Адский договор: Переиграть Петра 1 (СИ) - Агишев Руслан. Страница 53

Тяжелый, зараза, оказался. Пожадничал с бомбами, перегрузил. Нужно было, как обычно, десять класть, а не в два раза больше.

— Жадюга-а-а-а-а-а, — заорал, когда поток воздуха подхватил его и толкнул в спину. Махина дельтаплана встала на крыло. — Б…ь, чуть в штаны не наложил!

С попутным ветром те десять — пятнадцать верст, что отделяли горный лагерь от самой крепости, его маленький воздушный флот отмахал примерно за полчаса. Едва до главных ворот осталось немного, Дмитрий вскинул руку с красным флагом в сторону и резко замахал в сторону ворот, давая сигнал к атаке.

— Банзай! — заорал, как некстати вспомнив фильм про самоубийственные атаки японских камикадзе на американские корабли. — Банзай!

И начал кидать первые кувшины с тлеющимися фитилями.

Один, второй, третий летели вниз.

Сразу же добавил еще партию.

— Кучно пошли, кучно! Давайте парни, давайте!

Сделав разворот, пошел на второй заход. Внизу уже начинало подниматься зарево. Кто-то из пилотов попал так удачно, что занялась солдатская казарма, длинное приземистое здание с крышей из тростника. Часть кувшинов улетела в «молоко», разбившись о каменные стены.

— Ворота, ворота, мать вашу! Ворота зажечь нужно! — орал Дмитрий, тыча флажком в сторону башен. — Черт! Черт!

Остальные начали разворачиваться и возвращаться. Ни у кого, кроме него, не осталось бомб.

— Банзай!

[1] Курбаши — предводитель отряда

[2] Арианство — одна из раннехристанских ересей, возникши в 5 веке и приобретших особую популярность в Византии, а позднее в Европе. Последователи утверждали, что Иисус Христос менее божественен, чем Бог-Отец, ибо создан им. Фактически Иисус объявлялся не полноценной божественной сутью, а Богом с «тварной» сущностью. Ересь пользовалась бешенной популярностью, особенно у простых людей, увидевших в этом свое понимание Христа, как более близкого к ним и понятного человека.

Ни конца ни края

-//-//-

Бахчисарай, столица Крымского ханства, сдался на милость победителя. Хотя еще сутки назад, хан и его приближенные, воодушевленные неудачным штурмом русских войск, праздновали победу. На стенах крепости ханская стража яростно размахивала зелеными знаменами, воины со смехом показывали пальцами на десятки валявшихся во рву вражеских тел, шептали проклятья ненавистным урусам. Верные хану люди по всему городу распространяли слухи об идущих на помощь турецких отрядах янычар. Одни называли цифру в десять тысяч опытных воинов, другие — в двадцать, а третьи, вообще, заявляли о целой армии в сто тысяч штыков. Казалось, крепость будет держаться и дальше, отбивая русские атаки с большим уроном для нападающих.

Все изменилось в один момент. Раз и все! Ситуация перевернулась с ног на голову!

В один миг небо над крепостью потемнело. Яркое солнце закрыли огромные небесные птицы, о существовании которых не догадывались даже мудрейшие из улемов[1] и имамов. Первой мыслью многих воинов, вскинувших руки в молитвенных жестах, была мысль о птице Симург, созданной[2] Аллахом для наказания впавших в ересь людей. Многие даже оружие бросили под ноги, чтобы не провоцировать небесных тварей.

Когда же на стенах и башнях крепости начал вспыхивать огонь, который было невозможно ничем затушить, поднялась паника. Одни пытались навести ружья в мифических тварей и выстрелить, другие с воплями падали ниц и отбивали поклоны, третьи просто спрыгивали со стен.

Люди горели, словно измазанные в смоле. С треском, как свечки. Со страшным грохотом взрывались сложенные у орудий запасы пороха. Многокилограммовые бронзовые пушки разлетались по сторонам, словно невесомые кегли. Прыгая по камням летели ядра, разрывая людей на части.

Однако страшнее всего, как потом рассказывали плененные воины, были дикий хохот, который раздавался с небес. Его называли дьявольским, словно принадлежащим самому Сатане. И он-то стал последней каплей. Все, кто его слышал, окончательно валились на землю и выли от ужасного страха. Никто и не помышлял о сопротивлении. А потом рухнули ворота крепости и… внутрь влетели русские всадники, размахивавшие направо и налево острыми шашками и коловшие пиками. Тогда запросили пощады и оставшиеся крымчаки.

