Майор Бойцов желает познакомиться (СИ) - Коваль Лина. Страница 5

— Довезу-довезу, — обещает Тимур, кладя ладонь мне на поясницу. Словно под защиту берет.

Его рука такая огромная, что, кажется, все тело накрывает.

— Я и сама справлюсь. — Поерзав, скидываю с себя конечность Бойцова.

В прихожей я надеваю начищенные кожаные ботинки на внушительной платформе и уже берусь за желтый плащ, когда останавливают сзади.

— Пощади, женщина, — хрипит над ухом майор. — Нас ни в одно приличное заведение не пустят.

Хмыкаю, взмахнув копной вьющихся волос.

— Ладно, — пожимаю плечами и сгребаю с вешалки короткую черную куртку из кожзама.

Подхватив сумку, я послушно следую за массивной спиной Тимура до машины. Уже возле нее замечаю, что соседи по дому (он у нас на двух хозяев) уставились в окно. Показываю им язык из вредности. Чтобы не любопытничали.

Бойцов, как обычно не вовремя повернувшийся, замечает мое озорство и тяжело вздыхает:

— Опять заклинание, Валерия? От чего на этот раз?

— Нет, товарищ майор, — кокетливо машу рукой. — Это всего лишь гимнастика для лица. Фейсбилдинг называется. Вот смотрите.

Для правдоподобности теперь складываю губы уточкой и вожу ими по кругу, при этом работая бровями.

Бойцов наблюдает за мной с вялым интересом. Потом открывает дверь своего джипа и приказывает:

— Отставить, Борец, ты так все лицо себе переломаешь. Падай давай.

— Спасибо, — мямлю я и слежу за тем, как прекрасно на нем сидят обычные джинсы. Майору бы в рекламе сниматься, а не пэпсов гонять.

— Что у вас там за родовое проклятье, Валерия Агриппиновна? — с усмешкой интересуется он. — Что за чума напала, если вся ваша династия на матчества перешла?.. — Бойцов вальяжно усаживается в просторном водительском кресле и заводит шумный двигатель.

Пытаясь не обращать внимания на выпирающую из его джинсов «мужскую харизму», я загибаю пальцы и громко перечисляю:

— Прадед был козел, дед был козел. Папаша… что? Правильно! Тоже козел. Видит Бог, так получилось, Тимур Иванович.

— Так получилось, — передразнивает он, почесывает подбородок. — Ну Агриппина Евдокиевна, мать-то твоя, конечно, молодец…

— Почему?

— Она ведь тебя сразу Валерой назвала, Завьялова. Как знала, что ты с этого пастбища никуда не денешься.

— Очень смешно, — закатываю я глаза, а затем деловито поправляю подол.

— А ты как сама-то, стажерка? — усмехается Бойцов. — На крупный рогатый скот вообще переходить собираешься?

— Я больше как-то по людям.

Потупившись, замечаю закрепленную на передней панели цветную фотографию и склоняюсь над ней. Рассматриваю симпатичную блондинку в розовом сарафане и босоножках со шнуровкой.

— А это кто? — с улыбкой интересуюсь. — Сестра ваша?

Тимур отворачивается к окну и спокойно отвечает:

— Да нет, это жена моя… бывшая.

Майор Бойцов.

Тимур Иванович.

Спортивен, умен, с хорошим рельефом мужчина.

И наша стажерка.

Валерка, как называет её мама. А мне хочется её называть Лерочка Завьялова.

Она не очень яркая рыжуля пока. Одевается немного странно, но это тоже только пока.

Внешность миловидная, очень стройная девочка, смешная, всего двадцать два годика, и, вообще, в ней что-то есть... Вон даже Бойцов заметил)

п.с. Красные колготки нашла)

— Хм… Бывшая? Жена?

С удивлением еще раз смотрю на девушку, больше всего напоминающую ожившую Барби. Неудивительно, что такую, как я, Бойцов даже не замечает. У нее ведь ноги от ушей. Она что, какая-нибудь модель?

