Сделка-only (СИ) - Беж Рина. Страница 12

– Уверен, сейчас ты обязательно мне о ней поведаешь, – подкалывает он и откидывается на высокий подголовник, устраиваясь поудобнее.

– Вполне возможно, вполне возможно, с таким-то искореженным восприятием реальности, – киваю, не поддаваясь на провокацию. – Ты в курсе вообще, что чувства в одни ворота долго не играют. Им отдача нужна. К чему я это? Ну вот представим семью. Она любит, а он – пофигист. И что? Думаешь, долго протянут? Ну, потерпит она его пренебрежение год, уверенная, что может исправить ситуацию. Ну, пять лет. А через десять плюнет и уйдет. Потому что выгорит вся. Или останется жить только ради детей. И от этого никому легче не станет.

– И каков вывод из твоего примера?

– Простой. Хочешь чувств, учись и сам ими делиться. Быть вечным потребителем в личных отношениях не выйдет. Ну или начинай копить жен. Сначала от одной возьмешь по максимуму, затем от другой, третьей, пятой… бр-р-р… можно я не буду продолжать?

– Можно. Суть я понял, – дает царское разрешение, но потом не выдерживает и уточняет. – Считаешь, что я эмоциональный инвалид? И не потяну?

– Ну, прости, – развожу руки в стороны. – По всему выходит, что изначально ты – делец, и только потом, где-то глубоко-глубоко внутри – такой себе захудалый семьянин. Не сомневаюсь, если бы ты больше общался со своей невестой, смог бы ее заранее просчитать и понять. Может, даже исправить ситуацию. Но тебе было неинтересно. Выходит, вы как были двумя незнакомцами в начале пути, так ими и остались.

– Ну, ты тоже не смогла просчитать своего жениха, хотя эмоционально была с ним открыта.

Четкий удар. В яблочко.

Он ранит, потому что несет в себе правду.

– Верно, Виктор Алексеевич. Но знаешь, из-за одной паршивой овцы, а не буду превращаться в робота. Хотя теперь миллион раз перепроверю партнера, прежде чем сделаю хоть один шаг к сближению. Слишком больно бьет предательство по оголенным нервам.

– Добрый день, меня зовут Ксения Игоревна Мирская, я – Ваш лечащий врач, – очень вовремя наш разговор прерывают, а то что-то направление, в которое он плавно стек, начинает напрягать. Не готова я пока обсуждать личное. – Давайте проведем осмотр и, если все в порядке, я Вас, э-э-э, – смотрит на планшет, – Вера Владимировна, выпишу. Ваш муж может пока подождать в коридоре.

Муж?

Кто муж?

Где муж?

Пока соображаю, с какого перепугу Арскому присвоили столь почетное звание, тот поднимается на ноги и отодвигает кресло к стене.

– Добрый день, Ксения Игоревна, конечно же, я не буду мешать и подожду за дверью, – вместо того, чтобы поправить Мирскую, мужчина просто кивает ей и выходит из палаты.

А через минуту я сама забываю об ошибке, потому что лечащий врач достает бланк с результатами анализа.

Глава 11

Мне кажется, такое часто происходит. Мы о многом не задумываемся всерьез, пока это не затрагивает нас лично. Когда же касается, ломаем голову, анализируя и строя сотни вариантов развития событий. Пусть и понимаем, что… уже поздно.

– Показатель ХГЧ равен 290 мМЕ.

– Что это значит?

– Приблизительный срок беременности – около двух недель.

– Погодите, я что… ждала малыша? То есть... – касаюсь живота, где тянущая боль значительно уменьшилась благодаря обезболивающим, – вчера у меня случился выкидыш?

– Верно. Думаю, Вы почувствовали, что боли были немного другими, чем обычно. И тянуло не только низ живота, но и поясницу, плюс тошнота, – Ксения Игоревна подробно описывает симптомы, на часть которых я до ее слов не обращала внимания. – Вера Владимировна, настоятельно рекомендую Вам пройти медосмотр примерно дней через десять. Нужно убедиться, что с организмом все в порядке, и в дальнейшем Вы…

Остальное как во сне. Я киваю, соглашаясь вернуться спустя время, подписываю нужные бумаги, собираю вещи, переодеваюсь и выхожу в коридор. А в голове на репите крутится одно и тоже: «Приблизительный срок беременности – около двух недель».

