Запрет на любовь (СИ) - Джолос Анна. Страница 28

— Всё как ты любишь, чё не так? — по традиции стебёт её Ромасенко.

Кретин. Опошлит что угодно.

— Заткнись, дебил! — она со всей дури лупит его по спине.

— Идите все сюда! — зовёт класс Матильда. Сама она уже там впереди, где заканчиваются высокие сосны.

— Тебе понравится! С поляны открывается шикарный вид! — восторженно лепечет Полина.

— Твоя правда, Филь, — соглашается с ней менее воодушевлённая Илона.

Шагаю следом за ними. Преодолеваем финальный подъём и, выбравшись из леса, оказываемся на той части скалистого утёса, про который все так любят говорить в Красоморске.

Что ж. Просторно. Красиво.

Перед нами голубое небо и кажущееся бескрайним синее море. Оно шумит и волнуется там внизу, у подножия. Гладит белый песок. Разбивается о камни.

За убегающей вправо береговой линией — город. Маленькие частные дома, хаотично разбросанные по серпантину. Выделяющееся среди них колесо обозрения. Морпорт.

Слева — величие дикой природы. Лесной массив из хвойных деревьев, скалы, зелёные холмы.

— А закаты тут какие… М-м-м… — многообещающе тянет Филатова. — Ну как? Круто же, а?

Моей реакции, видимо, ожидает. Да только все приятные эмоции во мне вдруг резко сменяются на диаметрально-противоположные.

Не моргая, смотрю на старый, заброшенный маяк.

Он всё ещё здесь? Поверить не могу. Двадцать лет прошло.

Ощущаю, как сильнее и громче начинает стучать сердце в груди.

Как разгоняется кровь пульсацией по венам, и как пересыхает в горле.

Это он, точно он! Я видела его фотографии в газетах. Ошибки быть не может.

Дёргаюсь, когда на лицо неожиданно попадают капли.

На автомате поворачиваю голову.

Петросян зайцем скачет по поляне, обрызгивая девчонок водой из бутылки. Те убегают от него, возмущаются и визжат.

— Отстань!

— Ну всё, достаточно. Распределяемся. Мальчики организовывают безопасное место для костра и ставят палатки. Девочки собирают ветки и готовят завтрак, — объявляет Матильда.

— А мож сначала пожрём?

— Свободный, завтрак сперва нужно заслужить.

— Ну бред же. Мой растущий организм требует топлива.

— Твой растущий организм уже перерос тебя лет на пять. Так, дружно принимаемся за дело, одиннадцатый «А»! Давайте, активнее.

— А я? У меня какое задание?

— А ты, Мозгалин, сидишь тут рядом со мной и никуда, слышишь, никуда не уходишь, — грозит она ему пальцем строго.

Компания хулиганов, сплочённо работая в команде, ставит одну палатку за другой. Абрамов раздаёт указания. Горький, Свободный и Ромасенко беспрекословно их выполняют. Складывается ощущение, что лидером Кучерявого действительно нарекли не только в музыкальной группе. Вон он уже Котову с Петросяном советы по сооружению костра задвигает.

— Мы с седьмого класса сюда ходим, — рассказывает Полина, пока собираем сухие ветки в лесу. — В конце мая и в сентябре.

— Слава звёздам, это последний год, — фыркает Илона.

— Грустно как-то, — расстраивается Филатова.

— Скажи ещё, что будешь скучать по школе.

— Ну, смотря о чём речь. По учителям, урокам, Матильде — однозначно да, а вот за нашими гоблинами тосковать буду вряд ли.

— Это было бы странно, учитывая их отношение к тебе.

— Угу. От Таты отвязались и снова за меня взялись, — тяжко вздыхает.

Это, кстати, правда. В последнее время Филатовой достаётся всё больше. Она раздражает коллектив тем, что слишком умная и правильная. Круглая отличница, заучка, староста, активистка, волонтёр.

В любом классе есть такой персонаж.

Блузка, застёгнутая до последней пуговицы под самое горло. Вечно поднятая рука. Что не спроси — всё знает.

Гиперответственность по отношению к своим обязанностям.

Занудство.

Морализаторство.

Всё это очень бесит, однако в основном, Полина отгребает за внешний вид. За «мышиную серость», «бабушкин гардероб» и неизменные, туго сплетённые русые косы.