Сейчас город напоминал даже не стоявшего на коленях человека со склеенной головой, а валявшуюся на земле расхристанную потаскуху, которую пользовал каждый проходящий мимо.

Главные ворота, носившие гордое название Золотые за множество золоченных клепок на своей поверхности, валялись в стороне. От массивных золотых клепок остались лишь здоровенные дыры. Вырвали и здоровенные петли, посчитав их за золотые.

Над воротными башнями до сих пор клубился удушливый дым. Деревянные перекрытия внутри них до сих продолжали тлеть. Правая башня, где хранилась часть порохового запаса, частично обрушилась, обнажив каменные внутренности.

Ханский дворец, напротив, огонь почти не тронул. Сгорела лишь пристройка для слуг. Остальное осталось в целости.

— Правда, надолго ли? — хмыкнул Дмитрий, наблюдай, как целый отряд под сотню пьяных рыл понесся в сторону парадного входа во дворец. — Эти молодцы разнесут его по бревнышку или по камешку. Ничего не оставят… Ого-го. А эти видно уже отстрелялись.

Из бокового входа уже выбегали другая партия воинов. Боже, махновцы в чистом виде! Расхристанные, бороды торчком, пузо голое! У каждого за плечами по баулу с барахлом!

— Мать его, а это что за цирк такой? — после всех из дворца выбежали замотанные в какие-то пестрые шали женщины. — Бабья-то сколько! Одна, вторая, третья…. Десять, одиннадцать! Сколько их там? Б…ь, гарем! Точняк, гарем! Давай-ка, Димон, зацени! А то задание выполнено. Сатана, мать его рас так, того и гляди обратно отправит…

Гарем он ни разу не видел. Читал об этом в свое время. При этом в художественных книгах все описывалось по-разному: одни авторы писали одно, другие — другое. В письмах путешественников, вообще, содержались всякие байки. Не знаешь, кому и верить. Ему же представлялись некие фантастически красивые девы, собранные со всех концов земли, Мечта мужчины, словом.

Вот и решил посмотреть, а может и не только. Не все же ' мир спасать', можно и о себе подумать.

— Мать моя женщина… Отец — мужчины, — не сделав и десяти шагов, Дмитрий встал, как вкопанный. С этого места он прекрасно рассмотрел, что за гурии[3] вышли из дворца. — Охренеть не встать! Это точно гарем хана? Мать его… ценитель…

В эти секунды подвыпившие воины с горящими глазами как раз и скидывали с визжащих женщин полупрозрачные шали, платки и халаты. Открывалось все то, что под ними пряталось от жадных мужских глаз. А пряталось такое…

— Это что за шоу мамонтов? Я, конечно, уважаю полноту. Как говориться, конституция, аппетит, болезни, но такое… — бормотал себе под нос парень, с удивлением рассматривая открывавшуюся перед ним «красоту». Надеялся, что может следующая женщина, избавившись от покрывала, окажется красоткой. Только зря надеялся. — Роскошные женщины, б…ь, мечта поэта. Под центнер каждая.

В добавок, женщины напоминали классических шарпеев. Местный хан оказался любителем именно такой полноты женского тела, у которого прелести должны были свисать многочисленными складками. Причем, чем больше складок, тем более «красивой» оказывалась очередная супруга. Таким макаром и собирался гарем[4].

Воины же, явно не разделяя женских пристрастий Дмитрия, уже выбирали себе по походной супруге. С руганью и тумаками они делили то одну наложницу, то другую, то третью. Пока, наконец, не осталась одна — невысокая, худощавая, настоящий заморыш по сравнению с остальными.

— Ха, на галчонка похожа, — улыбнулся парень, которому эта деваха явно приглянулась. Супругу его чем-то напоминала. Такая же худенькая, стройная, как дюймовочка. Такую коснуться страшно, из опасения причинить боль. А глазища такие, что нырнешь в них и не вынырнешь. Волосы только были другие. Длинные, до упругой попы. — Салам, красавица! Что рыдаешь? Обидел кто-то?