Запрет на любовь (СИ) - Джолос Анна. Страница 24

— Ужас. У тебя отвратительная энергетика, — морщится эта странная девчонка.

— Чего?

— Тяжёлая. Прям мужская. Давит и подавляет, — снова кривится, оттягивая ворот чёрной рубашки.

— Битву экстрасенсов пересмотрела?

Пренебрежительно фыркает.

— Илон, — Абрамов поворачивается к нам и показывает ей палец вверх, подмигивая.

— Это кто? — лениво кивает на меня.

— Моя будущая девушка, — заряжает этот кучерявый идиот.

Закатываю глаза.

— Кошмар. Не повезло, — заключает она, скосив на меня взгляд.

— Чё, глянешь потом её натальную карту?

— Я твою недавно смотрела ещё раз. Этот год будет разгромным во всех отношениях.

— Типа мне ожидать какого-то звездеца?

— Потом расскажу. Лишние уши напрягают.

Вот дрянь. Камень в мой огород. Стопроцентно.

— Тишина! — снова взывает к дисциплине Шац. — Записываем правило.

— Убери свой локоть.

— Свой убери!

Я правша, она левша, и сидим мы неправильно, что значительно раздражает обеих.

В очередной раз стукнувшись, цокаю языком.

— Тебе надо попить успокоительный отвар. Хочешь, принесу завтра?

Молчу. Что на это вообще можно ответить?

— Марс, пс-с-с… — зовёт Абрамова, быстро чиркающего что-то в своём блокноте. — Откуда она вообще взялась?

— Из Москвы прикатила.

— Тогда понятно. Я и думаю, выглядит так, словно ЦУМ ограбила. Цацки, стразы, бренды.

— А ты с похорон пришла, что ли? — стебу в ответ, и выражение её лица разительно меняется.

— На, послушай, — Марсель отдаёт ей свой наушник и блокнот. — Ляжет? Середина.

— Абрамов! К доске.

— Почему я?

— А почему не ты? Быстрее. Семь минут урока осталось.

Он нехотя поднимается со своего места и идёт к ней.

— Стилус бери. Рубашку застегни нормально!

— Мне жарко. Там Джугели за мной сидит. Градус осознаёте?

По классу прокатывается волна смешков.

— Хватит паясничать.

— Я прослушал, че тут делать?

Раздолбай. Естественно, прослушал. На уроках занят всем, чем угодно, но только не тем, чем нужно.

— Нужно правильно вставить слова. Так, чтобы профессор Галуша была довольна, — показывает указкой на мультипликационного персонажа, дёргающегося в ожидании на экране.

— Эти слова?

— Да.

— Правильно вставить, чтобы удовлетворить Галушу. Абрамов, чё ты тупишь? — подстрекает Ромасенко.

— Это я могу.

Ржут.

Кретины озабоченные.

— Приступай. А пока Марсель страдает у доски, напоминаю вам о том, что в эту субботу состоится наш традиционный поход. Полина скинет вам в чат план подготовки. Как обычно, разделимся на группы, где у каждого будет своя зона ответственности.

— Надеюсь, Мозгалин в этот раз не идёт? Его галюны — точно не моя зона ответственности. Напугал в прошлый раз до усрачки.

— Денис, не выражайся. Конечно, идут все без исключения.

— Рюкзаки с едой Петрову и Дроздову больше не доверять. Половину припасов по дороге сожрали, гоблины!

— Ты вообще потеряла самое важное, Ковалёва.

— Тоже мне важное. Спички.

— Ну вот сама разжигать будешь без них. При помощи лупы и солнца.

— Иди ты!

— Воды надо побольше взять. Каждый по литрушке — это мало.

— Лично я не собираюсь надрываться!

— А то ж надорвалась, бедная! Клатч несла.

— И средство от комаров нужно не забыть. Зажрали ночью.

— Потому что, Зайцева, одеваться надо нормально. Штаны, кофта или спортивный костюм. Пришли обе, ей Богу, как на дискотеку. Так, ладно, базар прекращаем. Марсель, что там у тебя?

— Плохое кольцо, — Илона касается своим пальцем моего украшения. — Зачем ты его носишь?

Резко выдёргиваю ладонь.

Наглости этой девицы просто нет предела!

— Сними. Оно не от чистого сердца подарено.

— Не лезь ко мне со своими советами.

— Я всё-таки принесу тебе травы. Больно ты нервная.

— Засунь себе эту траву знаешь куда?

— Куда?