По моему мнению, Филатова — симпатичная девчонка, но одевается в школу действительно странно, хотя, конечно, это — глубоко её личное дело.

— Почему позволяешь Зайцевой и Ковалёвой так общаться с тобой? — спрашиваю я зачем-то. — Ты всегда молчишь в ответ.

— Потому что я — не ты. Да и вообще, нужно быть выше всего этого. Зачем опускаться до их уровня, — пожимает плечом.

— Звучит как чья-то цитата…

— У Филатовой очень строгая ба, — поясняет Илона, запрыгивая на пенёк. — У неё там своя особая идеология, — незаметно для Поли крутит пальцем у виска. — Сплошные запреты и правила. То нельзя, это нельзя. Разве что дышать можно.

— Ну неправда.

— Ой, Филь, — машет Вебер на неё рукой, — кому-нибудь другому это скажи.

— Бабушка просто за меня переживает.

— Ага, чересчур.

— Ну прям!

— Камон, она тебя до девятого класса провожала до школы за ручку и забирала после уроков.

— Нам просто по пути, — краснеет та.

— Одежду тебе покупает на своё усмотрение. Не разрешает краситься, стричься.

— Сама не хочу.

— Не отпускает гулять после занятий.

— Это пустая трата времени.

— Ну поведай ей, — кивает на меня, — о том, как ты проводишь своё. Учёба-учёба-учёба. Молитвы. Чтение отобранных бабушкой книг.

— Она знает, что для меня лучше.

— Готовка. Уборка. Шитьё. Церковно-приходская школа по выходным. Я ничего не забыла?

— И что в этом такого ужасного?

— Наверное, ничего. Когда тебе семьдесят, а не семнадцать, — добавляет Илона.

— Меня всё устраивает.

— Уверена, не будь Шац знакома с твоей ба много лет, тебя бы и тут с нами не было.

— Не гиперболизируй, пожалуйста.

— Не разговаривай с нами как сотрудник НИИ, пожалуйста, — произносит ей в тон, закатывая глаза. — Вот как ты провела лето?

— Нормально провела.

— Где? Всё там же? В лагере при монастыре?

— И что с того?

— Не задолбалась жить по указке Фюрера?

— Не называй её так.

— Свободы не хочется, Аполлинария?

— Что ты до неё докопалась? — решаю вмешаться. Ясно же, что разговор зашёл не в то русло.

— Да просто жалко девчонку.

— Не нужна мне твоя жалость! У меня всё хорошо, — ощетинившись, отзывается Филатова.

— Ну если ты так считаешь…

— А ты скучаешь по своей московской школе? — Полина смещает фокус на меня.

— Нет.

— Почему? — искренне удивляется.

— Я редко там появлялась.

— Насколько редко?

— Раз в неделю.

— На домашнем обучении была? — по своему трактует мой ответ.

— Джугели профессионально занимается большим теннисом, — отвечает вместо меня Вебер.

Понятия не имею, откуда она знает. Возможно, как Абрамов, увидела фотографии в соцсетях.

— Здорово. А что, учиться в школе в этом случае необязательно?

— Со мной занимались учителя в перерывах между тренировками.

— То есть в жизни класса ты особо не участвовала? Выступления, экскурсии, походы?

— У меня были другие приоритеты.

— Не. Здесь так не прокатит. Матильда Германовна всегда стремится к нашему непрерывному взаимодействию.

— Толку-то? — усмехается Илона.

— Не знаю. По-моему, это правильно. Так и должно быть.

— А по-моему, она порой перегибает. Участвовать в совместной деятельности или нет — моё личное право.

В этом я с ней, определённо, согласна.

— Зачем откалываться от коллектива?

— От коллектива, который я терпеть не могу? — уточняет брюнетка.

— Ладно, не будем спорить на эту тему. Возвращаемся может? Мне уже некуда складывать ветки.

— Пошли.

— Тата, ты не обиделась на меня за то, что я отказалась поменяться с тобой местами? — спрашивает, состроив виноватое выражение лица.

— Какая теперь разница?

— Марсель забил место рядом с тобой ещё неделю назад.

Чего? Что ещё за новости?

Смотрю на неё, нахмурившись.

— Это было в понедельник после уроков. Абрамов оставил класс на разговор. Речь шла о тебе, — улыбается, подмигивая.