Медсестра для бывшего. Ты меня (не) вспомнишь (СИ) - Варшевская Анна. Страница 16
Ласковое прозвище.
– Всё в порядке, – из лабиринтов памяти меня вырывает голос. – Володя?
Фокусирую взгляд на другой девушке, стоящей передо мной.
– Всё готово, можно есть, – говорит негромко Надя.
Глава 15
Владимир
В этот день я всё-таки остаюсь дома. После завтрака сбегаю к себе в кабинет, оставляя Надю с матерью. Удивительно, что после вспышки воспоминаний у меня не разболелась голова. Или это начало действовать лекарство? Да и массаж добавился, наверное…
Немного придя в себя, решаю, раз уж у меня выдалось время, разобраться в рабочих документах. Кое-что я могу делать, только находясь на службе – при надлежащем уровне секретности. Но есть куча рутины, которую вполне можно сделать дома. Да и в личных документах было бы неплохо разобраться.
Постепенно разгребаю скопившийся бардак, и уже ближе к вечеру обнаруживаю папку с документами о продаже квартиры. Задумчиво перелистываю. Все подписи на месте. Вот и мамина, по генеральной доверенности. Даты… Вроде бы всё в порядке. Нахожу контакты покупателей. Верчу в руках завалявшуюся карточку риэлтора. Откладываю в сторону.
И всё же, почему вдруг продажа? Устало тру лоб. Как же раздражает эта пустота в памяти…
Раздаётся стук в дверь, в кабинет заглядывает Надя.
– Володя, уже шесть вечера, – несмело проходит внутрь. – Мне ехать пора, а вам нужно сделать второй укол.
– Да, помню, – вздыхаю.
В этот раз уже не так неловко. Или, может, я настолько загрузился мыслями о прошлом, что не задумываюсь о происходящем в этот самый момент? Опять погрузившись в размышления, внезапно решаю спросить:
– Надя, что, по-вашему, может заставить человека, которому не нужны деньги, продать квартиру? – втягиваю воздух сквозь стиснутые зубы, чувствуя воткнувшуюся иголку, почему-то сейчас значительно больнее, чем было утром.
– Извините, – охает Надя, – потерпите чуть-чуть, сейчас, уже всё.
– Всё нормально, – выдыхаю, приводя себя в порядок и поворачиваясь к ней. – Так как вы думаете?
– Причин может быть много, – она пожимает плечами. – Нежелание иметь лишнюю недвижимость, ведь за неё надо платить налоги. Или плохие воспоминания, – прикусывает губу и отворачивается. – Я пойду.
– До завтра, – киваю ей.
Плохие воспоминания – это вариант. Если бы они у меня были.
На следующее утро, дождавшись приезда Надежды, еду в свой старый район. Головные боли не возвращаются, и я надеюсь, что очередной укол препарата не даст им разрушить мой план: попробовать найти зацепки, которые позволят вспомнить ещё что-то.
Прохожу через знакомую арку, поворачиваю налево, отсчитываю третий подъезд. Задираю голову, чтобы увидеть окно кухни, выходящее на эту сторону. Почему-то взгляд цепляется за окна квартиры второго этажа. Хмурюсь, пытаясь поймать какую-то мысль.
«Там были другие занавески», – всплывает вдруг.
Да, действительно. Солнечные, ярко-жёлтые, совершенно цыплячьего оттенка. Но это не потерянное воспоминание, я их видел и раньше. Непонятно только, почему вдруг это мешает мне сейчас.
Пальцы до сих пор помнят код домофона наизусть. Я захожу в подъезд и поднимаюсь на четвёртый этаж. Звоню в знакомую дверь. Открывать мне не спешат, но я взял с собой рабочее удостоверение и паспорт, которые показываю в глазок, так что в итоге всё-таки вижу хозяйку квартиры – судя по детскому голосу, доносящемуся из коридора, молодую мамочку.
– Здравствуйте, – улыбаюсь как могу обаятельно. – Я предыдущий владелец этой квартиры…
– Мы купили её у другого человека, – пугается девушка.
– Не переживайте, с покупкой у вас всё в порядке, – поднимаю руки, надеясь её успокоить. – Я пришёл просто узнать кое-что.
– Я ничего не знаю, – она качает головой. – Мы въехали сюда только три месяца назад.
Вот же… зараза. То есть это уже следующие покупатели. Значит, выяснять у нее что-то бесполезно.
– А предыдущие владельцы что-нибудь говорили о том, как они покупали эту квартиру? – делаю ещё одну попытку.
