Лихие люди западных дорог - Ламур Луис. Страница 5
Хопалонг рассчитывал, что если все будет в порядке, то к полудню он доберется до Клифтон-Хауса, наиболее удобного для привала места на реке, где находилась — по крайней мере раньше находилась — почтовая станция линии «Барлоу и Сандерсон». Хопалонг не сомневался, что сумеет там разузнать о вылазках индейцев, если, конечно, таковые имели место. Кроме того, он надеялся разузнать что-нибудь о Джордане и его ранчо «Сэкл Джей».
Если даже Авери Спарр и объявился в Моголлоне или еще где-нибудь неподалеку, то уж наверняка кто-нибудь в Клифтон-Хаусе об этом знает. Золотая лихорадка не обошла стороной и эти места. Несмотря на то, что золотоискатели нередко гибли, становясь жертвами слепой ненависти индейцев, сюда постоянно прибывали все новые и новые искатели удачи. Из разговоров, которые велись завсегдатаями у стойки бара в Клифтон-Хаусе, при желании можно было узнать очень многое.
Внимательно оглядев местность, Хопалонг снова сел в седло и направил коня в сторону дороги.
Вокруг царила тишина. Солнце у него за спиной стояло уже высоко, и теплые его лучи приятно согревали после холодной ночи. Хопалонг внимательно разглядывал следы копыт на тропе. Сомнений быть не могло: по этой тропе незадолго до него проехали несколько всадников на неподкованных лошадях, и это сильно его встревожило.
Когда скалы, со всех сторон обступившие дорогу, наконец расступились, Хопалонг увидел перед собой один из рукавов реки Чикорика-Крик, и уж тут он вздохнул с облегчением. Зеленые равнины простирались до самых гор, возвышавшихся в голубой дали по ту сторону реки Канейдиан. За этими горами и находился Клифтон-Хаус.
Крик, внезапно разорвавший тишину, заставил Хопалонга вздрогнуть и насторожиться. Через минуту крик повторился — протяжный, звенящий в ушах, крик погонщика мулов, сопровождаемый оглушительными, похожими на выстрелы, ударами хлыста.
— Идиот, — пробормотал Хопалонг, — нашел место, где орать.
Он снова пришпорил Топпера, будучи в полной уверенности, что незнакомый погонщик находится далеко внизу, у русла реки. И тут вдруг он увидел фургон, медленно катившийся впереди него. Фургон тащила шестерка холеных мулов. В фургоне сидели мужчина и женщина, а мальчик лет четырнадцати ехал чуть впереди верхом на тощей кляче.
Кэссиди приблизился к ним, укрываясь за скалами, и, похоже, они его не заметили. Погонщик направлял мулов к берегу реки. Мальчик, то и дело оборачиваясь, что-то кричал своим старшим спутникам. Вскоре мулы добрели до берега реки — и тут вдруг прогремел выстрел.
Хопалонг заметил, что над одной из скал заклубилось облачко дыма — и тотчас примерно с полдюжины индейцев, покинув укрытие в скалах, во весь опор погнали своих лошадей в сторону фургона. Мальчишка лежал на земле, придавленный собственной лошадью. В руках у погонщика появилось допотопное ружье.
Хопалонг, вскинув свой винчестер, глянул по сторонам. Затем, лишь на мгновение задержав дыхание, спустил курок. В следующее мгновение один из индейцев рухнул наземь: он так и остался лежать не шелохнувшись, уткнувшись лицом в дорожную пыль.
Должно быть, погонщик выстрелил одновременно с Хопалонгом, но промахнулся и попал в лошадь индейца, которая, споткнувшись, перевернулась через голову и растянулась на дороге. Апачи, видно, никак не ожидали, что им будет оказан столь решительный отпор. Кэссиди проехал еще немного вперед, прицелился и снова выстрелил, выбив из седла второго индейца. Еще дважды он спустил курок: затем стремительно спустился с холма. Апачи повернули обратно к скалам. Хопалонг, пустившись в погоню за одним из них, перехватил индейца уже у подножия скалы, отрезав ему таким образом путь к отступлению. Беглец в отчаянии направил свою лошадь прямо на Хопалонга, в руке у краснокожего сверкнул нож. Хопалонг молниеносным движением выхватил револьвер. В следующее мгновение прогремел выстрел, перебивший руку, державшую нож. Сам же нападавший, не удержавшись в седле, свалился под копыта Топпера — и тотчас раздался дикий крик, огласивший всю округу. Затем послышались глухие стоны.
