Нортэнгерское аббатство - Остин Джейн. Страница 12

Кэтрин слушала в изумлении, не зная, как примирить два столь различных описанья одного предмета; воспитанье не дозволяло ей постичь наклонности болтуна, а равно понять, сколь многочисленны пустые утвержденья и бесстыдные враки, порожденные избытком тщеславья. Ее родные людьми были простыми и прозаичными и редко претендовали на любого рода остроумье; отец ее довольствовался разве что каламбуром, мать – поговоркою; за родителями не водилось привычки лгать, дабы придать себе веса, или утверждать то, что спустя минуту сами же опровергнут. В глубокой растерянности Кэтрин некоторое время обдумывала сию загадку и не раз едва не попросила г-на Торпа внятнее высказать его подлинное представленье о предмете, однако воздержалась, ибо сочла, что ему не слишком даются внятные представленья и проясненье того, что прежде он окутал двусмысленностью; равно остановило ее соображенье, что на самом деле он не стал бы подвергать ее брата и собственную сестру опасности, от коей с легкостью мог бы их избавить, и в конце концов Кэтрин заключила, что он, вероятно, полагает экипаж совершенно надежным, а посему более не волновалась. Сам Торп сию беседу, по видимости, начисто забыл и весь остаток разговора, а точнее, выступленья начал и завершил самим собою и своими заботами. Он поведал спутнице о лошадях, коих приобрел за гроши и сбыл за невероятные суммы; о скачках, где сужденье его безошибочно предсказывало победителя; об охоте, где он подстрелил больше птиц (хотя удачная позиция не выпала ни разу), чем все его товарищи вместе взятые; и описал некую отменную травлю паратыми гончими, в коей его предвиденье и уменье в управлении собаками исправило ошибки наиопытнейшего охотника, а отвага верховой езды, ни на миг не подвергнув его собственную жизнь риску, то и дело ставила препоны остальным, а посему, безмятежно подытожил он, многие тогда сломали шею.

Сколь мало ни была Кэтрин склонна судить и сколь смутны ни были ее представленья о том, каким надлежит быть мужчине, ей, пока она терпела излиянья бескрайнего Торпова самодовольства, не удалось вовсе подавить подозренье, что он не вполне совершенно приятен. То была дерзкая догадка, ибо он приходился братом Изабелле, а Джеймс уверял Кэтрин, что манеры его друга понравятся любой женщине; но, невзирая на все это, крайняя скука его общества, коя поглотила ее до истеченья первого часа и неуклонно усугублялась, пока они не остановились вновь на Палтни-стрит, побудила Кэтрин в некоей крошечной степени воспротивиться столь высоким авторитетам и лишить доверья талант г-на Торпа дарить бесконечное удовольствие.

Едва ли возможно описать словами потрясенье Изабеллы, когда, прибыв к дверям г-жи Аллен, юная дева обнаружила, что час слишком поздний и сопровождать подругу в дом не подобает:

– Четвертый час!

Непостижимо, невероятно, невозможно! И она отказывалась верить равно собственным часам, часам брата или же слуги; она не верила ни единому резону рассудка или реальности, пока Морлэнд не извлек часы и не подтвердил правдивость факта; теперь усомниться еще хоть на мгновенье было бы равно непостижимо, невероятно и невозможно, и Изабелле оставалось лишь снова и снова твердить, что никогда прежде два с половиною часа не пролетали так быстро, чему в свидетели призвана была Кэтрин; та не в силах была солгать даже ради подруги; впрочем, последняя избавила себя от несчастья выслушать прекословье Кэтрин, ее ответа не дождавшись. Изабеллу слишком захватили чувства; она жестоко страдала, сознавая, что надлежит отправляться домой. Целая вечность миновала с тех пор, как она беседовала с драгоценнейшей своею Кэтрин; и хотя Изабелла намеревалась сообщить подруге тысячи разных разностей, юным девам словно бы не суждено было встретиться более никогда; итак, с улыбками изысканнейших мук и отважным смехом совершеннейшего унынья она распрощалась с Кэтрин и отбыла.

Г-жа Аллен, едва освободившаяся от хлопотливой праздности утра, тотчас приветствовала Кэтрин нижеследующим:

– Ну, моя дорогая, вот ты и вернулась. – То была истина, оспаривать кою Кэтрин не была особо склонна и способна. – Надеюсь, ты славно прогулялась.