– Да нет, – девушка пожимает плечами, немного успокаиваясь. – Всё как обычно, проблем никаких с ними не было.
– Понимаю. Спасибо, – киваю, сдерживая своё разочарование.
Медленно спускаюсь вниз, но что-то дёргает меня остановиться на втором этаже. Опять этот второй этаж. Что с ним не так? Торможу на площадке, прислоняясь спиной к перилам.
Пока пытаюсь нашарить в памяти отголоски прошлых событий, в замке одной из дверей поворачивается ключ. Из квартиры выходит сгорбленная старушка, по виду – ровесница мировой революции. Подслеповато щурится, разглядывая меня.
– Батюшки! – всплёскивает руками. – Володька, неужто ты?
Меня вдруг прошибает потом.
– Здравствуйте, Марья Гавриловна, – слова вылетают на автомате, раньше, чем я успеваю сориентироваться.
– Чего ж ты тут делаешь-то? – старушка упирает руки в боки. – Динка твоя уж сколько годков тут не живёт! Ты чего это, милый? А? – слышу я встревоженный голос и понимаю, что сжимаю руками голову, в которой словно стучат сотни молоточков.
– Володенька, тебе чего, плохо, что ль? Иди-ко, милый, давай, присядь сюда вот.
На автомате прохожу в тёмную захламлённую прихожую, плюхаюсь на какой-то стул.
– Воды тебе принести, может, иль врача вызвать?
– Воды, если можно, – выдавливаю из себя.
Боль постепенно успокаивается. Жадно делаю несколько глотков из поданного стакана.
– Ну чего, получшело, что ль? Да с чего тебя так прижало-то? – сердобольно спрашивает женщина.
– Марья Гавриловна, – поднимаю на неё глаза. – А я к вам ведь пришёл.
– Ну надо же, – на меня кидают подозрительный взгляд. – И чего тебе от меня понадобилось?
– Я… память потерял, – внезапно догадываюсь, как нужно себя вести.
– Да ты что?! – в голосе такое любопытство, что я понимаю – угадал.
Это же какой шикарный повод сначала пересказать все сплетни мне, а потом обсудить уже меня с такими же дряхлыми, как она, старушками, регулярно сидящими на лавочке возле подъезда.
– Да, вот так вот, – развожу руками. – Вспоминал, кто может мне помочь, и сразу о вас подумал. Поможете мне, Марья Гавриловна?
– Ох ти-и! – тянет старушка. – Да конечно помогу, милый, как не помочь-то! Только я тут в магазин собиралась вот, а то хлеба дома нету…
– Давайте я схожу, – поднимаюсь со стула.
– Сходи, милый, сходи, ох и выручишь меня, старую, – довольно приговаривает Марья Гавриловна. – А я покудось чайник поставлю.
Спустя полчаса довольная женщина разбирает принесённые мной пакеты, ворча, что я уж слишком потратился – накупил и красной рыбы, и колбасы с сыром, и торт к чаю. Но вижу – довольна. Это самое главное. С трудом сдерживаю нетерпение, пока мне заваривают и наливают чай.
– Марья Гавриловна, – обращаюсь к севшей наконец напротив меня старушке, – вы можете рассказать что-нибудь… обо мне? Вы упоминали какую-то Динку…
– Ох, ну надо ж, – она качает головой. – Это сколько ты забыл?!
– Я и сам не знаю, сколько, – говорю расстроенно.
– Ну хорошо, – старушка растерянно жуёт губами, задумывается. – Странно, что Динку ты не помнишь. Она с матерью тут жила, в соседней с моей квартире. Мать у неё ух красавица была, да и Динка тоже – в детстве воробышек воробышком, а потом расцвела. У меня вот подружка юности такая же…
– Почему была? – тороплюсь вернуть её к тому, что мне интересно, а то разговор уйдёт в какие-нибудь дебри.
– Кто была?
– Ну, вы сказали, мать у неё красавица была.
– А-а, дак сгорела у ней мать-то, – словоохотливо продолжает Марья Гавриловна. – Аккурат лет семь назад, как вот твоя мать квартиру продала.
– В каком смысле сгорела? – мне становится не по себе.
– Дак она ж пекарь была, на хлебозаводе работала, вот и случилось там чего-то, несчастный случай какой-то. Лицо у ней тоже обгорело. Но хоть жива осталась. А дальше я уж не знаю, они, как это всё случилось, квартиру быстро продали.
– А… Дина? – голова у меня идёт кругом, концы с концами не сходятся. – Вы сказали, «твоя Динка», почему моя?