Мужчина без проблем - Ламур Луис. Страница 33
Муни остановил лошадь и вложил револьвер в кобуру. Девочка выглядела очень истощенной, кожа натянулась на скулах, глаза ввалились, лохмотья чуть прикрывали ее тело, и едва ли нашелся бы такой мужчина, который захотел бы взглянуть на нее второй раз. У ее ног на песке лежал, тяжело дыша, старый индеец. Одна нога его была обмотана грязной тряпкой, через которую проступала кровь.
— В чем дело, детка? — спросил он по-английски. — Я тебя не трону.
Она ничуть не смягчилась и приготовилась к отпору. И эта отчаянная смелость девочки затронула какую-то струнку в душе Тэнслипа. Сочувствие к слабым было так характерно для всех из рода Муни. Он улыбнулся и соскочил с лошади, подняв руки вверх ладонями вперед.
— Амиго, — произнес он нерешительно.
За недолгое пребывание в Техасе он не успел научиться испанскому и чувствовал себя неуверенно.
— Я амиго, друг, — повторил он и подошел к старику.
Лицо этого индейца из племени тараумара (Муни слышал кое-что о нем) было серым от нестерпимой боли, но он находился в сознании. Тэнслип присел около старика и начал осторожно разматывать повязку. Девочка смотрела на него, а потом вдруг принялась, задыхаясь, быстро тараторить на непонятном языке.
Увидя рану, Муни поморщился. Он давно не видел ничего подобного. Пуля пробила бедро. Отойдя к деревьям, Муни собрал сухие ветки, а когда принялся складывать их, чтобы зажечь костер, девочка подскочила к нему и что-то протестующе залопотала на своем языке, в тревоге показывая на запад.
— Там тот, кто гонится за вами? — предположил Тэнслип и, посмотрев на старика, вздохнул. — Пусть тебя это не пугает, детка. Если мы сейчас же не поможем старику, он умрет. Может быть, уже поздно. И даже если всех нас убьют, то все равно мы должны попытаться его спасти.
Костер из сухих веток давал мало дыма. Он поставил на него котелок с водой. Пока вода закипала, Тэнслип нарвал зеленых листьев с куста и бросил их в котелок. Девочка сидела на корточках и напряженно следила за его действиями. Когда листья проварились, он промыл рану отваром. Он знал, что многие индейцы применяют это как антисептик при ожогах и ранениях. Девочка продолжала наблюдать за ним, а потом бросилась в кусты и через несколько минут принесла еще какие-то листья, которые тут же начала разминать в кашицу. Старик немного успокоился, он лежал, не отрывая глаз от лица Муни.
Тэнслип посмотрел на это широкоскулое лицо с большими добрыми глазами, которые, без сомнения, в случае необходимости могли быть жесткими, и на его твердую линию рта. Это был настоящий мужчина — он слышал много рассказов о выносливости индейцев-тараумара. Они могли пройти многие мили без пищи и обладали неправдоподобной нечувствительностью к любой боли.
Муни промыл и очистил рану, девочка подошла и обложила ее кашицей из листьев, а он с некоторым сожалением снял с себя последнюю белую рубашку — единственную, которая у него появилась за последние три года, — и, разорвав ее, тщательно перевязал ногу. Когда заканчивал перевязку, девочка схватила его за руку.
Ее глаза расширились от страха, но она ничего не сказала. Прислушавшись, он различил приближавшийся топот лошадиных копыт, вскочил и выхватил из чехла свой винчестер. Его лошадь паслась неподалеку.
Подъехали трое — хорошо одетый мужчина с тонким суровым лицом и двое вакерос бандитского вида.
— А, — сказал мексиканец, останавливая лошадь. — Перро!
Он посмотрел на старика индейца, и его рука потянулась к оружию, но Тэнслип опередил его, выхватив свое. И тот остановился, держась за рукоятку револьвера, с удивлением глядя в черное неподвижное дуло кольта Тэнслипа. Он и сам был не робкого десятка и часто видел, как стремительно выхватывают оружие опытные стрелки, но чтобы так быстро — никогда. Мексиканец внимательно рассматривал своего противника, и ему явно не нравился этот крепкий широкоплечий мужчина со сломанным носом и глазами словно из серого графита.
— Вы чего-то не понимаете, — холодно произнес он. — Это же индеец. Он — ничто. Собака. Вор.
— Там, откуда я приехал, — ответил Муни, — не стреляют в беспомощных людей. И мы не истребляем индейцев, когда они не могут защищаться. Мы сурово поступаем с нашими индейцами, но только тогда, когда у них есть шанс противостоять нам. Я полагаю, что и к этому человеку надо отнестись так же.
