Вспомнить Нельзя Забыть (СИ) - "Ores". Страница 16

Объятия со спины становятся откровением! Я по-прежнему не могу открыть глаза, да и вообще пошевелиться, это странно, но не пугающе, как будто любое моё новое состояние имеет место быть, если Вик рядом. Но счастье длится недолго, только что обнимающие руки болезненно сжимают шею, а толчок сзади опрокидывает грудью на капот. Сорванный ремень оцарапывает нежную чувствительную кожу на животе, штаны Вик приспускает рывком, что выглядит совершенно по-блядски. Полнейшая беспомощность вызывает отвращение к самому себе, холод опаляет грудь. Стиснув зубы, хочу вырваться и на хуй послать, но не могу. Моя сущность, наплевав на гордость, выполняет своё предназначение. Распластанный по машине я всё выше поднимаю бёдра, не зажимаюсь, когда скупо смазанные слюной пальцы напористо растрахивают тугие мышцы заднего прохода, не стараясь помочь, расслабить или приласкать, как должно быть, а наоборот, причиняя унизительную боль, демонстрируя своё превосходство. Вик наслаждается тем, что делает и видит. Шире разведя мне ягодицы, хлещет их ладонью каждый раз, когда я приседаю, не в силах вытерпеть. Я знаю, чьи это руки, чьё дыхание позади, чьё возбуждение упирается мне в бедро. Знаю и, чёрт подери, не понимаю, что делать. Не узнаю то, во что превратился Бойко. Но и отказать не могу. Такое со мной впервые, чтобы я вообще себя не контролировал, поэтому ору, когда горячая головка члена упирается в меня, а дальше следует давление, от которого искрится в глазах.

Толчки тугие и короткие, как от отбойного молотка, механические, он натягивает меня снова и снова, раз за разом повторяя простое действие, и имеет не только тело, но и конкретно — мозг. Продолжает так, пока не замедляется, делая толчок глубже, насаживая меня, как кусок мяса на шампур. Дыхание его меняется, грубеет и сбивается. Я дрожу. По-блядски выстанываю и только тогда чувствую собственное возбуждение во всей красе. Адреналин хлещет в кровь, и я пьянею, голова кружится, но всё это чувствуется вполовину слабее, чем могло бы, так сильно и долго хотел Вика. Меня тошнит от собственного «Я», потому что с Ним хочется иначе, и я не готов возвращаться в этот мир бесконечного распутства и продажи себя. На глаза наворачиваются слёзы, слишком много всего сразу —это было остро, возбуждающе, горячо и больно. Быстро и грубо. Неправильно. Пытаюсь дёрнуться, но Вик сильнее прижимает меня к капоту, обездвижив окончательно, я даже не могу подмахивать, а ему как будто это и не нужно, словно трахает резиновую куклу! Сдавливает шею, и я не могу дышать. Его злость толкается в меня последними фрикциями, он сурово сжимает мне ногу, дёргается в последний раз, и я чувствую, как сокращается его член, а тёплая сперма льётся внутрь, и…

Открываю глаза и резко виляю влево.

Пальцы становятся деревянными. Как только смог удержать руль?..

Ещё пара секунд, и вон то дерево разделило бы авто пополам, как и всю мою ёбаную жизнь.

Уснул, сука!

За рулём уснул. Слава Всевышним… сон!

Сбрасываю скорость, удивляясь, как сто сорок набрать успел. Останавливаюсь, глушу, прикуриваю и только потом смотрю на Вика. Он пялится на меня, как на второе пришествие, но, спасибо, не комментирует. Я бы сейчас стёба точно не вынес, как и упрёков.

— Дерьмо случается, — пожимаю плечами и выбираюсь на улицу. Отхожу от капота подальше. И от парня тоже. Сейчас мне его близость, как серпом по яйцам. Возбуждение всё ещё бродит во мне, как вино на солнце, и страшно хочется побыть одному. Но Вик выходит следом. Я повторяю, что он не курит, кажется, скоро Бойко перестанет этому верить и начнёт. — Ты сейчас словил наваждение? — спрашиваю прямо, пояснять, какое — нет смысла. У нас с ним одно мутировавшее сознание, и если это видел я, то, скорее всего, и он. Паранойя становится феноменальной. Стрёмно себя чувствую, вроде и против природы не попрёшь, я же на него не наезжал, когда он в шерсти ходил, но как-то тошно от себя.

— Видел, — дышит глубоко, тоже отходит. Я схожу с ума от нашего везения. Да и просто схожу. — И я не хочу так, Дан.