— Да давно валяется. Выкинуть надо, — произносит он и безжалостно срывает фотографию.

На секунду зависает, мешкая, и отправляет ее под солнцезащитный козырек.

Качаю головой, порицая. Кто ж так фотографии выкидывает, товарищ майор?

Когда хотят выкинуть, рвут на мелкие кусочки, потом долго-долго склеивают скотчем, хранят годами в трельяже, опять рвут, и заново… Так мама с фотографиями отца всегда делала. Вот это высокие отношения.

Но свое мнение оставляю при себе. Кто я такая, чтобы советы начальству давать?

Замужем не была, снимки ничьи не храню... Ой, вру.

Есть пара фоточек бывшего. С Николашей мы встречались недолго, чувств у меня к нему особых не было. Да только на фотографиях с обратной стороны рецепт фунчозы по-корейски его мама записала, поэтому жалко выкидывать.

Бойцов ведет машину уверенно, периодически почесывает подбородок. Звук у этого действия такой… мурашечно-собирательный. Хочется тоже потрогать наверняка колючую щетину, как игрушку-антистресс, но я держусь.

Чтобы занять себя, разыскиваю невидимые пылинки на коленках. Сама до сих пор в шоке, что решилась напялить красные колготки.

— Ты в этих чулках, как гвардеец, Валерия, — выдает Тимур, прерывая мои мысли.

Недовольно на него посматриваю. Да уж, с комплиментами у майора прямо беда.

— Борец, гвардеец, — перечисляю, разглаживая юбку. — Что еще придумаете? И это не чулки, а колготки. Если хотите знать, других у меня не было.

Рядом с Бойцовым я все время испытываю какое-то странное, щемящее чувство. Будто бы немного жаль, что он совершенно не видит во мне девушку. И опять, в связи с моими феминистическими взглядами, возникает ужасный диссонанс. Получается, за что боролись, на то и напоролись, так?

— Не обижайся, Валерия. — Тимур дружелюбно задевает меня плечом, пока его рука ловко управляется с рычагом коробки передач. — Вот знала бы историю государства Российского, сразу бы поняла, почему я тебе гвардейцем назвал. Ты вообще как училась? Двоечница, что ли? — Он подозрительно на меня смотрит.

— Почему двоечница? — тут же обижаюсь. — Я медалистка, только мне медаль не дали.

— Это как?

— А ее Динке Сапатовой вручили. Она дочка Василия Илларионовича, директора школы.

— Понятно, еще один... с пастбища.

Смеюсь, прикрыв рот ладонью, и мотаю головой:

— Да нет, Тимур Иванович, может, и правда Динка лучшей была? Я не знаю. Так что там с колготками-то? — киваю на коленки, напоминая.

— Колготки у тебя красные... — Бегло осмотрев мои ноги, он возвращает взгляд на дорогу. — Как чулки у гвардейцев при Петре Первом.

Я-то думала, это сексуальная фантазия, а оно вон оно как.

— Боже, зачем гвардейцам красные чулки?

Бойцов щурится.

— А битва такая была. При Нарве. Шведы русскую армию разгромили, выстояли только три наших полка. Вот Пётр и распорядился всех гвардейцев нарядить в красные чулки в память о подвиге их товарищей. Бой-то зимой был, от крови раненых и убитых снег стал красным.

— Стоп, — останавливаю его. — Все понятно.

Что от вида крови или даже воспоминания о ней меня мутит, показывать нельзя. Незачем старшему оперу об этом знать, а то до конца жизни буду за печатями в канцелярию ходить.

Тут же хочется стянуть с себя «кровавый снег». Вот ведь сравнение! Прикрываю коленки сумкой.

— Приехали, — произносит Бойцов, останавливаясь в парковочном кармане.

Оглядевшись по сторонам, я замечаю над входом в цокольный этаж дома напротив неоновую вывеску спортбара.

— Место-то хоть приличное?