— А вы не похожи на других гринго, — заметил мексиканец, махнув рукой. — Я — дон Педро, и у меня самая большая гасиенда в этой стране. Полиция, солдаты — все явятся по моему первому слову. Ты перешел мне дорогу, и теперь во всей этой пустыне тебе не найдется места, чтобы спрятаться от меня. Вот мы сейчас и посмотрим, насколько ты смел.
— Попробуйте. — Муни пожал плечами. — Я засуну свой револьвер в кобуру, а вы все трое можете попытать счастья. И уж конечно, — Муни при этих словах расплылся в самой что ни на есть дружелюбной улыбке, — вы первым получите пулю в живот.
Дон Педро был не дурак. Он понимал, что даже если его сподручные потом убьют этого гринго, то ему это уже не поможет. Он, отпрыск старинного рода, останется холодным и недвижимым в пустыне Сонора. Думая так, он испытывал весьма неприятные чувства, ибо высоко ценил свою жизнь и считал, что для дона Педро смерть от руки проходимца-гринго — слишком уж незавидная участь.
— Вы дурак! — заявил он высокомерно.
Потом скомандовал что-то своим людям и развернул лошадь.
— А вот вы не так глупы, — ответил Муни, — если решили уехать.
Когда мексиканцы исчезли вдали, он взглянул на индейцев. Они смотрели на него как на Бога. Улыбнувшись в ответ, Тэнслип пожал плечами. Потом его лицо помрачнело.
— Нам надо убираться отсюда, — сказал он, затаптывая огонь.
Он махнул рукой в сторону пустыни, потом взвалил тюк на ослика, а сверху подсадил старика.
— Дорога может убить тебя, старик, но если я не ошибаюсь, тот господин вернется сюда со своими друзьями.
Девочка сразу же все поняла, но отказалась сесть к нему на лошадь и бросилась в кусты.
— Надеюсь, ты знаешь, куда идешь, — сказал он и последовал за ней, надеясь, что она выведет их в безопасное место.
Маленькая индеанка шла на юг, пока они не достигли длинной голой скалы. Тогда девочка быстро взглянула на Муни снизу вверх, жестом показала на скалу, а потом повернула к востоку в глубокий каньон. Уже стало темно, но она все шла вперед, не разбирая дороги. Казалось, она не знала усталости.
Наконец девочка остановилась на сухой полянке. Для привала место вполне подходящее. Достав флягу, полную воды, Тэнслип сварил кофе, старик сперва осторожно пригубил, а потом жадно выпил все без остатка.
Положив в котелок мясо, он жестами показал девочке, чего хочет. Она ушла в заросли и всего через несколько минут принесла сочные желтые и зеленые стебли.
— Индейская капуста! — воскликнул он. — Никогда не думал, что это хорошая пища!
Муни предложил ей положить стебли в жаркое, и девочка быстро закивала. Он очистил единственную картофелину и тоже бросил в котелок.
Все трое поели, потом легли спать. Девочка расположилась возле отца и наотрез отказалась взять одно из одеял.
Они рано встали и снова двинулись на восток.
— Вода? — спросил он. — Aqua?
Она махнула рукой вперед, и они тронулись в путь. У Тэнслипа потрескались губы, лицо старика пылало жаром. А девочка все брела и брела, хотя сама тоже выглядела ужасно. Наступил вечер, как она вдруг, взмахнув рукой, юркнула между камней. Муни пустился за ней и увидел ее стоявшей возле источника, до краев наполненного водой. Но в нем плавал дохлый койот.
— Далеко? — спросил он у нее жестом, имея в виду следующий источник.
Она покачала головой и показала на небо, желая объяснить, что туда можно добраться к вечеру следующего дня или через день. Ни то, ни другое им не подходило. Они не выдержали бы пути.
— Ну хорошо, — кивнул Тэнслип, слез с лошади и расседлал ее. Пока девочка устраивала отца поудобнее, он выбросил мертвого койота из источника и начал разводить костер, подкладывая туда побольше сухих веток. Когда собралось достаточно древесного угля, он наполнил водой котелок, положил сверху на три дюйма угля и поставил его на огонь. Дав воде прокипеть с полчаса, он снял сверху грязь и уголь, под ними оказалась чистая и светлая вода. Он отлил немного, чтобы сварить кофе, а в оставшуюся снова положил уголь. Когда они утром собирались в путь, вода оказалась вполне подходящей. Он наполнил флягу, и они отправились дальше.