холм, возникла мысль, что мне хотелось бы ехать вот так долго-долго – на юг, к Испании. Уехать, забыть обо всем, совершить сумасшедший поступок, бросить все – мужа, сына в коме, дочь, сестру. Оставить их всех, уехать, убежать с этим типом, чей запах мне нравился, чьи светлые глаза мне нравились. С этим фликом, о котором я не знала ничего, кроме того, что он находит меня трогательной, храброй и упрямой.