— Матильда Германовна, — поднимаю руку, — можно пересадить её от меня? Она мешает заниматься.

— Душнила.

— Илона… — звучит укоряюще от классного руководителя. — Ну что такое?

— Та всё нормально. Это притирка просто. Думаю, со временем мы с этой вашей Джугашвили поладим, — огорошивает Вебер, затыкая ухо наушником.

Глава 17

Марсель

В пятницу вечером собираемся с пацанами в нашем «подвале». Так мы именуем переделанное под студию помещение.

Спасибо предкам. Именно они организовали для моей группы это место на минус первом этаже нашего дома, полтора года назад.

— Недурно. А ну ещё раз сначала, — спускаясь по лестнице, просит опоздавший на репетицию Горький.

Он единственный не слышал новую песню. И она ему, по ходу, тоже сразу зашла.

— Чё, погнали? — Макс, жующий жвачку, подкидывает барабанную палочку и ловит её.

— Давай, — киваю, поднимая листок.

Эти каракули только я могу разобрать. Ну и разве что Вебер, которая классно шарит в рифме.

Ромасенко, сидящий за барабанной установкой, задаёт рисунок и я начинаю читать текст. Где-то секунд через тридцать слышу, как к нам присоединяется Паха. Вот ведь реально — клавишник от Бога. Наиграет вам любую херню на слух или придумает что-то своё бомбическое.

Обычно дело происходит так: в моей башке появляются слова и примерный музыкальный фон, а уже здесь, в подвале, совместными усилиями рождается полноценный трек. Потому что коннект у нас зашибенный и чувствуем мы свой стиль одинаково.

Вообще, началось всё с прикола. Девятый класс. На День Учителя нужно было выступить с номером. Шац попросила меня сочинить стихи. Я придумал, она заценила, а потом ей в голову вдруг пришла очень странная идея: сделать из моего «шедевра» песню. Короче, мы угара ради, как-то вечером остались в актовом. Горький, умевший играть на клавишах, придумал незамысловатую мелодию. Ромасенко сел за барабан, вспомнив далёкое детство, в котором он, по настоянию матери, целых два года посещал музыкальную школу. Девчонки какой-то кривой танец сообразили.

В итоге, на концерте наше рэп-поздравление произвело фурор. Мы, можно сказать, порвали зал. И педколлективу, и школярам трек зашёл на ура. Ролик с видосом целую неделю вирусился по чатам школы и города. Собирал лайки и комменты в обсуждениях.

Публика просила есчё. На Новый Год кавер Бумбокса подготовили, а потом пошло-поехало. Чё только не пели. До фига всего.

В десятом к нам присоединился Свободный, перешедший в наш класс из параллельного. Мила завела нам канал на онлайн-платформе, и мы потихоньку стали пилить туда контент.

А потом случилось это: меня со скандалом турнули из спортивной секции за драку. Драка, само собой, была из-за девчонки. (С которой я, кстати, вроде как расстался по собственному желанию). Но не суть. На почве накатившего депрессняка меня прорвало. Именно тогда и начал мутить авторское.

— На припеве если так сделаем? — Горький закусывает губу и наигрывает свой вариант.

Бормочу текст себе под нос. Сбиваюсь дважды. Матерюсь. На третий раз, наконец, попадаю в ноты. Получается допилить весь кусок и я понимаю, что так действительно звучит круче.

— Нормас.

— Да это топчик!

— Мне нужна моя партия, гении грёбаные, — хмурится Дэн, у которого с творческим воображением не лады.

— Набросаю чуть позже, давайте ещё раз прогоним, — включаю диктофон, чтобы записать ту версию, к которой пришли по итогу.

Ромасенко кивает, ставит бутылку с водой на пол и садится за барабанную установку.

— Раз, два, гоу.

Не знаю, как объяснить, но в такие моменты, как сейчас, всегда ощущаю какой-то охренительный подъём и запал. Раньше казалось, что по-настоящему кайфовать я способен только тогда, когда швыряю кого-то на татами. Но нет. Музло и мотоцикл кавасаки, подаренный дядей Беркутом, в тандеме привнесли в мою жизнь абсолютно новый спектр эмоций. Мне удалось переключиться. Без этого я бы точно загнулся и потерял себя, ведь всё равно до сих пор не могу смириться с тем, что больше не занимаюсь самбо. Фишка же в том, что бросил секцию не по собственному желанию. Это противоречит моей философии. Потому и не могу никак успокоиться. Как там психологи это по-умному называют? Незакрытый гештальт? Вроде того?