– Да, сударыня, благодарю вас; лучше и быть не могло.

– Госпожа Торп так и сказала; она была страшно довольна, что вы поехали.

– Так вы виделись с госпожою Торп?

– Да, как только вы уехали, я пошла в бювет и там ее встретила; мы славно побеседовали. Она говорит, на рынке нынче утром не отыщешь телятины – телятина сегодня необычайно редка.

– А еще кого-нибудь из знакомцев встретили?

– Да; мы уговорились прогуляться возле Полумесяца и встретили госпожу Хьюз, а с нею господина и юную госпожу Тилни.

– В самом деле? Они с вами беседовали?

– Да, мы полчаса гуляли вместе у Полумесяца. Очень приятные, мне представляется, люди. Юная госпожа Тилни была в очень симпатичном крапчатом муслине и, судя по тому, что я слышала, всегда одевается весьма красиво. Госпожа Хьюз много мне порассказала об их семействе.

– И что она вам рассказала?

– Ой, страшно много всего; ни о чем более толком и не говорила.

– Они из Глостершира – она сказала, откуда именно?

– Да, сказала; только я уже не помню. Но они очень славные люди и очень богатые. Госпожа Тилни в девичестве была Драммонд, они с госпожою Хьюз учились вместе; и у юной госпожи Драммонд имелось большое состояние; а когда она вышла замуж, отец дал за ней двадцать тысяч фунтов и еще пятьсот на наряды. Когда их доставили из лавок, госпожа Хьюз все их видела.

– А господин и госпожа Тилни в Бате?

– Да, мне кажется, они здесь, но я не уверена. Впрочем, если подумать, у меня такое ощущение, будто оба они скончались; во всяком случае, мать; да, точно, госпожа Тилни умерла, поскольку госпожа Хьюз рассказала мне, что господин Драммонд подарил дочери на свадьбу роскошный жемчуг, который теперь у юной госпожи Тилни, – он отошел ей, когда ее мать умерла.

– А господин Тилни, мой партнер, – он единственный сын?

– Наверняка сказать не могу, дорогая; у меня имеется представленье, будто сие таки есть; но госпожа Хьюз говорит, что он весьма благородный молодой человек и, по всему вероятию, будет весьма благополучен.

Кэтрин долее не задавала вопросов; она услышала достаточно, чтобы уразуметь, сколь ничтожны познанья г-жи Аллен; сама же юная дева, к величайшему несчастью, сие свиданье с братом и сестрою пропустила. Будь она в силах предвидеть эдакий поворот, ничто не понудило бы ее отправиться с остальными; ныне же она могла лишь оплакивать горькую свою судьбу и раздумывать о том, чего лишилась, пока ей не стало ясно, что прогулка особо отрадной вовсе не была, а лично Джон Торп – персона до крайности неприятная.

Глава X

Семейства Аллен, Торп и Морлэнд встретились вечером в театре; и поскольку Кэтрин и Изабелла сидели рядом, последней выпал шанс изложить некоторые из многих тысяч разных разностей, что копились в ней и ждали излиянья всю ту бесконечную вечность, что разделяла подруг.

– О Боже! Возлюбленная моя Кэтрин, ужели я наконец заполучила тебя? – так вскричала Изабелла, едва Кэтрин вошла в ложу и села подле. – Итак, господин Морлэнд, – ибо тот сидел по другую руку, – весь остаток вечера я не молвлю вам ни слова; посему вам предписано ничего иного не ожидать. Бесценнейшая моя Кэтрин, как ты пережила эти столетья? Однако нет нужды спрашивать, ибо выглядишь ты восхитительно. Поистине, ты уложила волосы беспримерно божественным манером; ах ты озорное созданье, хочешь всех заворожить? Во истину, мой брат уже вполне в тебя влюблен; а что до господина Тилни – но сие совершенно понятно, даже твоя скромность не может усомниться ныне в его привязанности; это слишком очевидно – он же вернулся в Бат. Ах! Чего бы я ни отдала, только бы его увидеть! Я прямо горю от нетерпенья. Моя мать уверяет, что он восхитительнейший молодой человек на свете; она, знаешь ли, утром с ним виделась; непременно представь его мне. Он сейчас здесь? Ну осмотрись, Бога ради! Уверяю тебя, мне жизнь не мила, пока я его не увижу.