Вспомнить Нельзя Забыть (СИ) - "Ores". Страница 47
Начинаю кое-что понимать, слышать того Старика, голос которого громом гремел в голове и не мог достучаться до моего сознания. Слишком много было в крови наркотиков и подавителей. Внезапно он стихает, как сильный ветер, изорвавший в лохмотья плотный саван сизых туч. Отрываясь от корней и стремясь к человеческому прогрессу, мы теряем первобытную силу, навыки ворожбы и заговоров. Самому древнему из старейшин Салана — более четырëхсот лет. Леону, который всегда скрывает свой возраст, — скорее всего, три сотни. Мирре всегда тридцать, но что-то она слишком хорошо ориентируется в интригах царской России. Из её уст я однажды услышал «сыновья», но не стал допытываться, увидев, как в зелёных глазах оскалилась тьма. Я такой сопляк рядом с ними… но они смотрят на меня с верой и уважением. Раньше всё думал почему, откуда это пришло? Я огрызнулся громче других, стал сильнее, вырос, повёл за собой по тому пути, на который они сами ступить не решались, не потому, что хотел командовать, а потому что не видел иного для себя. Вывел из тёмного леса, так как сам тьму не люблю. Эти мудрые старейшины доверили Стаю мне, ведь я не боялся перемен и смог развить в себе Дар, а не усмирить проклятье.
Кто-то всё говорит о чистоте крови, о первородных, хранящих тайны и силу, — мне не надо приписывать эти заслуги. Я бы с удовольствием просто пожил с отцом и матерью, почувствовал, что такое семья. Но вместо этого мне дали целое поселение. И если сейчас Стая пришла за мной в ад, на край света, в пекло боя, значит, признала Вожаком и в аду, в бою, на краю земли, да в любой точке мира! И мне нужно передать им столько уверенности и сил, чтобы никто не усомнился: оборотни — мудрое племя, способное жить в мире с другими существами.
Чужаки, не желавшие посмотреть в глаза солнцу, живущие в чащобе старообрядцы и человеконенавистники, не имеющие желаний и целей, призвали Древнюю Силу, не подумав о других. В своей злобе и недалëкости решили, что само существование моей Стаи ставит под угрозу весь род. Какой бред. Но Сила всё же послушала их и решила обезглавить мою стаю — усмирив обязанностями молодого буйного Вожака, вернув на тихую безгласную тропу, но опоздала. У меня уже был тот, кому я доверил часть души. Этого не учли ни звёзды, ни кометы. В Салан приехал неч, одержимый Демоном, целью которого было меня убить. Но вместо этого всё пошло наперекор судьбе. Или согласно её воле, разбери теперь? Значит, было что-то прописано в скрижалях попрочнее волчьей шкуры и чешуи демона… Дан, он даже не особо старался, но я сколько ни бежал потом прочь — всё время влипал в него. Потому что у любви есть редкое право — не иметь правил.
Когда раньше дрался с оглушëнными безумием пацанами, которых, искусав, и заразил безумием Кир, знал: любыми путями должен вернуть их в Салан. Когда бросил вызов Вагнеру, я знал, что взваливаю на плечи непосильный груз и назад отступить нельзя. Когда выступил против армии нежити, пришедшей забрать Дана, я бился за своё сердце, и оно стало одним на двоих. Каждый мой бой не был похож на предыдущий, словно я взвешивал в руке каждый меч, каждую истину, каждый итог. И за это мне не нужна похвала, достаточно того, что моя стая рядом со мной, даже волчата пошли бы следом без приказа.
Против меня ощерилась сама Теневая, рвущаяся к истокам. Вот только я ей не был должен ничего. И сворачивать свои цели не собирался. Сила всегда питалась нами в Сумеречной зоне, и брала страшную плату за помощь. Сейчас она на стороне диких чужаков, бросивших мне вызов, ведь инстинкты сильнее разума.
Что могла эта разношëрстная орда из нескольких диких стай знать про наши мечты?! Ничего. Но сделать смогла многое.
— Уходите в чащу, поджав хвосты! — веду диалог в попытке достучаться. — Вы ведь почти забыли, как это ходить на ногах, широко расправив плечи? А в Салане уже есть медики, учёные, спортсмены и учителя — это те, кто смотрят в будущее и видят себя в нём не тварями в ночи, а полноправными жителями! Я даю вам шанс спасти свои шкуры и одуматься. — Моё горло исторгает леденящий вой, стая напрягается, самые отважные прижимаются к земле для прыжка.