Резко развернув коня, Хопалонг поспешил вернуться к фургону. Погонщик помогал мальчику выбраться из-под мертвой лошади.
— О Боже, мистер, — обратился мальчик к Хопалонгу, — как вовремя вы появились. А я уж подумал, нам конец...
Погонщик был темноволосым, угрюмого вида человеком. По лицу его разлилась мертвенная бледность; его била дрожь.
— Спасибо вам... мистер, — с трудом выговорил он, — вы нас здорово выручили.
Наконец он овладел собой и принялся внимательно разглядывать Хопалонга. В его взгляде сквозило любопытство — и вместе с тем что-то расчетливое, оценивающее...
— А вы здорово стреляете, — проговорил погонщик. — Вы случайно не из этих мест?
— Да нет, просто путешествую, — ответил Хопалонг. — Захотелось побывать на Западе. А вообще-то я направляюсь в сторону Моголлона.
Погонщик заметно помрачнел. Потом снова заговорил, тщательно подбирая слова:
— Моголлон — проклятое место, честно вам скажу. Уж я-то знаю, что говорю. Прошло два года, как я обосновался на ранчо в окрестностях Мак-Клеллана, а теперь вот возвращаюсь домой из Колорадо вместе с семьей — с женой и сыном. Так вот, мой вам совет — держитесь подальше от Моголлона, если только вы... — Он замолк на полуслове, осекся, нервно облизав губы.
— Что — если только?
Тут повозка тронулась с места. Хопалонг поехал рядом с ней.
— Да так, ничего. — Погонщик стал, как Хопалонг заметил, избегать его взгляда. — Но все равно — огромное вам спасибо. Век вас помнить будем. — В конце концов он все же поднял глаза на Кэссиди. — Меня зовут Лидс. Мое ранчо «Сэкл Эо» всего в шести милях от Мак-Клеллана. Будете в наших краях — непременно заезжайте.
Хопалонг, крайне заинтригованный комментариями погонщика относительно Моголлона, хотел во что бы то ни стало продолжить разговор. Он сказал:
— Я сейчас в Клиф направляюсь. Думаю, остановиться там сегодня.
— Что ж, желаю удачи, — проговорил Лидс.
Кэссиди прекрасно знал, что в этих краях вопросы задавать не принято. Впрочем, и сам он был по натуре человеком скрытным, но все же едва ли кто-нибудь сравнился бы с жителями Запада в умении держать язык за зубами. Ведь люди здесь жили по принципу: меньше знаешь — крепче спишь. Размышляя обо всем этом, Хопалонг ехал рядом с повозкой, временами заговаривая то о выращивании и разведении скота, то о состоянии пастбищ, то пускаясь в рассуждения о питательной ценности трав и целесообразности использования воды из подземных источников. Он все еще не терял надежды разговорить молчаливого погонщика и услышать от него хоть какое-то подтверждение — или опровержение — своих предположений.
Наконец мальчик, сидевший теперь рядом с отцом в повозке, прервал его.
— Какой у вас замечательный конь! — сказал он восторженно. — Просто красавец! Ведь это не мустанг, правда?
— Нет, не мустанг, — кивнул Кэссиди. — Один мой приятель с Севера разводит у себя на ранчо лошадей. Мы с ним старые друзья. А однажды я оказал ему важную услугу, и вот, в знак благодарности, он подарил мне этого коня. Топпер — метис, помесь арабской кобылы с ирландским жеребцом. Никто с ним не может сравниться, когда он идет рысью.
— Мне бы такого коня! — у мальчишки от восторга дыхание перехватило. — Я видел, как он летел с холма — летел, точно ветер!
Парнишка пристально взглянул на Хопалонга.
— Меня Билли зовут. А вас как?
Краем глаза Хопалонг заметил, что погонщик чуть повернул голову в его сторону. Видно, ему тоже не терпелось узнать имя своего спасителя.
— А мое имя Так. Но друзья зовут меня Беном.
Так они и беседовали, покуда повозка не остановилась перед салуном «Клифтон-Хаус». Рядом, у коновязи, стояли четыре оседланные лошади, так что место это, судя по всему, было довольно оживленным. Едва они подъехали, как их тут же окружили несколько человек, переводивших взгляд с Лидса на Кэссиди и обратно.
Один из этих людей, тощий парень в разорванной рубахе и сером от пыли сомбреро, подошел к Лидсу, выбиравшемуся из повозки, и заговорил с ним о чем-то. В руке он держал ружье, обращенное дулом в землю.