Ухмыляюсь. А хули ещё делать? Боюсь, после увиденного он уже никак не захочет.

Пожимаю плечами, тушу окурок.

— Как хочешь. Нам нужен нормальный сон и помыться. Может, даже отдельный номер тебе выбьем, где хотеть не придётся.

Рука Бойко ложится мне на плечо, сжимает твёрдо, но не так равнодушно, как в том мороке. Заставляет развернуться к нему, хмурится.

— Я никогда не трахну из жалости. Слышишь, Дан? — киваю ему, как болванчик. — И ещё: обещай, что скажешь, когда наступит край терпения?

Держу затяжку в себе, чтобы не пыхнуть в это слишком искреннее лицо, соглашаюсь.

— Не скажу. Покажу.

— Отключи эти видения, если можно?

— Если б я мог… — Глухим кашлем прочищаю лёгкие. — Постарайся меня не касаться! — двигаю плечом не резко — обречённо, его пальцы прожигают мою куртку. Этот непонятливый недоволк даже не знает, что я всё бы отдал, вернись хоть одна ночь, в которой он помнит нас. Моё тело, заводящееся, едва его дыхание касается кожи около шеи, а после следуют губы, сухие и тёплые. Интимное тихое рычание вздыбливает каждый волосок, дёргает член. А Вик гладит, он любит проходиться по моим точкам возгорания, безошибочно в нужном порядке.

Мысли, от которых хочется взвыть и поджечь что-то вроде постели, сменяются досадными раздумьями, как сука-а-а-а побыстрее добраться до Смоленска. Надо собрать силы, сесть за руль и подумать. Почти двое суток с Виком в машине — это пытка. Светиться в общественных местах типа вокзалов — небезопасно, прежде всего, для Бойко. В сотый раз спрашиваю своё внутреннее «я», почему Вик забыл то, что было предопределено. И уж точно дело не во мне. Или во мне? Или лучше поменьше думать о себе? Представляю, как сходит с ума Славка, искусанный дочками и женой — холодеет в животе. Надо действовать по старинке: делать, как велит сердце, а потом взвешивать степень пиздеца.

— Вик, ты доверишься мне настолько, что сможешь закрыть глаза?

Виктор

Блин, он говорит это так, словно задумывает что-то в обход самого себя. Дан вообще очень часто проваливается в свои мысли. Чёрт с тобой! На тебе, как на войне! Я закрою глаза, но если опять полезешь целоваться… Вслух сказал! Волков начинает улыбаться. При общей усталости и измотанности до впалых щёк это слегка радует.

— Что ты хочешь делать?

— Попасть, куда нам надо, по-щучьему… Нет, по-сучьему велению. Даже объяснять не буду: долго и не поверишь.

Пока морально готовлюсь, он берёт клык и приседает перед волком на корты. Я заметил, что после лагеря археологов у них общение стало налаживаться. Когда спелись? Зверь понимает ситуацию лучше меня? Но сейчас волк зверится, прижимает уши, достаточно убедительно обнажает желтоватые клыки, когда ему опять подсовывают артефакт.

— Вик, нужна помощь! — и сейчас Дан обращается не ко мне, а к зверю, делая это так естественно, что руки опускаются. — Проведи нас через теневую зону, — у волка вострятся уши. — Только ты найдёшь след безумного Демона, притащившего этот зуб. Нам надо туда, где он его взял. Поздно я подумал с холодной головой. Слишком сильно переживал. И да, ты вправе сделать вид, что меня ни хрена не понимаешь. Но вот беда, знаю уже — понимаешь.

====== Часть 6 ======

Вик

Дан ведёт себя странно, а волчара — ещё страннее. И вникать в происходящее даже не пытаюсь. Тем нелепее ощущаю себя в этом мире, пятом измерении, где ранее компактная, скрученная реальность лежала под носом, но её никто не видел, а сейчас выпустили джина из бутылки. Наверное, увидев такое, люди начинают писать фантастические романы. А моя обескураженность сменяется дикой жаждой. Как же… ёб вашу мать, интересно жить! Сейчас из окружающего мира крадут свет и краски, стены вокруг истончаются, сгущается воздух. И за секунды до крика Дана «Вик, сейчас же захлопни глаза!» я вижу Зазеркалье. То, во что не верят, но подсознательно чувствуют. В этом мире нет времени и чётких границ, нет живых приятных запахов, нет тепла. В тело вонзает когти холод, причём сразу глубоко, вырывая судорожный выдох. Но тут же мою ладонь сжимает рука.