«Да, мне дорог каждый оборотень на этой земле. И я помогу вам обрести то, что слепо ищите во тьме заблуждений».
Я твёрдо стою на лапах, ведь мои волки умеют сражаться. Это знают инкубы и кабаны, люди и гномы. Теперь узнают и волки. Биться со своим народом — это всегда давиться привкусом вины. Я этого не хочу. Приносить в жертву заплутавших — не по моим понятиям.
«Ты умрёшь, предатель, и твоя стая захлебнëтся в крови!» — последнее услышанное мною, прежде чем стая бросается в бой.
Охотники жестоко рвут чужаков, чтобы те хорошо почувствовали, как были не правы, но крупные артерии и важные органы не трогают. А вот старообрядцы о чести позабыли. Ищут слабых, нападают толпой, обламываясь раз за разом, когда наши прикрывают собой друг друга. Вой смешивается с рычанием и непогодой — небо, взбесившись, осыпает мелким противным дождём и кричит громом, как будто наших голосов недостаточно. Вся природа бунтует против происходящего, и я с нею заодно.
Откинув очередного дерзкого безумца, принимаю боевую трансформацию, встав в полный рост, взглядом обшариваю поляну, где схлестнулись стаи. Теперь я выделяюсь и вижу всех, слышу всех, каждое сердце, направляю каждую мысль в горячих головах — это ужасающе и прекрасно одновременно, мощь и сила волнами накатывают друг на друга, оставляя после себя кровавые следы на сырой земле. Охотники Салана к такому контролю привыкли, а вот чужаки воют и трясут головами, но потом ещё больше звереют, выплëскивая бешенство. Их сбивают с ног, прижимают к земле, по которой течёт смешавшаяся волчья кровь, давят большинством и тактикой боя. Сила, которая должна всех объединять, передавать знания и навыки, вдруг всё разрушила.
«Они нужны тебе такие? Безумные чада, алчущие лишь удовлетворять первобытные инстинкты!» — спрашиваю, ни к кому конкретно не обращаясь.
«Все важны вместе и каждый по отдельности!» — упрямство у стариков в крови.
«Тогда вразуми их, пока не случилось беды!» — всё не должно так быть, и я кричу об этом без страха.
Я прыгаю на огромного зверя, чем-то напоминающего Леона. Сразу выделил его из всей стаи — вожака видно всегда. Впившись клыками в загривок, срываю с волка скальп, вдавливаю в землю. Будь на моём месте Вагнер, он бы для пущей убедительности упёрся членом под хвост. Чтобы максимально доступно объяснить приоритет силы на своей территории. Кир всегда начинал с унижения. Моей же целью было дать шанс одуматься. Чужак замер, задохнувшись и явно охренев.
— Посмотри, что мои охотники делают с твоими. Это результат многолетних тренировок и обучения. Ты не пришёл с миром узнать природу своих опасений. Ты привёл сюда убийц! После того как сам облажался, призвав силу! — оборотень с чудовищным напором пытается рвануться из-под меня, смыкая челюсти на бедре чуть выше колена. Тогда я хватаю бесноватого зверя за горло, прочитав в расширенных зрачках вызов и расчёт.
«Твои притязания на пост лидера меня не убедили! — И прокусываю, вгрызаясь всё сильнее. — Я всегда буду сильнее тебя!»
Вожак в конечном итоге сам принимает решение и берёт ответственность на себя. Там, под воздействием наркотиков, принявший наследие воинов-гару, я осознал, что мною и даром могут воспользоваться враги. Переправил Силу Дантресу, доверяя ему, как никому, но просчитался: иная природа Дара стала ядом для инкуба. В любом случае, я собирался всё вернуть, но пока не мог сообразить как. Сила — не заноза, просто так не выдернешь.
Дана только вспомни — выскочит как чëрт из табакерки. Вот только сейчас он не бес, а вполне себе волк, точнее… Ухмыляюсь: не в обороте, заперт в теле зверя, но смотрится эффектно. До боевой трансформации не дотянул, но зверь получился полноценный. А как иначе, если в тебе Наследие оборотней? Вот только совсем белый, как альбинос. Ладно, хоть не цвета радуги. Белая ворона — как всегда! За ним, взрывая когтями дëрн, трое чужаков, ослеплëнных желанием убить. На пасти кровь, дыхание сбито. Силы Дана блокированы, он и зверем управляет с трудом. Плохо дело! Если Дан привёл их сюда, и его способности не работают, виноват «подарочек»: случится может всё что угодно.