Запрет на любовь (СИ) - Джолос Анна. Страница 16

— Какая разница?

— Там микробы твои вообщет.

— Чё?

— Гр-р-р-р-р!

— Всё норм, спасён твой салат. Помешай.

Беру пульт с холодильника и делаю звук на телеке громче.

— Опять, ведьмы, включили какую-то бабскую романтическую хрень?

— Оставь, это же «Привидение»! Хороший фильм. Не вздумай переключать! — запрещает сердито, предугадывая моё следующее действие. — Софи, ты закончила? Начинай накрывать на стол, — бросает взгляд на часы. — Марсель, сливай воду из кастрюли. Надо потолочь пюре.

— Как вы запарили! — возмущаюсь, но в очередной раз иду помогать.

Ошпариться ещё. Однажды это уже случилось по моей вине. Мы были дома одни и готовили пасту. Мне было десять с половиной, ей семь.

До сих пор в ушах её плач.

Огрёб я от бати конкретно, но не столько этим фактом был огорчён, сколько тем, что она реально получила ожог.

Не удержала кастрюлю.

— Мила, мы возьмём те красивые чёрные тарелочки с белыми цветами?

— Да, Сонечка, сейчас достану их тебе. Держи.

Они таскают на пару посуду, а я тем временем активно дую на пар и прищуриваюсь. Глаза — всё ещё уязвимое место.

Спасибо новенькой.

Реально в тот вечер думал, что ослепну к чертям.

Зараза.

Злюсь чертовски, но вместе с тем, наверное, восхищаюсь её смелостью и боевым настроем. По факту, в этой истории с Рассоевым она уделала нас всех. В полицию позвонила, шины проколола, от меня удрала.

Из Москвы приехала, значит. Что не местная, я понял сразу. Эти глаза и брови я бы однозначно запомнил, если бы видел её где-то раньше.

Память услужливо подбрасывает картинки из леса.

Вот мы бежим.

Я догоняю и ловлю её.

Синхронно падаем на землю.

Минутная возня — и она, худенькая, хрупкая, уже подо мной.

Коса растрепалась.

Напугана. Растеряна. Смущена.

Не моргает. Смотрит на меня в шоке и часто дышит, разомкнув розовые губы.

— Тормози, дай масла добавлю и бульона долью, — голос сестры возвращает меня в сегодня.

— Санта таскает твои мотоперчатки! — громко сообщает София.

— У тебя минута на то, чтобы их спасти. Иначе Санта отправится в духовку.

— Марсель… — Милана толкает меня локтем в бок.

— Приехали! Приехали! Приехали! — вопит сиреной Гном на весь дом.

— Прикрути ей громкость, а, — морщусь, вытирая тыльной стороной ладони взмокший лоб.

Но какой там!

— Деда! — орёт сама так, что впору оглохнуть.

Всё побросала. Несётся антилопой к нему.

Женщины. Что с них взять?

Закинув в рот пюре, поворачиваюсь и наблюдаю за тем, как эти сумасшедшие расцеловывают нашего гостя, намертво облепив его с обеих сторон. Ещё и Санта, прыгая, скачет вокруг как ненормальная.

— София, осторожнее, у деда артрит, — отец, появившийся на кухне, кладёт на столешницу ключи от своей тачки и выдёргивает у меня из руки очередную ложку. — Пересолили, — выносит вердикт.

Пхах. Это он ещё Миланкин салат не пробовал.

— Мои красавицы! — по обыкновению нежничает с девчонками дед. — Куколки. Лапочки. А где мой внук-оболтус?

— Оболтус месит кашу из картошки, — София тычет в меня пальцем.

— Здорово, дед, — подхожу к нему и протягиваю руку, но он, избавившись от старшей ведьмы, по традиции, обнимает меня до треска в костях. — Грёбушки-воробушки, чё ж вы все, Абрамовы, такие лохматые, — взъерошивает кучери на моей башке. — Аж бесит!

Хохочу.

— Отец почему до сих пор не облысел? Колись, Марсель. Он ездил в Турцию на пересадку?

— Вроде не.

— Втирает в репу какой-то волшебный хренолосьон?

— Не видел у него такого.

— Шаман треклятый! — цокает языком. — У меня в его возрасте уже было гнездо, с проплешиной в центре. Где справедливость?

— Не расстраивайся, деда, — София кладёт ладошку на его щёку. — Хочешь, мы с тобой поделимся и швеньон тебе сделаем?

— Шиньон. Дай раздеться с дороги, — отец забирает у него мартышку.