Приблизительный срок беременности – около двух недель.

Приблизительный срок беременности – около двух недель.

– Вера, что такое? – Арский ловит в дверях, мгновенно считывая мое заторможенное состояние.

И, кажется, я хочу ему улыбнуться… но не могу. Будто лицо заморозилось. Зато четко выдаю то, что все долбит и добит в мозгу:

– Приблизительный срок беременности – около двух недель.

– Погоди, то есть ты...?

Не договаривает, а я киваю:

– Да, Виктор Алексеевич, я потеряла ребенка.

Прикусываю губу до крови и позволяю прижать себя к широкой жесткой груди, чтобы утопить ее в слезах. Почему-то уверена, он не станет возражать. Он поймет.

А мне совсем чуть-чуть, но нужно его поддержки.

– Плод, Вера Алексеевна, вы потеряли плод. На таком раннем сроке… это еще не ребенок, – оказывается, за моей спиной останавливается Мирская, про которую я совершенно забываю. И она уверенно пытается донести до меня важную мысль и подсластить пилюлю. – Если бы не усилившиеся боли и Ваша срочная госпитализация, через сутки-двое Вы бы и не узнали, о том, что произошло, списав все на обычное ежемесячное женское недомогание. Поверьте, ничего страшного не случилось. Это – не катастрофа. Мы проведем обследование, поймем причины, и не пройдет года, как у вас с мужем обязательно родится здоровый и крепкий малыш.

– Вы правы, обязательно родится, – шепчу одними губами, отвечая не ей, себе.

Потому что в голове в этот момент происходит глобальная перестройка. Смена приоритетов и новая расстановка ценностей. А еще перезагрузка.

И я отчетливо сознаю, что малыш мне нужен и важен. Это Игнатов не хотел детей и мне внушал свое видение, а я-то хотела. Всегда хотела и хочу. Своего ребенка, которого буду любить и ценить. А он будет любить меня. Ни за что, просто потому что я – его мама.

И пока в голове кипит и варится полная каша, широкие ладони мужчины, чужого мужчины, меня не отпускают, поддерживают, успокаивают и дарят защиту. То, чем должен был бы заниматься тот, кто предал, кто довел до стресса, тот, чей малыш не захотел появляться на свет.

– Вер, всё будет хорошо. Раз Ксения Игоревна так говорит, давай ей поверим. Она – профессионал своего дела и врать нам – ей не имеет смыла. Верно я говорю? – Арский вновь все берет в свои руки.

– Конечно, – тут же подтверждает его слова Мирская и, кажется, даже обменивается с ним номерами телефона.

А я… я, наверное, в этот момент понимаю жестокую, но истину: что не делается, к лучшему. И всему должно быть свое время.

Раз мой малыш решил, что такой поганец, как Игнатов, не должен быть его отцом, значит, так надо. Так правильно, пусть и больно.

– Спасибо. И простите меня за истерику, – обращаюсь сразу к обоим, поскольку они продолжают оставаться рядом. Выплеск эмоций помогает, в голове действительно проясняется, а на душе становится легче. Хотя при этом я чувствую себя холодной стервой. – Поехали домой?

Арский кивает, и я, поблагодарив Мирскую, устремляюсь к выходу, а в машине стараюсь не молчать, потому что… неправильно в этот момент смотрит на меня Виктор Алексеевич.

Задумчиво. И очень неправильно.

– Не люблю жалость, – произношу четко, поймав во время остановки на светофоре его внимательный взгляд, – так что прекращай. Я в порядке. Честно. И дети у меня будут, только не от морального урода, а нормального мужика. А ты лучше ответь, с кем подраться успел?

Киваю на сбитые костяшки.

Ухмыляется и головой качает.

– Одному дятлу клюв подрихтовал. За дело.

И всё?

А подробности? И почему улыбается, на меня глядя?

– Постой-ка, неужто визг и крик на вчерашней вечеринке – твоих рук дело? – от удивления потираю лоб. – Не-не-не. Только не говори, что ты Ванюшку побил?

Молчит. Усмехается. Возобновляет движение, перестраиваясь в соседний левый ряд, и только после этого будто между делом поясняет:

– Ну должен же я был ему хоть что-то на память о хорошей, но просранной девушке оставить.