— Собака как была придурковатая, так придурковатой и осталась, — дед присаживаясь, чешет неуёмную Санту по шерстяной морде. — Где Марьяна застряла? Марьяна? — орёт недовольно, и в дверном проёме, неожиданно для всех, появляется бабушка.

— Да здесь я, чего ты разорался на весь дом? Подарки из сумки выкладывала.

— А-а-а-а-а-а-а!

— Ба-а-а-а-а-а-а!

Ведьмы на радостях бегут к ней.

— Как долетели? — оттаскиваю Санту за ошейник.

— Дерьмово, — по обыкновению не стесняется в выражениях дед. — Весь полёт мне казалось, что пилот находится в состоянии алкогольного опьянения. Почки с печенью местами поменялись. Давление поднялось. Имбецил какой-то за штурвалом был, ей Богу!

— Это зоны турбулентности и воздушные ямы, Игорь.

— В гробу я видел эти ямы! Обратно поедем на поезде.

— Та неужели? Там будешь возмущаться, что вода мерзкая и жаловаться, что тебя укачивает.

— Лучше пусть укачивает. Чуть селезёнку не выплюнул! — возмущается, раздражаясь по новой.

— Где мой мальчик? Ах, какой ты высокий и широкий стал! Красавчик кучерявый! — бабушка активно треплет за щёки и расцеловывает.

Морщась, стоически терплю.

— Копия папаша в юности! Скажи, Игорь?

— Н-да. И начинка та же, — вздыхает тот, глядя на меня.

— Кто виноват? Это всё твои доминантные Абрамовские гены, — подаёт голос отец, наблюдающий за нами со стороны.

— Может, в этот раз нам повезёт больше? — выражает надежду.

— Игорь!

— Может, но вряд ли, — батя пожимает плечами.

— А кто у мамы в животе? Кучерявый мальчик или кучерявая девочка? — озадачивается София, совсем недавно узнавшая новость о том, что в нашей семье ожидается пополнение.

— Пока не знаем, ещё рано, — отвечает он ей.

— Я хочу, чтоб это был второй Марсель. Для равного количества, — треплет его за кудри.

— Второго Марселя я не вынесу, Сонь. У меня лимит на нервные клетки.

Обиженно поджимаю губы.

— О! Слышь, как заговорил, Марьян? Понял, что это такое, когда свои дети появились.

— Давайте проходите за стол уже, пап.

— Да, утка стынет и пюре! Марсель, какого фига ты не накрыл кастрюлю крышкой? — отчитывает Милана, пока все рассаживаются.

— Как мама себя чувствует?

Знаю, что отец заезжал к ней в больницу перед тем, как двинуть в аэропорт.

— О здоровье матери надо было беспокоиться тогда, а не сейчас, — цедит он в ответ, уничтожая взглядом.

Почёсываю шею.

Злится. Сильно.

Да я и сам знаю, что накосячил. Не успел обо всём подумать. Подорвало конкретно после того, как сестру увидел в слезах и платье с оторванными пуговицами.

Кровь опять вскипать начинает, стоит лишь вспомнить.

Клянусь, конец был бы Рассоеву, посмей он довести начатое до конца!

— М-м-м-м, недурно вышло! Кто готовил утку?

— Мы жарили эту несчастную птицу вместе, деда.

— И неплохо справились с этой задачей.

— А какие бутерброды красивые ты видел? Это я!

— Умница моя.

— Как тебе школа, София? Нравится быть первоклассницей? — улыбается бабушка Марьяна.

— Нет, — кривится та. — Отстой конкретный.

— Что за выражения?

— Па, Марсель так говорит.

Спасибо, упырь мелкий.

Получаю очередной недовольный взгляд от родителя.

— Чем же тебе так не нравится школа?

— Это детская тюрьма. Ты сидишь там целый день и ничего нельзя.

— Это не тюрьма, милая. Просто в школе есть свои правила.

— Они мне не нравятся.

— Мало ли, что кому не нравится.

— Ну па…

— Ты ведёшь себя там как дикарка.

— Нет.

— Что нет?

— Это неправда.

— Неправда? Минус портфель. Две белые блузки, две пары колготок и одна туфля. Что ещё мы имеем? Три звонка от учительницы. Разбитый горшок. Шишку на лбу. Девочку-одноклассницу с оторванным бантом. Мальчика с фингалом. Это за два дня, — уточняет отец.

— Воу.

Не могу сдержать смешок.

— София, — порицающе басит дед.

— Что, — краснеет она, скосив глаза. — Крючков доставал меня. Картошкина дразнила.